— Михаил Валерьевич, как Вы, человек, всю жизнь занимающийся историей войны, реагируете на события современности?

— Я всегда придерживался логики, что, как сказано в Коране, победитель — это не тот, кто победил много врагов и захватил много трофеев, а тот, кто не допустил войны. Для меня эта история началась с того, что мой сын, отслуживший не так давно в армии, получил смс-сообщение на телефон, что не сегодня-завтра должен явиться в военкомат. Он уже года три как живет на гражданке, работает археологом на острове Свияжск, воспитывает дочку. Но как только начались события в Крыму, еще не в Донбассе, а в Крыму, он получил вот это сообщение.

Я понимаю прекрасно, что это могла быть провокация, но почему-то я как отец воспринял это как правду. Почему?! Нас приучили к такой правде: что если, не дай Бог, где-то возник конфликт: в Югославии, на Кубе, в Африке — где угодно, у нас обязательно заберут детей. В России нет ни одного поколения, которое бы не воевало. Мой прадед воевал, дед воевал, мои одноклассники воевали в Афганистане, мой сын вполне мог воевать в Чечне, а сейчас готовится база для моего внука, потому что и через десять лет на Украине это не закончится.

Когда еще только-только события в Крыму начинали разворачиваться, мой друг, кстати, украинец по национальности, спросил, серьезно ли там все это. Я сразу сказал: никогда это не закончится миром, потому что даже если мы дальше Крыма не пойдем, все равно украинцы это так не оставят (пусть не сами жители, а те, кто стоит у них за спиной), кровь обязательно прольется. Это было понятно еще тогда, когда все радовались, кричали «Ура! Мы поедем в Крым бесплатно загорать!» Я туда загорать ездил каждый год, у меня там сестра живет в Керчи. Никакой разницы между украинским Крымом и российским для меня не было. Никакого фашизма там не было, как не было и угрозы русскому населению.

— На Ваш взгляд, как эти события осмысливает нынешнее поколение молодых, в том числе ваши ученики?

— Для меня это тоже острый вопрос, потому что вся наша патриотическая деятельность: поисковые экспедиции, марши Памяти и так далее — перечеркивается одной программой на российском телевидении, где ведущий говорит, что все украинцы — фашисты.

У него главная задача натравить наших внуков и детей на наших же братьев и сестер, живущих за рубежом. Не сказать, что есть хулиганы и провокаторы и там, и тут, а именно натравить.

Мой дед, Черепанов Михаил Иванович, когда попал в плен в 41-ом, чудом уцелел, бежал в 43-ем в Бельгии из шахты. И первый, на кого он тогда нарвался, это был немецкий крестьянин. Уж кто-кто, а он должен был сдать его по всем законам. Вместо этого крестьянин дал ему 10 пфеннингов и показал, в какую сторону бежать.

Дед ту монетку всю жизнь хранил, передал мне и, умирая, завещал: «Никогда не путай немцев и фашистов».

Поэтому когда сейчас нашим внукам пытаются внушить, что все живущие на Украине — потенциальные враги, если они, конечно, не русские, я считаю, что это самое настоящее предательство российских интересов и наших подходов к воспитанию в том числе. Нельзя на этом воспитывать детей, нельзя!

Одесса что показала?! Кто там был самым главным бандитом, сжигал живых людей? Спортивные фанаты, фанатики-националисты. Их ведь не в спецлагерях воспитывали, а на спортивных стадионах. Кто сейчас во время матчей вывешивает плакаты «С днем рождения, дедушка» в день рождения Гитлера? Опять же фанаты. С недавних пор на них стали немного ворчать, но и сейчас по большому счету их никто не трогает. А я глубоко убежден, что именно такие фанатики являются движущей силой и бандитских группировок, и национальных распрей, и даже межгосударственных столкновений.

— Как можно противостоять этому опасному фанатизму?

— Опять-таки воспитывать детей. Ведь эти хулиганы-фашисты, фанатики-националисты появляются именно потому, что им в школе не рассказывали о том, что такое на самом деле фашизм.

Даже в фильме М. Ромма «Обыкновенный фашизм», который я показываю в музее, ничего не сказано о планах Гитлера по отношению к нашему населению. Про евреев — да, а про остальных жителей Советского Союза — недостаточно.

План «Ост» предусматривал оставить на территории Советского Союза 50 миллионов жителей, то есть четверть населения того времени, независимо от национальности.

Великий рейх должен был быть только до Волги. Как это планировалось сделать, никто об этом ни в одном учебнике не пишет. Но мы знаем, что у Гитлера уже была такая возможность: с помощью своих ракет и урана он мог осуществить этот план.

