Тем временем в Казанском университете ликвидировали факультет татарской филологии, передав его функции в ведение педагогов с циничной аргументацией о неуклонном сокращении количества студентов-филологов.

Совпадение этих трех событий, вряд ли, можно считать случайным. Обычно, Владимир Жириновский выполняет функцию провокатора общественных настроений. За годы своей политической деятельности мы не раз сталкивались с его инициативами, которые преследовали одну цель — выяснить готовность республик сдать очередную позицию под давлением федерального центра. Его намерения прозрачны, он изначально был противником федерализма, а потому для него Конституция России просто нелегитимная бумажка.

Для руководства страны конституция страны номинально остается правовым документом, ведь они присягали на ней, но сегодня возмущаться нарушением конституции, значит прослыть простачком. Вопросы в стране решаются исходя из соотношения политических сил, а разговоры о законопослушности ведутся для телезрителей. Для вящей убедительности Дмитрий Медведев время от времени подчеркивает, что он сам юрист.

Миссию Владимира Жириновского на республиканском уровне обычно выполняет «Звезда Поволжья» и круг постоянных почитателей данного издания. Местные активисты синхронно поддерживают московские инициативы, так сказать «снизу», оперируя социологическими данными, положительными примерами о дружбе с соседями по площадке в подъезде и т. д. Трудно поверить в их искренность, ведь они не первый год выступают на этом поприще.

Против самого татарского языка никто не выступает, речь идет о сокращении часов преподавания. Объявлять войну татарскому языку пока не решаются. Видимо, сдерживает затаенный страх слишком сильно раскачать лодку. Все понимают, что Татарстан остается островом политической и экономической стабильности. Северный Кавказ полыхает, причем не осталось надежды на то, что можно остановить конфликты. Поздно говорить: «Не Москва ль за нами!», поскольку процесс охватил и саму столицу.

Недавно в Институте истории Академии наук Татарстана проходила конференция об этноконфессиональных проблемах в России и специалисты из Дагестана подвели итог в следующих выражениях: «Последняя надежда — это Татарстан». Ясно, что если этнические и религиозные процессы и в нашей республике выйдут из-под контроля, то это отразится на состоянии мусульманской уммы в центральной России и Сибири, где пока еще имамами пребывают татары. Но на долго ли? Если из мечетей уйдет татарский язык (таких фактов по стране немало), то не останется силы, способной противостоять продвижению фундаментализма. Жаль, Андрея Фурсенко не было с нами.

Важно знать истоки возникшей проблемы, чтобы правильно оценить сложившуюся ситуацию. В 1990 году, когда готовилась декларация о государственном суверенитете Татарстана, все споры в рамках подготовительной комиссии свелись к двум фундаментальным вопросам: (1) признание двух языков в республике в качестве равноправных и (2) подписание договора с Москвой. Оба условия были выполнены, что легло в основу «Модели Татарстана». С тех пор соблюдение баланса межэтнических интересов стало ключевым принципом политики руководства республики. Причем, путь Татарстана вырабатывался как альтернативный чеченской модели. Сегодня многие западные центры старательно изучают наш опыт в отличие, кстати, от наших российских и татарстанских ученых. Как бы свысока не относится к тому, что происходит в республике, лучше «Модели Татарстана» в заморских странах пока не придумали, а потому хорошо бы ее сберечь.

После пятнадцати лет (с 1994 г.) спокойной жизни возникло ощущение, будто стабильность дана свыше, как бы волею Аллаха. Некоторые заговорили о «дружбе» татар и русских как местной извечной традиции, забыв о конкретной политике, поддерживающей такое состояние, в частности, балансе языков и культур.

Ярые «защитники» русского языка (слово взято в кавычки, потому, что противников нет), выступая за сокращение преподавания татарского языка, приводят ряд доводов: «Дети болеют под тяжестью учебной нагрузки», или же «У русского языка украли часы», или же «Кому он, вообще, нужен татарский язык?!», наконец, «Сами татары не хотят его учить». Каждая позиция имеет аргументы как «за», так и «против». Они хорошо известны. Любопытно другое. В самой постановке вопроса существуют психологические моменты, выходящие за рамки простой провокации в стиле Владимира Жириновского.

Очевидно, для облегчения жизни школьника, надо проводить сокращение учебных часов в целом, а не только татарского языка. Но в подсознании «защитников» сидит убеждение «Пусть татары учат свой язык. Зачем это нужно русским?» Следовательно, проблема заключается не в нагрузке, а в самом татарском языке, чью сферу функционирования одни хотят ограничить, другие — расширить.

Естественно, не ставится вопрос об увеличении преподавания русского языка за счет других предметов (кроме татарского). Сама постановка вопроса о сокращении часов преподавания математики, физкультуры, других предметов считается кощунственной, ведь математика детям нужна, как физика, химия, а уж про спорт лучше вообще молчать. Казалось бы, когда речь идет о спокойствии в республике, можно пережить неумение учащимися решать уравнения. Но это так кажется только на первый взгляд. Дело даже не в русском языке, хотя именно этот аргумент звучит как главный: «По-русскому не сдадут ЕГ». Не устраивает само равенство языков. Вот в чем психология!

Как показывают социологические исследования по стране, одно из сложных переживаний русских — это потеря статуса «старшего брата», связанного, во-первых, с развалом СССР, во-вторых, с волной этнического возрождения народов страны. Причем ослабление российской державы идет на фоне демографической катастрофы, что создает ущемленное самосознание. Доля русских пока высока, но в ряде регионов это не имеет большого значения. Даже в Москве русские составляют чуть больше 50\%, а в реальности, видимо, их доля и того меньше.

Для политических процессов существенным фактором является чувство собственного достоинства народов. В случае с татарами оно проявляется в требовании равенства языков, которое, в частности, понимается как преподавание русского и татарского по принципу 50\% на 50\%. Можно спорить о правильности такого подхода, но он существует как факт, с которым лучше считаться, чем не считаться.

Для русских чувство собственного достоинства имеет противоположный вектор, и связан с желанием вернуть прежний высокий статус «старшего брата», который, кстати, далеко не всегда было негативным явлением, ведь именно благодаря русским некоторые народы (например, в Центральной Азии) сумели быстро развиться. Трудно отрицать историческую заслугу Казанского университета для народов Поволжья. Бесспорно, татары еще до революции хотели и учились у русских. Но сегодня русская культура катастрофически теряет свой авторитет. Когда говорят о русской культуре всегда добавляют великая, но по большому счету это давно уже не так. В хрестоматии она великая, а по жизни стала преимущественно американской или уличной. Не случайно многие россияне детей отправляют учиться в США или Лондон.

Татарскую культуру американизация не коснулась, но народ живет в общей глобализирующейся среде, от которой невозможно изолироваться. Что же конкретно может дать татарский язык нашим учащимся, ведь у него сфера использования неизмеримо меньше, чем у русского?

В условиях существования двух ведущих культур в республике, знание двух языков является преимуществом, если даже это не зафиксировано в законодательстве. Следует признать благотворное влияние изучения татарского языка на улучшение межэтнического взаимопонимания, что является громадным преимуществом Татарстана.

Определенные перспективы у татарского языка существуют на международном уровне, но здесь следует учитывать два фактора. Первый связан с общей лингвистической ситуацией в мире, где в перспективе будут доминировать три языка: английский, испанский и китайский. Всем остальным языкам в недалеком будущем достанется роль региональных. Не случайно немцы волнуются и укрепляют не только диалекты, но и общий литературный язык. Вот о чем надо было задуматься конструкторам российской нации. У русского языка не осталось перспектив для расширения сферы функционирования. Если бы Россия сумела договориться с Украиной об общем письменном языке, как немцы (с баварцами, австрийцами, швейцарцами) и взяла курс на сближение славян, то положение русского языка было бы лучше.

Активисты русского языка, выступая против татарского, подходят прагматически, исходя из будущей карьеры детей. Понять их можно, но если подходить сугубо прагматично, то в европейской части России лучше начать учить английский (про запас — немецкий), а в Сибири и на Дальнем Востоке — китайский, помня, что каждый четвертый житель планеты китаец. Китай строит дороги в Сибири за свой счет. Для чего, спрашивается?

Второй фактор, влияющий на востребованность татарского языка, связан с тюркским миром. К сожалению, любая постановка вопроса о преподавании татарского языка как ключевого в тюркской языковой группе оборачивается для автора клеймом пантюркиста. Поэтому мне лучше молчать о возможностях татарского языка. Но если все же отвлечься от столыпинских ярлыков и взглянуть на вещи трезво, то станет очевидным, что роль Турции будет неуклонно возрастать, а роль русского языка в тюркских странах стремительно падать. Азербайджан и Туркмения уже практически говорят на турецком, во всяком случае, понимают язык без переводчика. Узбекистан очень скоро забудет русский язык. Остается Казахстан и Кыргызстан. Последний в политическом и экономическом плане для России давно не интересен. Казахстан как стратегический партнер будет поддерживать русский язык, но со временем неизбежно переориентируется на английский и китайский.

Татарский язык мог бы вернуться к своей старой функции еще дореволюционных времен как посредника между Россией и Азией, ведь именно там находится рынок для российских товаров, там надо работать. Но московские политики именно этого и боятся. Любая деятельность татар в Азии воспринимается центром не как усиление России, а как ослабление русских.

Разговоры о плохом преподавании татарского языка совершенно справедливы, впрочем, это можно отнести и к русскому, как неродному. Вся татарская филологическая школа оказалась в тупике. Наши ученые за двадцать лет не смогли сделать изучение татарского языка привлекательным. Филологи кормятся, выискивая мнимые «диалекты», что совершенно никому не нужно и забыли об интегративных функциях татарского языка.

В Коране сказано: «К числу чудес Его принадлежит создание небес и земли, разнообразие ваших языков и цветов» [30:22]. Не случайно создано многообразие народов и культур. Ни один язык не должен исчезнуть бесследно, ни русский, ни татарский, ни какой-либо другой. Не для того Господь их создавал, чтобы они оказались на свалке истории. Но, тем не менее, грядет лингвистическая перекройка карты мира, к которой надо быть готовыми. Когда-то великий и могучий русский язык учили в СССР и соцстранах. Но это время безвозвратно ушло. Через одно — два поколения русский язык понадобится только самим русским, да еще татарам. Впрочем, такой процесс пережили все языки. Латынь сохранилась как испанский и итальянский, языка Шекспира уже нет и сегодня говорят на другом английском. Ордынский татарский стал иным, как и османский стал турецким. Уходят империи и вместе с ними уходят имперские языки. В мире осталась одна империя — США. Она имеет возможность приблизиться по сфере влияния к государству Чингизхана. США такой шанс не упустит. Всего-то надо разобраться с Евразией, а американская культура и английский язык уже завоевали мир.

На такие размышления наводит татарский язык, великий и могучий…

Фото с сайта inkazan.ru