Интервью вызвало большой интерес и было опубликовано во многих англоязычных СМИ в ряде стран Европы, и даже в Украине. Однако так получилось, что российский читатель с ним еще не знаком.

О президентстве

 — Вы с самых молодых лет руководили людьми. Больше 20 лет занимали должность президента Татарстана. Два года назад вы покинули свой пост. Вам тяжело далось такое решение?

— Я считаю, что ушел вовремя. Я ведь ушел не досрочно, а по истечении очередного срока полномочий. Мой уход нормальный по нынешним меркам, но, возможно, надо было уйти раньше.

— Власть затягивает человека?

— Когда видишь, как тяжело человек расстается с властью, сложно обвинять власть предержащих. Для этого надо побывать в их шкуре. Но я смотрел на все это как на обычное явление, как на повседневную работу. Единственная должность, которая была для меня абсолютно новой и необычной, — это президент Татарстана.

— Когда почувствовали, что время пришло?

— За год до этого вопрос моего ухода для меня самого был уже решен: я знал, чем буду заниматься, пока позволяет здоровье.

— Наверное, все надо было согласовать с Московским Кремлем?

— О том, что я собрался уходить, заранее знал Владимир Путин. Еще в 2005 году я был у Владимира Владимировича и сказал, что не хотел бы быть назначенным, поскольку выборы глав регионов отменили. Может быть, кто-то и сомневается в моих словах, но это правда. Тогда Путин ответил: «Я вас очень прошу остаться, потому что пока не вижу иного человека во главе Татарстана».

— Для президента, который раньше легко побеждал на выборах, сохранить свой пост путем назначения не совсем желанный способ остаться у власти?

— Тем не менее, коль договорились, я поблагодарил Путина и еще один срок проработал во главе республики. А вот когда срок этого назначения истекал, примерно за год, Путин уже знал, что я точно уйду. А потом, когда Дмитрий Анатольевич Медведев стал Президентом, мы все решили самым цивилизованным образом.

 — Вы не раскроете секрет, как проходило выдвижение нового президента Татарстана?

— Дмитрий Медведев сказал: «Кого вы назовете, того мы и будем рекомендовать на должность Президента Татарстана». И мы тогда назвали 5 человек. В Москве удивились, были даже поражены, что у нас такая сильная плеяда кадров. Ну, а когда всех изучили, все посмотрели, меня спросили: «Кому отдаете предпочтение?»

— Вы были готовы к такому вопросу?

— Я назвал Рустама Минниханова. Считаю, что все произошло как нужно. Да и сама жизнь теперь это подтверждает.

— На каких основаниях решили рекомендовать именно Рустама Минниханова?

— Нынешний президент республики одиннадцать с лишним лет проработал премьер-министром со мной рука об руку, работал в условиях большой самостоятельности, на основе полного доверия.

О новой работе

— Вы сейчас занимаете должность Государственного Советника РТ. Когда вы уходили, вы уже знали, чем будете заниматься?

— Были разные варианты. В администрации президента РФ предлагали места на разных уровнях, но я ни на что не согласился. Я сказал, что останусь только в Татарстане. Я не обвиняю тех, кто стремится уехать, но больше уважаю тех, кто действует по принципу: «Где родился, там и пригодился». В итоге остановились на должности Государственного Советника, вновь учрежденной.

— Но у вас остались довольно большие властные полномочия… Они прописаны в Законе о Государственном Советнике.

— Да, я мог бы их использовать при желании. Но они не пригодятся мне. А вот для реализации большого проекта по восстановлению древнего города Болгар и острова-града Свияжск и нужен административный ресурс — на эти цели предусмотрены бюджетные средства. Кроме того, проект получил такой широкий резонанс, что люди действительно очень серьезно его поддерживают. Это подтверждают благотворительные взносы, которые поступают буквально отовсюду. Участвуют все: от мала до велика…

— Как я понимаю, большую часть времени посвящаете теперь Фонду «Возрождение», который занимается восстановлением исторических памятников древней столицы Татарского края (города Болгар) и центра православия (острова-града Свияжск). Расскажите подробнее об этом проекте.