Я когда веду экскурсии или читаю лекции про войну, объясняю детям, чем отличался Сталин от Гитлера. Когда у Сталина появилась возможность сделать урановую бомбу, он понял, что оружие массового поражения ему не нужно. Против кого его применять? Против какого населения? У нас не было задачи уничтожать мирное население.

А Гитлер, как только у него появилась такая возможность, сразу за нее схватился! Его ученые урановую бомбу сделали к 45-му году. Фюрер ею хвастался, и если бы наши к 30 апреля не дошли до Берлина, он бы начал радиационную войну, это факт.

Почему мы об этом не рассказываем детям на уроках истории?! Вот именно поэтому появляются любители Гитлера, Бендеры и других, потому что они просто главного не знают. У них застряло в мозгах, что если бы здесь была Германия, то здесь был бы порядок. А что плохого в порядке, даже если ты раб?

У меня дед работал на шахте в плену, в Бельгии. После войны его обвиняли в антисоветской пропаганде, потому что он рассказывал, что у пленных было 2 костюма: один — работать в шахте, другой — носить наверху. И это уже звучало как антисоветская пропаганда, потому что у наших людей такого возможности не было: и крестьянин, и рабочий, работали в той же гимнастерке, в которой пришли с фронта, какой костюм?!

Беда в том, что у людей до сих пор в голове осталась формула: «фашизм — равно цивилизация, порядок». И люди в это верят.

— Вы ведете занятия в нескольких школах Казани — восполняете пробелы в знаниях?

— Я сам заканчивал не истфак, а факультет журналистики, вот почему я к истории отношусь не как к науке, которую надо поставить на полку, а как к сценарию жизни, и его надо изучать каждый день и повторять детям и внукам, чтобы не наступать на те же грабли…

Я веду занятия в кружках в четырех гимназиях. Начинаю специально с 6 класса, потому что потом уже поздно: в старших классах бесполезно начинать объяснять эти вещи, настолько там мозги перегружены другой информацией, что дети считают себя почти стариками, у них уже интереса к жизни в глазах не увидишь.

Когда мы с ребятишками играем в генштаб, я задаю вопрос: как бы вы поступили на месте Сталина, Гитлера, Черчилля — тогда ведь было три главные действующие силы в мире.

Как вы думаете, какое решение принимают дети? У них в голове пока нет знаний про международное положение дел, сговоры и прочее.

Но когда мы начинаем разбираться, дети принимают решения, дублирующие решения Гитлера, Сталина и Черчилля, а иногда даже оказываются более дальновидными.

Спрашиваю, к примеру, — что мог сделать Гитлер, чтобы освободить свои территории или раздвинуть границы до Урала? И мальчонка мне говорит: «Гитлеру не надо было ссориться с учеными». И ведь это действительно так: если бы тогда этот фанатик не объявил войну своим ученым, евреям, то ему не смогла бы противостоять ни одна страна в мире.

Сегодняшние события и трагедии происходят именно от незнания сценария жизни, который мы проходили в разные годы, с разными поколениями, когда ради лишнего квадратного метра земли проливались реки крови, а стоящие у власти не успевали подумать, кто на этой земле будет жить, если уничтожается население. Чечня с чего начиналась? С желания обрести суверенитет. В итоге борьба за идею привела к сожженным городам.

Идейные лозунги, как правило, оборачиваются трагедией, благие намерения приводят в ад…

У нас два врага: фарисейство и фанатизм. Я когда рос, нас воспитывали в духе интернационализма, учили, что все кругом — наши братья, и мы должны сделать так, чтобы всем жилось хорошо. Если соседей обижают — помогать соседям, если негров в Африке — неграм. Я не говорю, что нельзя быть интернационалистом, но опасно, когда идею доводят до абсурда.

— Если говорить о сегодняшних принципах воспитания детей и молодежи, что Вас настораживает или откровенно пугает?

— Наблюдаю за нашим новым комсомолом. Когда это движение начиналось, на груди у ребятишек было написано «Молодая гвардия», а сейчас осталась одна буква «Я». Неужели ради этого стоило сколачивать самых инициативных, амбициозных, чтобы у них на груди осталось «Я»? А почему не «мы»? Вместо военной подготовки в школе осталось только ОБЖ — основы безопасности жизни. Чьей? Моей.

Мы учим детей как себя родного сберечь, а ради кого? Ради себя родного. И к чему придем?

