О том, как важно человеку с раннего детства оказаться в руках чутких людей, способных разглядеть в нем эту искру Божию; о том, как важно не только приучить ребенка к труду, но и научить жить с ощущением счастья, TatCenter.ru побеседовал с народной артисткой РФ и РТ, лауреатом Государственной премии РТ им. Г. Тукая Зилей Сунгатуллиной.
Справка TatCenter.ru:
Член Методического Совета при Министерстве культуры РФ, член Общественной палаты РТ с 2005 года, председатель жюри Республиканского телевизионного молодежного фестиваля эстрадного искусства «Созвездие — Йолдызлык», профессор, заведующий кафедрой Казанской консерватории.
За тридцать шесть лет работы в ТГАТОиБ им. М. Джалиля исполнила около сорока ведущих партий в операх русских, зарубежных и татарских композиторов.
Много концертирует. Широко известна как в России, так и в Украине, Литве, Чехии, Англии, Ирландии, Финляндии, Германии, Швейцарии, Турции, США и др.
Победитель Республиканского конкурса «Женщина года — 2008» в номинации «Женщина — культура и духовность». 5 декабря 2009 года Указом Президента РФ награждена Орденом Дружбы.
Зиля Даяновна, кто первым разглядел Ваш талант?
— Не разглядеть его было трудно — родители вообще не знали, куда от меня деваться. По-моему, петь я начала раньше, чем говорить. И, несмотря на родительский запрет (у татар с утра распевать песни — к горю), я чирикала с восхода до поздней ночи. А это ведь с ума сойти можно — ребенок, который поет целый день без остановки! Поэтому, чтобы не надоедать домашним, летом я убегала петь в лес, а зимой — в сени. Щелку двери открою и пою себе в полный голос.
Наша деревня — в Салаватском районе Башкирии. В Татарстане нет по-настоящему дремучих лесов, а там такие ельники, что даже в солнечный день в лесу темно. Трава по пояс, и гадюки, и волки, и медведи. Жутковато… Но мы, детьми, то и дело туда бегали. Вот уж и «отрывалась» я в лесу, горланя во весь голос. Так интересно — дашь ноту, а в ответ тройное эхо! Еще малышкой я пыталась петь колоратурные вещи, и очень любила «мамину песню» («Сибеля чэчэк»), которую до сих пор исполняю на всех концертах.
А в лесу постоянно бывал кто-то из сельчан: спрячутся за дерево и слушают мои рулады. Так и прозвали меня «артисткой». Отец часто повторял: «Попомните меня, она у нас певицей будет». Однажды он вырезал из газеты адрес Уфимского музыкального училища и говорит мне: «Сохрани ее, вырастешь, поезжай туда учиться».
С чего Вам пелось-то: с радости или с тоски?
— А я и для тоски поводы находила. Выдумаю, например, что, раз у одной меня в семье волосы светлые, как лен, значит, я у мамы не родная дочь, и она меня не любит. Такая тоска накатит, я та-а-ак запою (смеется — прим. авт.)!
Господи, вот фантазерка…
— А мне маминой ласки не хватало. Она у нас была очень сдержанной. То ли от воспитания (ведь происходила она из татарского дворянского рода мурз Еникеевых). То ли сдержанность стала ее профессиональным качеством, как учителя. Но, скорее всего, ей просто не до ласки было: муж больной, пятеро детей, работа, дом, скотина. Конечно, мы ей помогали, но велика ли от детей помощь?
Проснешься среди ночи — мама не спит: то тетради проверяет, то шьет, то вышивает. Она нас как принцесс одевала. Представляете, в деревне (!) летом мы без панамок не выходили из дома (и чтобы голову не напекло, и чтобы лицо не обгорало). А как она шила! Помню, бегаем мы с сестрами в белых батистовых платьях, вышитых мулине, с рукавами «крылышками». Рукавчики от ветра раздуваются как крылья. Соседки маме говорили: «Ваши девочки как чайки по деревне летают».
Да, ее ласки мне не хватало, зато папа был моей отдушиной. Он, получив филологическое и юридическое образование, сначала работал учителем русского языка и литературы, а потом начальником отдела милиции. Однажды, вскоре после моего рождения, в погоне за преступником он провалился под лед. Еле выжил, но заболел туберкулезом и стал инвалидом.
Папа был открытым, тонко чувствующим человеком, обладал неординарными способностями, гипнозом, и часто показывал нам, детям, невероятные вещи. У него был поразительный вкус, который он старался привить и нам, занимаясь с нами русским языком и литературой. Папа учил нас правильно, с выражением, читать стихи, а со мной еще занимался нотной грамотой и обучал игре на баяне.
