— Игорь, ваша авторская программа на РБК для Вас это в большей степени бизнес или любимое дело?

— Это никогда не было бизнесом, конечно, любимое дело, хотя начиналось все как случайная история. На момент создания РБК-ТВ я жил за границей, прилетел в Москву в гости. Я в российской столице родился и вырос, но потом долгое время не жил. И приехал как раз тогда, когда создавался телеканал. Мне предложили поработать, появился авторский проект, он стал моим «ребенком». Это моя радость, моя боль, вот уже почти пятнадцать лет. Сейчас ребенок вырос, и, возможно, наши пути разойдутся.

— Это Ваше внутреннее ощущение или политика канала?

— Все вместе.

— Команда у Вас большая?

— Команда много менялась, и сейчас от первого состава РБК-ТВ осталось процентов пять. Ушли и создатели самого канала. Кризисы последних лет тоже повлияли. Моей команды уже практически нет. Более месяца я не работаю, скоро буду строить планы, возможно, будет новый проект, но какой именно и где он будет реализован, пока не могу сказать.

Я очень благодарен людям, с которыми начинал и работал все эти годы. Я ненавижу, когда говорят «уникальный журналистский коллектив», но в этом случае, возможно, формула как раз подойдет. Когда отцы-создатели РБК-ТВ, особенно Герман Каплун, великий визионер, на мой взгляд, начинали создавать бизнес-телевидение, все над нами смеялись и говорили: «Какое в России бизнес-телевидение?! Здесь нет частных инвесторов. Какой Блумберг? Какой CNBC? Никто это не будет смотреть». А руководители отвечали, что смотреть будут, причем даже не по телевизору, а в компьютере, всегда у всех будет в углу экрана свернуто РБК-ТВ. Так и получилось. Я безумно благодарен, что они верили в меня. Становление канала совпало со временем абсолютной свободы в медиа, и в России, и у меня не было никаких ограничений ни коммерческих, ни политических.

Сейчас РБК — это более профессиональная, признанная в международном сообществе компания, где все сделано по образцам и лекалам, все как положено. Но время, когда мы начинали, — это была эпоха веселого разгильдяйства и профессионализма, это была свобода.

Безусловно, Герман смог сделать великое дело: привести на телевидение непрофессиональных журналистов, понятия не имеющих об экономике, и экономистов, которые обычно не могу т связать двух слов, и все вместе вдруг заработали, и несколько лет, я считаю, это был лучший канал России, да и сейчас, надеюсь, будет.

— Свое будущее Вы мыслите все же с определенным авторским проектом?

В нашей стране загадывать на будущее невозможно. Я не могу работать на федеральных каналах. А РБК был и остается, наверное, единственным сейчас в России телевизионным каналом, который позволяет, как мой папа говорит, счастливо совмещать какие-то вещи.

Я недавно объяснял журналистам одного федерального канала, почему я к ним никогда не приду, хотя иногда бываю на «Первом канале». Я иногда торгую совестью, но никогда не торгую своими органами. РБК позволяет не торговать ни совестью, ни органами пока.

— Программа «Виттель» не выходит с конца июля, но для зрителей она актуальна и сейчас, пересматриваются выпуски в интернете. Были ли случаи, что в результате дискуссии в эфире Вы свою точку зрения по тому или иному вопросу меняли?

— Понимаете, журналист, который берет в руки оружие, по моему убеждению, это уже не журналист. Менять свое мнение, становиться на чью-то позицию можно исключительно ради того, чтобы разжечь конфликт дальше, условный конфликт, конечно, в эфире. Менял ли я свою позицию? Не припомню.

Все-таки моя позиция состоит в том, чтобы оставаться над схваткой. Но тот факт, что мнение моих гостей не в эфире, а вообще заставляет меня задуматься и потом долго размышлять, читать — это так.

— Актуальна ли для Вас проблема приглашения гостей на дискуссию? Кого Вам было трудно уговорить участвовать в программе?

— Что касается гостей, то есть определенный круг хорошо говорящих людей, которых то и дело приглашают в эфиры разных медиа. Я сам являюсь экспертов на ряде федеральных телеканалов. Если говорить о серьезных специалистах, кого я хотел бы видеть, а они не пришли — таких нет. Михаил Горбачев не пришел, но в силу возраста и состояния здоровья имел на это право. Однозначно, проблема гостей, которые вменяемы и способны что-то сказать, она всегда существует.

— С какой позиции Вы следите за ответной реакцией аудитории? Вы не скрываете, что читаете комментарии в соцсетях, но там всегда много популистов, есть просто больные люди и так далее.

— Для меня это больная тема.

Меня близкие люди уговаривают не обращать внимание на каждого идиота, который обо мне гадость написал. А я не могу, переживаю всегда.

Причем когда люди обо мне говорят хорошее, я им благодарен, но эти похвалы меня не слишком трогают, не могу сказать, что я потом весь день счастливый. А вот если кто-то гадость напишет, даже откровенно больной человек, я потом долго плохо себя чувствую. Но, слава богу, у меня есть отдушина — фан-клуб.

Когда я уходил с РБК первый раз, для меня это был очень тяжелый, эмоционально надрывный момент, и пережил я его благодаря очень близким людям и моему фан-клубу. Я никогда не ожидал, что такому количеству людей важно, что я скажу, теперь это мой барометр, я с ними сверяюсь. Я знаю, они переживают, когда я не появляюсь в эфире. Тогда, два года назад, когда уходил с РБК, для меня было потрясением, что люди пришли и написали петицию с просьбой вернуть меня в эфир, хотя я тогда говорил, что сам ушел. Эти люди до сих пор со мной, их число множится.