Я уж не говорю про войну с фашистами на Украине, кто будет дом-то защищать?! Если, не дай бог, эта волна не остановится. А ведь это как пожар: он границу не видит. Кто даст гарантию, что эти ребята, которые сейчас учатся не подчиняться украинской милиции, не придут в соседнюю Ростовскую область?

Вот и получается, что основы знания истории не заложены, а воспитание идет с очень большими перекосами.

Сейчас мы обновляем учебник по татаро- и казаневедению. И в нем имеем полное право рассказать детям о вкладе наших земляков в дело обороны страны. Если мы покажем роль татар в деле укрепления российского государства, мы будем способствовать взаимопониманию татар и русских, башкир, мордовцев и т. д. И будет уже невозможно за два-три дня убедить наших школьников, что татары — это первые враги русских, как убедили сейчас украинцев. Ведь и в годы Великой Отечественной войны наши народы были вместе.

Потому только, что татары вместе с русскими и другими национальностями не допустили гитлеровской урановой бомбы, мы здесь и живем на этой территории. Однако нам почему-то сегодня гораздо проще объявить всех вокруг врагами…

— Музей-мемориал ВОВ может хотя бы отчасти работать на выправление этой ситуации?

— Мы это и делаем, только, к сожалению, далеко не с той интенсивностью, с какой могли бы. Вы когда сюда шли, не обратили внимания, что много хорошей рекламы всевозможных экспозиций, но нигде нет даже упоминания о том, что в Кремле есть музей войны? Мои небольшие афишки срывают и выбрасывают. Ситуация, в общем, понятная: мы — филиал Национального музея, здесь, в Кремле, мы чужие. Многие посетители даже не догадываются о существовании мемориала. На первом этаже касса продает билеты только на выставки кремлевских музеев, а к нам — нет. Получается, мы тут сидим как партизаны в лесу, в центре Кремля! Поэтому мы не выполняем той задачи, которую должны.

Некоторые школьные музеи имеют больше экспонатов, чем мы. Дело в том, что когда этот музей создавали, это была всего лишь временная выставка. Предполагалось, что в Парке Победы появится большой полноценный музей «Татарстан в годы войны». Но мы ведь живем в эпоху спортивных мероприятий, и тот самый мемориальный комплекс, который на всех планах назывался «Ватан», превратился в очередной спортивный комплекс.

Экспозиция в нашем музее до сих на уровне 50-х годов прошлого века: нет ни одного интерактивного экрана. Единственный музейный компьютер — на моем рабочем столе, все остальное куплено мной лично или моими друзьями.

Вот наши соседи за стеной: целый зал посвящен только кистеперой рыбе, и там работает четыре экрана. Согласен, про древних рыб надо рассказывать детям.

Но на примере только кистеперой рыбы и динозавра при всем таланте, материальном обеспечении, организованных флэшмобах и играх мы не сможем воспитать патриотов России.

Это можно сделать только в залах, где фотографии наших дедов и прадедов, где ребенок сможет понять, что он потомок большой семьи, великого народа, наследник тысяч значительных подвигов.

Нам надо менять форму подачи информации, подходы к изучению войны. Даже когда мы организовываем встречу с ветеранами, школьники и студенты уже не смотрят на них с таким восхищением, как когда-то мы, потому что у них нет той базы знаний, которая была у нас. Имена героев им ни о чем не говорят. Чтобы работа музея была плодотворной, необходимо подготовить восприятие молодежи, чем мы и занимаемся на занятиях кружка «Школа юного поисковика». Плюс в некоторых школах это делают учителя истории на уроках.

— Пока это больше похоже на штучную работу. А есть ли способы выйти на массовую аудиторию?

— Одним из таких способов может стать мемориал в Парке Победы. Предлагали там поставить «китайскую стену» памяти с фамилиями погибших земляков (их 365 тысяч). Проект масштабный, но не думаю, что он привел бы нас к воспитанию молодого поколения. Я спрашивал у ребятишек, которые живут вблизи парка и часто там гуляют, могут ли они назвать хотя бы одну фамилию из числа тех, что выбиты у Вечного огня. Конечно, нет: хотя это имена Героев, они воспринимаются скорее как орнамент.

Поэтому я предложил не тратить миллионы на новые плиты, а сделать электронный вариант Книги Памяти. Это будет терминал, где каждый сможет ввести фамилию родственника и получить информацию о том, где он служил, где погиб.

Хочется верить, что такой мемориал в городе появится.

— Работу по созданию электронной «Книги Памяти» в Парке Победы курируете Вы?