Бывало, папа читает, а я заберусь к нему на колени и жду… Отец долго-долго выдерживает мое терпение, а потом сделает «большие глаза», и со словами: «Ой, когда это ты ко мне пришла? Я и не заметил», — приласкает. Этой минуты я могла ждать часами. На восьмилетие папа подарил мне мое первое украшение: «жемчужные» бусы. Я долго их хранила…
Родители были очень музыкальными людьми. Папа играл на кларнете, на курае, на баяне, мама — на мандолине, и у нас часто устраивались семейные концерты, на которых мы, дети, пели хором русские (на два голоса) и татарские песни.
Вы жили в счастливой семье?
— Это не то слово. Мы росли в счастье, оно было воздухом нашей жизни. Мы, дети, и между собой не ругались, и никогда не слышали, чтобы родители ссорились.
Неужели они никогда «не выясняли отношения»?
— Выясняли, но очень специфически. У мамы были прекрасные волосы: тяжелые, волнистые, почти до пят. Папе, конечно, это очень нравилось. Так вот мама рассердится на него и хвать топором обе косы. Косы — на лавке, а мама молчит… Ну, приходится ему свои «грехи» замаливать (смеется — прим. авт.).
Еще огромным счастьем для нас был наш дед Махмуд Еникеев — один из первых башкирских просветителей. Его дворянское поместье у него не отобрали (может потому что в семье росло восемь детей), и я хорошо помню эти два дома, пасеку, клеверное поле и необыкновенный фруктовый сад. Дед занимался садом сам, выращивая вишню величиной со сливу, а смородину — с вишню. После войны в деревне ведь ничего кроме картошки не сажали, и сельчане смотрели в щелочку забора на дедов сад и завидовали: «Ух, богачи, ух, богачи!».
От деда я узнала о Пушкине. Он — настоящий интеллигент, филолог, будучи истинным сыном своего народа, прекрасно знал и уважал русскую культуру. И до революции, и позже он ездил по башкирским деревням, обучая людей русскому языку и литературе. Ведь в те времена владение только татарским или башкирским обрекало человека на беспросветную жизнь.
Мы с дедом были большими друзьями, и он всячески поддерживал мое желание стать артисткой. Постоянно повторяя: «Что ты людям отдашь, если в душе пусто?», — он прививал мне интерес к природе, к выращиванию цветов, к литературе, к музыке; он учил татарским и русским песням, приучал к выступлению перед публикой. Так что детство у меня было необыкновенно радостным.
И это в послевоенные-то годы?
— А детство вообще время счастливое. Хотя тогда действительно жить было очень трудно. Я, например, корову доила, сено косила, картошку копала, грядки полола, воду на коромысле носила, стирала-гладила свое бельишко. Все дети у нас работали по мере сил, и даже в голову не могло прийти, что ради удовольствий можно увильнуть от работы.
Мне было лет восемь, когда мы строили дом. И дети, маленькие и большие, таскали песок для строительства. Ведра у каждого были разные, но работали все. Нам помогали соседи, родственники, мама готовила, отец делал мелкую работу (наличники выпиливал, украшал веранду, красоту всякую наводил), и каждый был при деле.
А как нас воспитывали? Ну, например… В доме особого изобилия не было. И у нас действовал закон: завтрак, обед, ужин во столько-то и за стол семья должна садиться вместе. Если кто-то к столу опаздывает, все его ждут. Задержишься — никакой ругани, никаких нотаций, только укор в глазах. Лучше наказание, чем такие взгляды…
Зиля Даяновна, а когда Вы впервые услышали оперу?
— Трудно сказать… Родители обожали классическую музыку, оперу, оперетту. Она постоянно звучала у нас и по радио, и с пластинок Лемешева, Козловского, других исполнителей. Даже бабушка, татарка, плохо говорящая по-русски, любила ее слушать. Так что я была подготовлена и к восприятию, и к исполнению такой музыки.
В десять лет, когда еще отец был жив, меня отдали в экспериментальную школу-интернат с музыкальным уклоном для одаренных детей, которая находилась в райцентре. Для деревенской девочки это была невероятная удача, потому что наши педагоги, помимо общеобразовательных предметов, очень бережно, но требовательно обучали нас вокалу, сольфеджио, сценическому движению и многому другому. А какой хор, какой квартет был в школе — на четыре голоса пели! Интернат был оснащен по последнему слову техники, и песни в нашем исполнении записывали на катушечный магнитофон, а потом передавали по школьному радио. Так я впервые себя услышала.
После восьмого класса я получила от интерната направление в Уфимское музыкальное училище. Окончив его, я поступила в Казанскую консерваторию, в которую меня зачислили, несмотря на опоздание на экзамены. Я училась в классе Валентины Лазько. Это — профессионал, каких в России единицы, педагог от Бога, человек широчайшей души. Она так подготовила меня к профессии, что я сразу же попала в труппу казанского оперного театра и исполняла лучшие партии мировой оперной сцены.
А почему сейчас Вас невозможно услышать в опере?