— К сожалению, такова новейшая история России и российского народа, что задумываться над историческими ценностями времени не было. А вот сейчас — крыша не течет, хлеб на столе есть у каждого в отдельности и у страны в целом. Теперь настала пора дать сигнал о возрождении духовности, даже, правильнее сказать, об обретении духовности нашим народом.

Болгар — это исламская цивилизация Х века, Свияжск — православная, середины XVI—XIX вв.еков. Мы в Болгаре восстанавливаем, возрождаем, если надо, консервируем исторические объекты. То же самое по Свияжску. Во-первых, это продолжение нашей политики, которую мы вели все эти годы, несмотря на все сложности. Кстати, когда меня спрашивают о самой большой победе в жизни, я отвечаю: это когда мне, руководителю республики, поверили люди, независимо от своей национальности и конфессиональной принадлежности.

— Насколько я знаю, Болгар считают «северной Меккой»…

— Да, но мы не склонны его так называть. Мекка есть Мекка, она для мусульман всего мира одна-единственная. Наиболее правильное определение Болгара — это место принятия ислама на территории нынешней России на государственном уровне и добровольно. Это самое главное — добровольно. Потому что, как известно, ислам в городе Дербент Республики Дагестан был принят раньше. Но это произошло путем завоевания.

— Свияжск основал Иван Грозный, царь, который завоевал Казань.

— Дело ведь не в Иване Грозном, прежде всего это — исторические строения, работа мастеров — и не одного века. Ведь многие храмы в Свияжске построены при поддержке царей. Есть уникальные настенные фрески. Отдельные из них — единственные дошедшие до нашего времени ансамбли фресок той эпохи и наиболее сохранившиеся монументальные росписи середины XVI века, которые не имеют полных аналогов по манере написания и цветовому колориту ни в одной из древнерусских школ фресковой росписи. Как мы можем допустить, чтобы на наших глазах все это развалилось и исчезло?

— Свияжск неразрывно связан и с историей ХХ века, часто трагической.

— Репрессии были не только в 30-е годы, они начались с 1918 года. Троцкий обвинил воинские части Красной армии в том, что они отступили от Казани, и каждого 10-го красноармейца расстреляли. Это происходило на острове Свияжск. Там же был «ГУЛАГ», там же была психбольница, чего там только не было! Мы первый список расстрелянных людей уже составили. Более 3 тысяч человек, поименно. Нам нужно донести до будущего поколения объективную историю — нельзя жить местью.

О федерализме и национальном вопросе

— У многих Татарстан вызывает интерес в том плане, что не только русские и татары, но и другие национальности живут мирно, не задумываясь, как это происходит, на бытовом и каком угодно уровне…

— К счастью, особенно на бытовом.

— На Курбан-байрам русские поздравляют татар, на Пасху татары поздравляют русских. И все живут мирно. И мне режет слух, когда я слышу от некоторых политиков или каких-то деятелей в Москве, Центральной России, призывы к унитарному государству. Разве это возможно? Разве будет тогда федерация, если создавать государство одной нации?

— Я неоднократно говорил: унитарная Россия демократическим государством быть не может. Я в этом убежден. И кто считает иначе — ошибается. И не дай Бог, чтобы это стало исторической ошибкой. У нас появились уникальные возможности встать в ряд цивилизованных стран. Ради этого мы все эти нелегкие годы проходим перестройки, меняем уклад жизни и общества — и вдруг страна окажется унитарным государством. Ну, это тогда крах всей России.

— Такая перспектива вас пугает?

— Как может быть унитарным государство, состоящее из земель, на которых живут народы — исконные хозяева этих территорий, со своими традициями, со своим родным языком, исповедующие свои религии? Как можно с этим не считаться? Если не считаться, значит, оставлять души этих людей в напряжении. А раз есть напряжение в народах — это уже не демократия. Они всегда будут заявлять о своих правах…

Да, построить нас в одну шеренгу, в одну колонну и командовать — это проще всего. Но с 85 года выросло целое поколение свободных людей. Что делать с ними? Поэтому опасно говорить об унитаризме. И так уже появляются разные фобии, проявляется нетерпимость. Власть должна пресекать это на корню, и никаких двойных стандартов быть не должно. Молодежь не верит двойным стандартам. Если применяем двойные стандарты, то сводим на «нет» все наши усилия по укреплению толерантности и обретению духовности.

— То есть вы выступаете за большую самостоятельность территорий внутри федерации?

 — Россия может быть только демократическим, федеративным государством, она исторически собиралась из отдельных государств и земель. Сложно? Да. И наиболее сложная федерация — это в России. Обратите внимание, даже в мононациональных странах все больше предоставляют самостоятельности, во всяком случае, экономической, отдельным своим регионам. А мы не хотим давать права местной власти, не обеспечиваем их бюджеты. При этом много говорим о самостоятельности местной власти. Но сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Им надо повседневные вопросы решать. Значит, надо им дать такую возможность.

Вот печальный случай — дело Буданова. Да, проблема Чечни сложная. Но чем виновата девочка, которую изнасиловали и убили? Если мы хотим в одном государстве жить, то должна быть правовая оценка без какого-либо влияния — только суд. А тут сколько пытались чуть ли не оправдать Буданова. А случаи вандализма в отношении синагог? Слишком часто мы оправдываем недопустимые действия, несколько лет подряд пытаемся представить их как простое хулиганство. Хотя видно было, что убивают людей иной национальности в том же Петербурге или в Москве. И только сейчас, по истечении лет, начинаем пожинать плоды недооценки происходящего в обществе.

— Когда до вас доходит лозунг «Россия для русских», вам не тревожно?

— Это — смерть России. Если хотим своими руками погубить страну, то надо продолжать в том же духе. Не надо считать этот лозунг привлекательным — это вызов остальным народам. В национальной политике СССР положительного было значительно больше.

О событиях 20-летней давности

— Если уж мы вспомнили Советский Союз… Прошло 20 лет, как он распался. Вы сожалеете об этом?

— Прибалтийские страны в новых условиях было невозможно удержать. Потому что они были вовлечены в Союз не добровольно. По большому счету их требования были справедливыми. Но могу сказать, что обновленный Союз мог быть сохранен без Прибалтийских стран. И это было бы во благо всем. Сейчас этого, конечно, уже не скажут страны, которые стали на путь самостоятельного развития, страны СНГ. Они уже поверили в себя. Люди, которые организовали путч из желания сохранить СССР, лишь ускорили его гибель.

— Но ведь за полгода до развала страны на референдуме граждане СССР высказались за его сохранение, готовился к подписанию Союзный договор…

— Я — живой участник работы над Союзным договором — помню, как Борис Ельцин регулярно приезжал к Горбачеву в Ново-Огарево, Хасбулатов вообще там постоянно сидел. Там же были и мы, руководители автономных республик. Как мы туда попали? Был один исторический момент. На одном из Съездов народных депутатов СССР создали высший орган страны — Совет Федерации. Это не нынешний, другой. В него входили руководители союзных республик, и они должны были коллективно руководить страной во главе с Президентом Горбачевым и работать над Союзным договором. И вот я вижу, что «поезд уходит». У меня была сформулирована поправка в Конституцию СССР, по которой в Совет Федерации должны входить и руководители автономий. Я взял и пошел на трибуну перед самым голосованием. Горбачев удивленно спросил: «Шаймиев, вы куда?» Объяснил ему, что у меня есть поправка. Я выступил, поправку поставили на голосование. По-моему, зал ничего толком не понял, но проголосовал «за». Так главы автономий оказались в один момент наравне с союзными республиками, которые работали над текстом договора.

— А что послужило причиной гибели, казалось бы, крепкого государства?

— Сыграли свою роль излишняя централизация и бесправие союзных республик, которые тогда царили в стране. Невозможно все людские жизни спланировать. Я все время вспоминаю, как на одном из съездов КПСС Леонид Брежнев выступал с критикой Госплана за то, что он упустил из виду планирование производства ниток, и в какой-то момент их стало не хватать. Когда я был Председателем Правительства ТАССР, нам указывали из Москвы, какой жирности творог мы имеем право производить и потреблять. Это ведь не анекдот. Если жирность творога выше, значит, мы в союзный фонд недопоставляем какое-то количества масла, съедаем его у себя. Самой бесправной республикой из союзных была РСФСР, в других степень свободы была выше. Поэтому когда перестройка началась, Россия приняла декларацию о суверенитете первой. Об этом сейчас почти не говорят. И только после нее мы приняли свою в Татарстане, потому что у нас прав не было ни перед Союзом, ни перед РСФСР. Получалось, что Татарстан дважды бесправный.

— Когда и как вы узнали о Беловежских соглашениях?

— Учитывая, что к этому моменту работа в Ново-Огарево над Союзным договором была уже завершена и процесс подписания был сорван путчистами, я о Беловежской встрече и соглашениях узнал по сообщениям СМИ. Беловежское соглашение напоминает мне купе с несколькими важными пассажирами в последнем вагоне поезда под названием СССР, уходящего в небытие…

— Было ли тревожно за судьбу Татарстана в это время?

— Безусловно, да! Тревожно было уже летом 1991 года. Я вам говорил о том, как тогда руководители автономных республик оказались участниками обсуждения проекта Союзного договора в Ново-Огарево. Целью Татарстана было получить статус союзной республики, мы не хотели и в дальнейшем оставаться бесправной автономией. Практически на всех новоогаревских встречах я выступал, излагал свои аргументы. И Союзный договор, подготовленный к подписанию 20 августа 1991 года, был парафирован Татарстаном с условием повышения статуса республики. Мы возлагали на него большие надежды. Я продолжал переговоры по этому вопросу и с Михаилом Горбачевым, и с Борисом Ельциным. С Борисом Николаевичем мы должны были встретиться 19 августа… Но история пошла по другому пути, который привел страну к Беловежским соглашениям в декабре 1991 года.

Тревога за судьбу Татарстана только усилилась, и в марте 1992 года у нас был проведен референдум с вопросом: «Согласны ли вы, что Республика Татарстан — суверенное государство, субъект международного права, строящий свои отношения с Российской Федерацией и другими республиками, государствами на основе равноправных договоров?» В референдуме приняло участие 81,7 процента населения, имеющего избирательное право. На поставленный вопрос 61,4 процента из них ответили «да». Народ нашей многонациональной республики сделал свой выбор.

В то время к границам республики были подтянуты соответствующие к обстановке подразделения Приволжского военного округа. Центр оказался перед сложнейшей дилеммой. Как быть с Татарстаном? Этот вопрос живо, но закрыто обсуждался в высоких кабинетах Московского Кремля. Таким образом, с распадом СССР связано начало новой эпохи развития Татарстана.

О Лужкове

— В новой России одним из политиков, с которым у вас сложились довольно тесные отношения, являлся бывший мэр Мосвкы Юрий Лужков. У вас они сохранились?

— В последнее время нет.

— А почему?

— Юрий Михайлович сейчас в замкнутом, что ли, пространстве находится. Первое время, когда с ним все это происходило, — тогда общались.

— У вас есть ответ на вопрос, почему его отправили в отставку по другому сценарию, чем в вашем случае.

— Ему оставалось немного, в 2011 году он должен был уже уходить с поста мэра Москвы по истечении срока. Что происходило? Ну, возможно, во взаимоотношениях между органами федеральной власти и президентом были какие-то моменты, в которые мы и не посвящены…

О партийном прошлом, настоящем и будущем

— Я спросил про Лужкова, потому что вместе с ним (может быть, не все это помнят) вы создали партию «Единая Россия».

— Первое движение было создано Ю. Лужковым — «Отечество». Потом мы с губернатором Санкт-Петербурга Владимиром Яковлевым и Президентом Башкортостана Муртазой Рахимовым, тоже в 1999 году, создали политическое движение «Вся Россия».

— Вы говорите теперь про то время, когда эпоха Ельцина подходила к концу и политическая элита страны стала думать о будущем…

— Мы становились более привлекательными для регионов, они к нам охотно присоединялись. И в Центре появилось беспокойство. Тут еще и Евгений Максимович Примаков сказал, что если вы объединитесь с «Отечеством», то я тоже буду поддерживать вас. И мы объединились. И вот это вызвало настоящее беспокойство у Президента РФ Ельцина. Он меня приглашал к себе, спрашивал: что вы делаете, чего добиваетесь? Я спокойно объяснил, что если не мы, так другие появятся. Сказал, что мы объединили руководителей экономически мощных регионов, и чтобы спокойно пройти эти непростые годы, надо использовать их опыт. И вот тогда срочно была задумана и создана организация «Единство» во главе с Сергеем Шойгу.

— А потом уже, когда стало понятно, что после выборов в Думу 1999 года обстановка сложилась в пользу «Единства», а на президентских выборах победил Владимир Путин…

— Все вместе объединились, состоялся учредительный съезд, в котором приняли участие «Отечество», «Вся Россия» и «Единство». Так появилась «Единая Россия».

— А такая партия, как «Единая Россия», она нужна?

— Сам факт появления новой партии в условиях новой жизни — это неизбежность. Объединяться надо было, и хорошо, что у нас хватило ума долго не затягивать этот процесс. Мы стали сопредседателями «Единой России» — Лужков, Шойгу и я.

— Вы довольны деятельностью своей партии?

— Непростой вопрос. Изначально — да. На первом съезде в своем выступлении я заявил, что в стране идет перестройка, мы хотим

— Насколько «Единая Россия» самостоятельна в принятии решений?

— Я говорил неоднократно: если у тебя большинство в парламенте, то ты и должен формировать правительство, брать власть в свои руки. Это подсказывает опыт других стран. А мы, наоборот, имея большинство в Госдуме, подпадаем под правительство. Получается, что правительство предлагает решения, которые исходят не от «Единой России», или не всегда от нее. И мы вынуждены принимать их чуть ли не единодушно.

— «Единой России» нужна настоящая политическая конкуренция?

— Я понимаю, если бы мы впервые заняли большинство в Госдуме. Но мы не обрели до конца свое лицо. Если бы партия, имеющая столь значительное большинство голосов в парламенте, отвечала за формирование правительства, это ускорило бы становление настоящей многопартийности. На фоне критики «Единой России» какая-то другая партия должна была усиливаться, и она могла бы сказать, мол, у вас не все получается, и давайте на суд избирателей выйдем. Я понимаю, что это приемлемый вариант. Но мы затягиваем становление реальной многопартийности. Только путем снижения 7-процентного барьера прохождения в парламент для партий проблему не решить. Это больше самоутешение. В России многопартийность должна стать состоявшимся институтом. И тогда произойдет определенная завершенность политических реформ.

— Так может ли «Единая Россия» превратиться в партию, о которой вы мечтаете?

— Должна превратиться. Ведущая партия должна быть. И я уверен в очередной победе «Единой России». А выборы в Госдуму предрешат и выборы президента РФ. Сейчас много гадают, кто пойдет на выборы Президента России. Но если пройти цивилизованный путь, о котором я говорил, то проблема сама по себе решается. Есть партии, есть движения, у них есть лидеры, и они должны (обязаны!) участвовать на выборах, включая и выборы президента. А выигравшая партия должна сформировать правительство.

О будущем России

— Что еще должна сделать Россия, чтобы превратиться в развитую страну?

— И в политических, и в экономических реформах мы не должны относить себя к развивающимся странам. Мы — развитая страна, но с перекосом в экономике. Но это не говорит о нашей отсталости. А вот в политических реформах мы развиваем новую реальность, которая ведет к цивилизованному развитию демократии. И конечно, совершенствование судебной системы — то, о чем проявляет озабоченность президент РФ Дмитрий Медведев. К сожалению, пока не удалось построить полностью независимую судебную систему. Это работа, которую необходимо продолжить. Но это не так просто, потому что это выражает состояние самого общества.

Если мы говорим о коррупции, которой страдают даже страны с устоявшейся демократией, и им тяжело бороться с ней, то что уж говорить о нас, переживающих сложный переходный период. Но без независимой судебной системы мы вообще ничего не сделаем. Если мы оставляем в душах людей сомнение, то мы теряем сторонников. Да, есть люди, которые не верят в нашу политику, нас не поддерживают. Но мы не идеалисты. У нас перед глазами есть пример построения успешного общества в других странах. Нам надо учиться у них и неуклонно идти по пути демократического развития.

Intertat.ru