— Ее поручили сделать управлению по строительству мэрии Казани. Очевидно, что они будут заниматься созданием помещения, а кто отвечает за содержание, не знаю, ко мне пока никто не обращался.

Кстати, мемориал у Вечного Огня, надеюсь, пополнится новыми фамилиями. Я подготовил письмо на имя мэра Казани с именами тех, кого нет в списке. Их порядка 60 человек, это жители нашего города, герои, но когда составляли списки, почему-то про них забыли. Надеюсь, к 70-летию Победы в парке Победы появятся таблички с их именами.

— Михаил Валерьевич, почему вы без выходных работаете?

— Дело в том, что работа по дополнению Книги Памяти, базы данных, предоставлению сведений о погибших — это не музейная деятельность, я не могу заниматься ею в рабочее время. А если я это не сделаю сегодня, завтра будет некому, да и смысл уже утратится: многие вдовы ушли, детям участников уже многим под 80 лет, скоро просто некому будет сообщать информацию о погибших.

Запрашивают сведения не только родственники, но и музеи районов республики. Вот из Муслюмово для музея запросили информацию о своем земляке. Я кроме ответа на запрос предложил информацию о тех земляках, которые были представлены к званию Героя Советского Союза, но его не получили, и о них на родине ничего не знают. Дело в том, что наградные листы рассекретили только в XXI веке, до сих пор на сайте «Подвиг народа» появляются всё новые фамилии.

Мы увековечили в своей «Книге героев» 376 человек — героев Советского Союза либо уроженцев, либо жителей Татарии, либо татар по национальности. А на сегодняшний день мне удалось найти ещё 100 человек, которые родились или призывались у нас в республике, совершили подвиги, закрыли амбразуру, сбили самолет, были представлены к званию героя, но эти звания не получили. Почему — это уже другой вопрос, там действовали разные факторы — и национальный, и политический, и партийный. Но ведь беспартийный, который закрыл амбразуру, он все равно герой. В Татарстане из тринадцати человек, заслонивших амбразуру, героями стали трое, а про остальных никто даже не знает. Все это не дает мне спокойно сидеть дома в выходные.

— Вы сказали, что экспозиция музея-мемориала Великой Отечественной войны «застыла» на уровне 50-х годов. Что мешает ее обновить?

— Отсутствие финансирования. Новую концепцию экспозиции я разработал еще в 2007 году, как только пришел сюда на должность заведующего, но она пока так и не утверждена, хотя необходимость обновления руководство Национального музея РТ не отрицает.

— В экспозиции есть вещи, которые вы привезли из поисковых экспедиций?

— За годы поисковых экспедиций, только мы с сыном сдали в Национальный музей Татарстана около двух тысяч экспонатов. Но ни одного из них здесь нет, они в фондах, потому что за все эти годы обновления музея не было. Продолжаем привозить находки и сейчас, безвозмездно, в своих рюкзаках мы с ребятишками доставляем в Казань экспонаты. Они уходят в фонд Национального музея или расходятся по районным, школьным музеям.

— Как сегодня школьники попадают в поисковые отряды?

— Во-первых, туда попадают те, кто занимается у меня в кружке. Во-вторых, в школах работают мои друзья, сами раньше ходившие в экспедиции, они ведут новичков.

— Вы ведь тоже записались в поисковики, еще будучи школьником?

— Да, но начинал я не в Татарстане, а на станции Лянгасово у г. Кирова. В 9 классе мне поручили сделать школьный музей войны и организовать работу старшеклассников по пополнению его экспозиции. Тогда это было востребовано, поддерживалось и партией, и комсомолом. Уже будучи студентами в 1981 году мы поехали под Великий Новгород, а в 1996 году — в Санкт-Петербург. Там буквально на поверхности, в лесу, на берегу реки Нева до сих пор лежат незахороненные останки советских солдат.

Когда мы рассказали об этом в 1987 году всей стране, новгородцы поначалу обижались. Но я не мог молчать, когда видел равнодушное отношение местных властей и жителей к останкам погибших, возможно, своих же предков. Местные сельчане продолжали тут же сажать огород или загорать, просто жили на останках.

9 мая 1988 года в «Комсомольской правде» на первой странице я задал вопрос всей стране «Имя твое неизвестно?» Почему у нас главная могила страны — это могила неизвестного солдата?!

У нас в Татарстане на фронт ушло 700 тысяч, не вернулась половина, и из них 200 тысяч человек считаются пропавшими до сих пор. Где они? Вы верите, что они пропали? Неужели все перебежали на сторону противника и сейчас живут в Канаде? Абсурд.