— Так ведь этих спектаклей уже нет, а главные роли в новых постановках исполняют приглашенные артисты. В театре переставили «Севильского цирюльника», «Травиату», «Богему», «Риголетто», «Царскую невесту». Нет в репертуаре «Фауста», «Сильвы» и других спектаклей, в которых когда-то я была занята.
Зато теперь я как никогда много концертирую. И не только в российских городах, но и в зарубежных странах. Кроме того, уже около тридцати лет я преподаю вокал в Казанской консерватории. Вырастила прекрасных исполнителей, двенадцать из которых — лауреаты международных конкурсов. Моя особая гордость — народная артистка Татарстана Альбина Шагимуратова. Это — чудо, талантище, трудяга. Думаю, Альбину можно назвать нашей татарской Монсерат Кабалье. От души горжусь тем, что несколько лет учила ее. А самая любимая моя ученица — Лилия Губайдуллина (лауреат международных конкурсов), которая сегодня, без сомнения, может украсить любую оперную труппу. Теперь она в Вильнюсе. Сейчас тоже у меня на курсе учатся довольно талантливые ребята. Но… теперь я немного иначе вижу свое призвание…
А не связано ли это с республиканским фестивалем «Созвездие-Йолдызлык»?
— Именно с ним и связано. Вообще, этот проект (цель которого — дать возможность проявить себя талантливым детям и молодежи Татарстана) существует с 1992 года, но с 2001-го, с тех пор как Президент Татарстана взял его под свой патронаж, он начал реализовываться очень активно. Если в 2001 году в нем участвовало всего двести человек, то в суперфинале 2008-го — почти две с половиной тысячи ребят. И, между прочим, нашим конкурсом заинтересовались и министры стран ШОС, пообещав организовать в нем участие детей из своих стран. И тогда «Созвездие-Йолдызлык» станет проектом международным.
Однажды главный продюсер «Созвездия» Дмитрий Туманов — очень самоотверженный и талантливый человек, мне, как профессиональному музыканту, предложил принять участие в проекте. Я, конечно же, согласилась, и уже восемь лет с удовольствием в нем работаю.
Но зачем Вам лишняя нагрузка, ведь это, наверное, огромная работа и к, тому же, бесплатная?
— Вы не представляете, какие у нас талантливые дети, особенно в деревнях! Они активны, музыкальны, и, будто, светятся изнутри. Мы, члены жюри фестиваля, испытываем огромную радость от того, что видим их, работаем с ними. А ведь это известные и искушенные в искусстве люди — музыканты, хореографы, актеры, деятели культуры не только республики, но и России.
К отбору ребят для участия в фестивале мы относимся очень ответственно. Из семидесяти тысяч детей (от пяти до двадцати одного года) нужно отобрать только две, а ошибаться нельзя. Ведь речь идет о будущем конкретного человека. Вот и прослушиваем, просматриваем мы их по двенадцать часов в день. Двое суток — на район, сорок три района. Конечно, физически это очень сложно. А когда эти малыши (такие счастливые, раскованные, искрящиеся своим талантом), получая награды, прыгают, плачут от радости, нам самим, не всегда удается сдержать слезы гордости за них и преклонения перед ними.
Наши подарки — такая малость по сравнению с тем, чего достойны эти ребята. Каждый участник гала-концерта получает на память золотую звездочку с бриллиантиком, игрушки, компьютеры, шубы от спонсоров. И мы стараемся, чтобы самые лучшие подарки получили дети из бедных семей, из глухих деревень (многим ли могут купить шубу или компьютер?). А некоторым из особо одаренных ребят, которые решили посвятить себя искусству, мы помогаем поступить и учиться в музыкальных и театральных училищах, в консерваториях страны.
Вообще, «Йолдызлык» имеет огромное воспитательное значение. Конечно, артистами станут только единицы, но, зато, хулиганами или посредственностью эти дети не станут, однозначно. Ведь участие в таком конкурсе, их труд по подготовке к гала-концерту, развивает в детях и лидерские качества, и ответственность, и восприимчивость к прекрасному. А это, конечно же, не позволит им потеряться в жизни. Кроме того, участвуя в фестивале, ребята осознают не только собственную значимость и востребованность, но и ценность друг друга, потому заботятся друг о друге, стараются помогать.
Но, все-таки, мне кажется, что главная причина Вашего участия в этой работе не совсем в том, что Вам интересен сам проект …
— Вы правы, не только в этом. Просто мне удивительно везло по жизни. Я выросла в семье чутких, хорошо образованных и любящих людей. Они приучили меня к труду, научили стойкости, привили умение не терять интереса к жизни и быть счастливой даже в самые сложные времена. Мне повезло и с учителями, и с надежными верными друзьями. Так вообще редко кому везет… И мне хочется сегодня помочь тем, кем завтра будет гордиться республика. Помочь так, как когда-то помогали мне.
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: