Виктор Мараховский. Латвия: перед распродажей

«Неофициально представители правоохранительных органов и депутаты парламента, с которыми я беседовал, дружно называют реальную численность населения: 1,7−1,8 млн. человек (недостающие 400−500 тыс. — работают в Англии, Германии, Ирландии, Испании, России). Из оставшихся, как уже было сказано, каждый пятый сидит без работы. Порядка 100 тыс. человек (или 12−15% экономически активного населения) будут обеспечены в ближайшие месяцы „столатовыми стипендиями“ — что составляет примерно размер „коммуналки“ за однокомнатную квартиру в отопительный сезон. Фактически — речь идёт о деградации отдельно взятой страны при полном сохранении государства.»

У вас когда-нибудь ломалась бытовая техника? А машина? Причем ломалась аккурат тогда, когда истекал ее гарантийный срок. Буквально на следующий день или, если повезет, через день. И все. Если ремонтировать пылесос или стиральную машину, то по цене выйдет чуть дешевле, чем покупка новых. Проще выкинуть. Да, это заговор. И не говорите, что вас не предупреждали! Еще как предупреждали. В рассказе-памфлете Бориса Зубкова и Евгения Муслина «Непрочный, непрочный, непрочный мир». Найдите и прочитайте это грозное предупреждение. То, что казалось шуткой в 1966 году, стало обыденностью в 2010-м. Мир непрочных вещей наступает.

Андрей Реут. Всемирный заговор

«Колготки, бритвы, соковыжималки, даже горшечные цветы — всё это проходит сейчас через специалистов малоизвестной и не особо почетной профессии. У нее даже названия нет. Есть только термины вроде „планируемого старения“ и „параметризации“. Составные части удешевляются до предела, но так, чтобы они не сломались раньше своего времени. То есть гарантийного срока. Далее просчитывается, как эти самые паршивые детали будут взаимодействовать, чтобы сразу не отпугнуть покупателя. Это сложное искусство, которое производители хорошо оплачивают и держат в тайне. Такая параметризация — своего рода „табу“, о котором не принято говорить. В рекламе мы слышим только о том, что товар „новый“, „лучший“ и т. п., хотя на деле он обычно ничем, кроме дизайна, не отличается от старого, а прослужит меньше.»

Жизнь советского джазмена 1970-х годов казалась невыносимо сложной и полной опасностей. На джаз официальные власти смотрели искоса, хотя к тому времени он из популярной музыки и символа разложения капитализма давно уже эволюционировал на том же Западе в музыку почти сугубо элитарную. Советский джазмен в своих глазах выглядел почти что подпольщиком, чуть ли не могильщиком социализма. На смену пролетарского булыжника пришли саксофон и виброфон. Революционная агитация велась на языке блюза, бибопа и авангарда. Джаз скрывался под крышами элитных ресторанов и звучал на свадьбах юных наследников партноменклатуры. Легендарное время. Время, на которое нельзя смотреть без улыбки. Ведь мы-то знаем, что пришло на смену так называемого «застоя».

Олег Стукалов. Блюз бродячего пса

«Я люблю играть в этом зале. Ровно в восемь на эстраде располагается наша скромная банда, и пианист — Васька — хрипловатым баритоном говорит: „Добрый вечер, уважаемые гости, эстрадный оркестр под управлением Василия Цесарского начинает свое выступление. Надеюсь, мы доставим вам удовольствие“. И мы начинаем. Когда в ударе, всерьез берусь за свою трубу и довожу толпу до экстаза, до визга. Тогда им не до тряски, вихляния задами и бюстами. Тогда они с разинутыми ртами и ушами прочным стадом окружают эстраду. Уж я поддаю им жару и сам горю. Не выразить словами, когда весь сам превращаешься в звук. Звук родится раньше слова.»