Тогда где они? И сколько я этот вопрос ни поднимал на уровне президентов, писал и В.В. Путину, и Д.А. Медведеву. Ответ присылало министерство обороны РФ: «У нас было много предателей: 700 тысяч человек, поэтому признавать пропавших без вести погибшими нельзя».

В России 5 миллионов пропавших без вести. 700 тысяч предателей. Любой школьник может эту задачку решить. Про предателей кому надо — известно: ФСБ их до сих пор разыскивает. Так почему нельзя их вычеркнуть из этих списков и остальных признать погибшими?! Слава богу, сейчас мое письмо поддержал академик Е.П. Велихов и написал еще раз президенту РФ об этой проблеме. Надеюсь, хоть к нему прислушаются.

А пока ничего не изменилось. Полковник Андрей Таранов, отвечающий в министерстве обороны РФ за увековечение памяти погибших, как-то при встрече сказал мне, что никогда не признают пропавших погибшими, потому что это вопрос финансовый. Ведь государство обязано будет платить пенсию за потерю кормильца.

Постановление об улучшении условий жизни семей погибших солдат принято и подписано В.В. Путиным, оно третий год существует, но пенсионные фонды о нем как будто не знают.

Когда начались скандалы с зарплатами участников войны, Э.С. Набиуллина признала, что 2 млн. 600 тыс. книжек до сих пор никому не раздали, и они лежат в Центробанке. Она обещала, что в течение 2014 года они хотя бы список рассекретят. Это касается ветеранов не только Великой Отечественной, но и всех военных конфликтов. До сегодняшнего дня многие не получили ни зарплаты, ни боевых, ни прибавки к пенсии.

Даже чернобыльцы не все получили эту добавку, у них сил нет ходить по инстанциям… Так что мы не только погибшим долги не вернули, мы живым не отдаем заслуженное.

— Можно что-то сделать для решения этих вопросов на региональном уровне?

— В силах любого районного судьи признать человека погибшим, если тот не вернулся с фронта, и на него нет компромата. Но для этого нужно разрешение сверху, вопрос должен быть решен на уровне правительства. Пока такого решения нет, адвокаты и сотрудники военкоматов советуют родственникам погибших и вернувшихся ветеранов обращаться ко мне, чтобы я им выдал документы о гибели и службе. И я как могу помогаю, хотя это уж точно не входит в обязанности заведующего музеем.

Люди идут, заполняют анкеты, но не всем я могу выдать справку, потому что о многих погибших нет данных даже в Центральном архиве МО РФ. Сведения о людях надо искать постоянно, каждый день. Для этого должна быть создана государственная организация, но у нас такой до сих пор нет. В Германии существует Союз по уходу за воинскими захоронениями, наполовину общественный, наполовину государственный. А в России эту работу делать некому. Правда, в Татарстане есть, к примеру, молодежное объединение «Отечество». Оно хорошо финансируется государством, но вдовы и дети фронтовиков даже его адреса не знают. Руководство «Отечества» объявило себя всероссийским поисковым центром, но почему-то не хочет принимать тысячи заявок на розыск пропавших без вести на фронте татарстанцев.

— Как люди узнают о Вас, и оплачивается ли работа по поиску данных об участниках войны?

— Телевидение, газеты и «сарафанное» радио работает. Но попробовал бы я брать деньги с бабушек за розыск! Даже когда мы просим людей купить входной билет в музей, они возмущаются. Да дело даже не в деньгах… Я сейчас уговариваю этой работой заниматься краеведческие музеи в районах республики. Чтобы бабушки не ездили в Казань, а ходили к ним за похоронками и наградными документами. Они ведь в музей и экспонаты принесут, и письма с фронта, и внуков с собой приведут. И бабушкам хорошо, и сам музей дополнительный смысл приобретает, становится живым, нужным людям.

Некоторые районные музеи с нами уже сотрудничают: Апастовский, Кукморский, Лаишевский, Балтасинский, Новошешминский, Сабинский.

Мы в Буинске вручали наградной лист сыну умершего ветерана. Он рассказал: отец вернулся с фронта без единой медальки — это же был позор! Фронтовик прятал глаза от всех, потому что не знал, как объяснить, почему без наград пришел. А медали у него были, просто он не получил их из-за ранения, так и жил с этим унижением. И вот когда мы вручили его сыну наградной лист, у мужчины текли слезы, говорит: «На могилу отцу отнесу, пусть хотя бы поздно, но узнает, что стыдиться ему было нечего.»