— А сколько сейчас человек в фан-клубе?

— Базовый костяк около полутора тысяч. Это мой полк, они за меня порвут.

— Это не только граждане России?

— Не только, программу смотрят везде. Ко мне однажды подошла в поликлинике пожилая женщина в спортивном костюме и сказала, что живет в Японии, а там меня, к сожалению, показывают только по интернету.

— Сталкиваетесь ли Вы с цензурой?

— Практически нет. Повезло, наверное. Пара намеков была, но не более. И поклонники в фан-клубе спрашивают, получаю ли я указания, что говорить, а что нет. И даже им, людям, которые мне верят, трудно бывает доказать, что мне никто ничего не транслирует. Может быть, начальству моему дают указания, но, видимо, у меня умное начальство, оно до меня это не доносило.

Я знаю, что после моих передач звонили и возмущались, иногда очень неожиданные отклики поступали, никогда не знаешь, где слово твое отзовется.

Люди улавливают, как локаторы, что можно говорить, а что нельзя, как кошка: повела ушами и знает, что туда лучше не ходить. А я ведь не кошка, я хожу сам по себе. Может быть, со мной предпочитали не связываться, как с блаженным.

— Сегодня некоторым мнится, что интернет — это пространство свободы. Однако слоган «Партии Роста» «за свободу интернета» говорит об обратном.

— На днях в России Роскомнадзор закрыл два крупных порносайта, и появилась такая шутка, что выиграет выборы та партия, которая снимет это ограничение. А если серьезно, то когда мне говорят о невозможности развития страны без свободы, я привожу в пример Китай, где не было живого журнала, фейсбук заблокирован и так далее, но страна развивается. Хотим ли мы жить без свободы, наверное, нет. Но нам ведь не к порносайтам нужны доступы, а к иным ресурсам.

Я за любую свободу мысли и слова. Все, что не касается конкретного насилия, имеет право на существование. 282 статья Уголовного кодекса РФ для меня неприемлема, так же как и любое преследование людей по этой статье, даже если я с ними не согласен.

Антон Носик по поводу бомбардировок в Сирии произносит для меня вещи абсолютно немыслимые, но я считаю, что преследовать его по этой статье чудовищно. Моих знакомых преследовали по той же статье за призывы «хватит кормить Кавказ», этого тоже не должно быть. Свобода мысли и слова должна быть абсолютной. Человек имеет право сомневаться в чем угодно. Это моя позиция.

Позицию «Парии Роста», выделившей свободу интернета в отдельный пункт программы, я поддерживаю. Интернет должен быть свободным. Да, там не должно быть детской порнографии, но свободу мысли и слова ограничивать нельзя.

— В числе недавних громких отставок и назначений отставка Павла Астахова и назначение нового министра образования России Ольга Васильевой. Вы могли бы прокомментировать?

— В «Похождениях бравого солдата Швейка» персонаж произносит такую фразу: «Поручик, у Вас есть пистолет? На вашем месте я бы застрелился». Так вот на месте Павла Астахова я бы застрелился после тех слов, которые он произнес по поводу трагедии в Карелии. Отставка — это минимально. Он утверждает, что он офицер, так вот для русского офицера — это позор.

Что касается министра образования, то после того, что с нашим образованием творили Фурсенко, Ливанов, не хотелось бы ждать худшего. Про Ольгу Васильеву пока ничего не могу сказать, так же как и про нового детского омбудсмена Анну Кузнецову.

В этой связи высвечивается непростая ситуация: с одной стороны, я говорю о свободе в интернете, но не считаю допустимым свинство в интернете. То, что случилось, когда назначили нового омбудсмена по правам детей, это была вакханалия, поток оскорблений, а попыток осознать, что и как, прочитать и разобраться, наконец, найти источники информации, как полагается журналистам, этого не было сделано. Уцепились за несколько ее цитат и понеслось. Это настолько омерзительно читать. Открываю интернет и вижу, как издеваются над словами Анны Кузнецовой, возможно, вырванными из контекста, а может, и не вырванными, но какое отношение они имеют к профессии омбудсмена?! Ее дело защищать детей. Она себя еще никак не проявила. Свобода слова не должна оборачиваться свободой оскорблений. И мне хочется, чтобы журналисты работали профессионально.

— К слову, и на том, и на другом посту теперь женщина. Как Вы к женщинам в политике относитесь?

— Только положительно.

Я считаю, что президентом России должна быть женщина. И если бы сегодня Оксана Генриховна Дмитриева или Ирина Хакамада стали президентом, я бы только поддерживал.

Мои подруги Марина Ахмедова, Алена Попова — политические деятели — сейчас много делают для женской политики в России. Я очень плохо отношусь к феминизму, но очень хорошо к женщинам на политических постах. Думаю, для России это было бы идеально.

— Вы родились 1 апреля. Чувствуете влияние этого дня на свою судьбу?

— Это очень странная история, дело в том, что и я, и мой родной брат, к сожалению, нынче покойный, родились 1 апреля с разницей в 9 лет. И надо мной всегда издевались, а у меня еще родители цирковые артисты, поэтому я часто слышал, что они, видимо, оказались большими шутниками. Я — ярко выраженный овен, это точно, а по поводу даты — да нет, особого влияния не чувствую.

— Верите ли Вы в судьбу и во что сегодня верите?

— Не могу сказать, что я фаталист. Про Бога разговор может быть слишком долгим. Вера, она в сердце. Да, верю, во что именно, не хочу говорить.

Беседовала Нина Максимова

Фотограф Сергей Туганов