Понимаете, сколько человеческих судеб стоит за этой работой, за каждой бумажкой, каждым документом…

В 90-е годы мы начали работать с делами пленных. Меня тогда поддержал генерал КГБ Татарстана Каримуллин: мы для компьютеризации 60 тысяч дел от него получили в нарушение всех инструкций.

И президент Татарстана Минтимер Шаймиев в 1994 году приравнял пленных к участникам войны. Это была сенсация на весь бывший Союз! В Татарстане пленным, вернувшимся с войны, выдали удостоверения. Не красные (всероссийские), но хотя бы зеленые. Но и они уже давали право чувствовать себя человеком. Пенсии таким ветеранам еще были не положены, только некоторые республиканские льготы, но все же. И таких людей в республике тогда было 50 тысяч! Они жили как изгои. Их детей, и внуков обзывали «отпрысками полицаев». Известна непростая история героя Михаила Девятаева, вернувшегося из плена. Муса Джалиль, если бы его не казнили фашисты, наверняка тоже оставался бы до 1994 года изгоем, даже будучи героем.

Если бы тогда Шаймиев не вернул доброе имя ветеранам, то этого не сделал бы и Ельцин. Но он услышал про Татарию, и два года спустя, в 1996-ом, тоже приравнял бывших военнопленных к участникам войны. Это подтверждает, что инициатива президента нашей республики тогда решила огромную проблему. К сожалению, проблема пропавших без вести до сих пор остается нерешенной. В республиках бывшего Советского Союза пропавших признал погибшими лишь президент Туркменбаши в 2000 году. Хвастаться неприлично, но отгадайте, кто его надоумил?

Туда ездила делегация газовой компании «Итера», и меня включили в состав, поскольку я мог найти сведения о пропавших туркменах. Я написал брошюру «Вести о павших» и в Ашхабаде вручил ее председателю Комитета ветеранов войны на открытии музея отца Туркменбаши, пропавшего без вести. Я рассказал чиновникам, что сын имеет полное право поднять вопрос о том, чтобы признать отца погибшим. Туркменбаши это передали. Признать погибшим одного только отца нельзя, надо и братьев, и односельчан. В итоге он указом признал всех жителей Туркмении, пропавших без вести, погибшими.

В России этот вопрос до сих пор не решен. Финансовую сторону мы обсуждали с депутатом Госдумы Маратом Бариевым. Деньги конечно большие, если взять не только вдов, но и дочерей, сыновей, но почему нельзя эти деньги, как материнский капитал, начислить безналичными средствами? Скажем, пусть бабушке зачтут полагающуюся ей сумму при оплате услуг ЖКХ или покупке лекарств, протезировании, качественном лечении.

— Михаил Валерьевич, а сейчас Вы продолжаете ездить в поисковые экспедиции?

— Конечно. С 3 по 16 июля с группой из 30 человек, половина из которых активисты Казанского Клуба Воинской Славы — гимназисты — едем в Санкт-Петербург на Невский пятачок.

— А всего за плечами сколько у Вас экспедиций?

— Уже сбился со счета. Могу сказать только, что езжу с 81-го года, раньше получалось 2−3 раза в год, сейчас могу уехать только летом в отпуск.

— Вот сейчас повезете 30 поисковиков — эта поездка финансируется каким-то образом?

— Мне оплачивает дорогу и суточные Национальный музей НМ РТ, а сын с товарищами ездит за свой счет. Родители ребятишек полностью оплачивают дорогу. Из бюджета финансируются только экспедиции официальных поисковых отрядов, работающих под крышей объединения «Отечество». Они ездят, как правило, в Ленинградскую область, в Тосненский район, где наших земляков среди погибших фактически нет. Там есть в основном санитарные захоронения, вот они их ищут и переносят останки, то есть занимаются перезахоронением. Это не поисковая работа, потому что солдаты не пропавшие, а умершие, и информация о них сохранилась: есть списки этих захоронений.

А мы занимаемся собственно поисковой работой, но помощи никакой не получаем. Когда мы приезжаем в Питер, нас ждут с распростертыми объятиями: бесплатно дают нам транспорт, палатки, спальники, нужное оборудование, потому что там понимают, что нашу работу никто так качественно никто не сделает. Да, дорогу ребята оплачивают сами, по 8 тыс. рублей за билет в плацкартный вагон. И, тем не менее, у нас конкурс! Нет отбоя от желающих поехать в экспедицию. Родители прекрасно понимают, ради чего нужны поездки, дети из них возвращаются другими. Повзрослевшими и получившими уроки Памяти и Совести.

— Михаил Валерьевич, что сейчас происходит с «Книгой Памяти» — продолжает ли она издаваться?

— Последний том о погибших вышел в 2010 году. С тех пор издаются только книги «Они вернулись с Победой». Редакция существует, но прежнего бюджета уже нет. Я остался членом редколлегии, но понимаю, что «Книги Памяти» уже не выполняют задачи по распространению информации. Сейчас единственная возможность рассказать о погибших — это музей и интернет.

— Существующий сайт kremnik.ru — является таким музеем?

— Ситуация не простая. Когда я пришел работать в Музей-мемориал войны, мы с инициативной, хорошо известной в Казани Еленой Сунгатовой взялись за воплощение этой идеи. У Елены был выкуплен сайт kremnik.ru, и она согласилась за свой счет создать ресурс в 2009 году. Мы договорились, что выложим там единственное, что у меня было — базу данных Книги Памяти. Так и назвали этот сайт «Мемориал Великой Отечественной войны».

Я хотел его сделать республиканским, но Елена настояла, что он должен быть открытым для всех и давать возможность увековечить человека из любой точки мира. Сейчас там списки погибших постоянно пополняются новыми сведениями. Сегодня на сайте зарегистрировалось более 57 тысяч человек — это те, кто хочет ежедневно иметь доступ к информации, получать новости, и они же имеют возможность добавлять информацию, потому что структура открыта. В этом есть свои плюсы, но и минусы, к сожалению, тоже. Сейчас на сайте царит неразбериха. Кто заносится в базу данных — никто не контролирует. Вот почему я хочу создать отдельный сайт, электронную Книгу Памяти именно Татарстана, работать на котором должны только профессиональные модераторы.

Надеюсь, эта идея как раз и будет реализована, когда при финансировании правительства Татарстана усилиями Национального Музея НМ РТ и других структур министерства культуры РТ, министерства образования РТ, других официальных служб будет создан специальный сайт «Интерактивный музей «Татарстан в годы Великой Отечественной войны».

— Михаил Валерьевич, а кроме «Книги Памяти», сейчас что-то пишете?

— Несколько лет назад вышла моя книга «Зачем живым Долина смерти?». Она была издана мизерным тиражом, сейчас есть в интернете. Там все мои рассказы про экспедиции, поиск, политрепрессии и т. д. А сейчас единственное, что могу публиковать — это небольшие статьи в газетах «Казанские ведомости», «Выбор» и «Земля-землица» — с ними сотрудничаю постоянно.

— А как для читателя, какие книги для Вас особенно важны?

— Я из семьи литераторов: мама — всю жизнь была учительницей русского языка и литературы, а отец работал журналистом. В нашем доме главным богатством были книги. И я с детства много читал. В школьные годы «Преступление и наказание» было откровением. Когда я учился на третьем курсе университета, кто-то принес нам фотокопии «Мастера и Маргариты» М.Булгакова. Маленькие, но тогда еще зрение позволяло под столом на коленке читать. Делали мы это под страшным секретом. Книжка тогда считалась антисоветской.

Единственное произведение, которое мне не нравилось, это «Анна Каренина» Льва Толстого. Но именно этот роман достался на госэкзамене, в результате я получил единственную «четверку» в зачетке.

А что касается изучения истории войны, для меня очень важными стали книги Виктора Суворова «Ледокол», «День М», «Последняя республика». Он меня научил тому, что официальная история Второй мировой — это не Библия, зачастую мы узнаем полуправду или правду, но с неверно расставленными акцентами, а это в корне меняет картину. Сам Резун-Суворов тоже во многом не прав, но читать его открытия — одно удовольствие.

Ведь чем история отличается от других наук: каждый берет отдельный факт и его по-своему интерпретирует, а ценность в том, что факты складываются в целостную картинку и белое пятно истории становится понятным. Этому я и учу детишек: тому, что логику надо самому выстраивать.

На мой взгляд, содержание книги «Майн Кампф» Гитлера должно быть известно школьникам, потому что только когда ты эту книгу знаешь, понимаешь, кто такой Гитлер и осознаешь всю опасность его теории. Он учит, как сделать из интеллектуального ученого народа толпу фанатиков. Он это сделал за 10 лет. Кстати, Гитлер сам ничего не изобрел, он просто мастерски использовал учение Макиавелли.

— Так сложилось, что послевоенные поколения знают о Второй мировой, в основном, по фильмам. Не могу не спросить, какие картины особенно цените Вы?

— В душу запала картина Тарковского «Сталкер». Это про нашего брата-поисковика. У нас был такой Валера Орлов, наш Сталкер, как мы его называли. Он сам новгородский, сын первого поисковика России — Николая Орлова. И он нас учил всему, водил по лесам.

Та особая зона, о которой речь в фильме, и наши реалии совпадали: когда мы первый раз приехали в экспедицию в Долину Смерти под Мясным Бором, там была табличка «Лес отравлен. Скот не пасти, ягоды, грибы не собирать». Конечно, никто не травил тот лес, табличка висела, чтобы не ходили и не знали правды о погибших солдатах. Ведь и у Тарковского герои ходили в зону, чтобы узнать смысл жизни.

Фильм, который советую посмотреть — «Почтальон». Это американская лента, фэнтези о том, как после Третьей мировой люди выживают в каких-то крепостях, всех в страхе держит вооруженная банда. Один из бандитов находит труп почтальона с письмами довоенного времени и решает на них заработать. Надевает форму почтальона и с письмами идет в одну крепость, в другую. Благодаря письмам его пускают, он находит тех, кому адресованы письма, и зароняет надежду, что если почта есть, значит, есть и государство, закон, порядок, и бандитов можно не кормить. Он уходит, а у людей остается надежда. Сказка заканчивается битвой почтальона и главаря банды. Почтальон побеждает и на правах нового атамана банду распускает. Фильм о том, что страна возрождается теорией малых дел — в данном случае всего лишь разноской писем.

Вот и у меня есть надежда, что можно какими-то малыми делами детишек хотя бы от всякой гадости отвлечь. Вижу, что в любой аудитории открыто к восприятию информации процентов десять слушателей. Но пусть хотя бы один человек найдет ответ на вопросы о войне, тем самым и остальных разбудит. Постепенно средний уровень начинает расти до интеллектуала.

Я с учениками общаюсь как со взрослыми. Если относиться к ним как к детям, они до 60 лет будут инфантильными. А когда пятикласснику даешь понять, что он сам что-то может, когда он своими руками вручает похоронку бабушке, и она его называет человеком, который вернул ей память об отце, то этот мальчишка начинает на себя в зеркало смотреть по-другому и ведет себя иначе, по-взрослому.

— Михаил Валерьевич, признаюсь честно, непросто задать Вам этот вопрос, но и не спросить не могу: что для Вас День победы — я имею в виду нынешний праздник, 9 мая?

— Это самый нелюбимый мой день. День фарисейства. Когда вдруг все государственные чиновники начинают говорить правильные слова. Это как если бы к больному набежали врачи, выписали лучшие лекарства, пообещали вылечить и ушли. На следующий день никто не приходит, лекарств нет, только рецепты лежат. Вот так и день Победы — как напоминание больному, что он больной. Я, конечно, утрирую. Надо детям напоминать, что есть такой праздник. Но это все равно что вспоминать, что ты человек, только один день в году.

В последнее время сводят все к раздаче георгиевских ленточек. Доводят смысл праздника до абсурда: на несколько дней все становятся показными патриотами — привязал ленточку и порядок.

А ведь есть реальная возможность сделать доброе дело. Раньше тимуровцы бабушкам дрова кололи, а сейчас и колоть не надо: найди через интернет сведения о ее отце или муже, погибшем на войне, тем самым прибавь ей пенсию на 7 тыс. рублей.

Но многим проще ленточку привязать и этим ограничиться. Стоят красивые караулы у Вечного огня, проходят полки на параде и прочие элементы нынешнего праздника по сути своей — это шоу. И детей приучают именно к этому: настоящий патриотизм подменяют показным.

Беседовала Нина Максимова

На сессии Нижнекамскского района и города утвердили бюджет на 2025 год в размере 10,7 млрд рублей, что на 500 млн больше, чем в 2024 году. Об этом сообщила Светлана Логинова, глава департамента по бюджету и финансам. Ожидается, что в 2026 году бюджет возрастет до 11,4 млрд рублей, а в 2027 году — до 12,2 млрд.

Собственные доходы района в 2025 году составят 3,4 млрд рублей. Благодаря безвозмездным поступлениям муниципалитет получит 7,2 млрд рублей: 4,5 млрд из бюджета РТ, 2,4 млрд из бюджета Нижнекамска и 256 млн из федерального бюджета. Основная статья расходов района — образование, на которое приходится 8,4 млрд рублей.

Напомним, общий объем расходов консолидированного бюджета Татарстана на 2025 год составит 525,6 млрд рублей.