Вадим Хоменко: «Нам не грозит потеря сырья, нам грозит полная деградация на основе добычи сырья»

Россия, в целом, и Татарстан, в частности, продолжают находиться в сильной зависимости от добычи сырья, а развитие сферы высоких технологий идет крайне низкими темпами. Так утверждает доктор экономических наук, член-корреспондент Академии наук РТ, профессор КАИ им. Туполева, эксперт TatCenter.ru по экономическим вопросам Вадим Хоменко. В чем минусы сырьевой экономики, насколько опасно сидеть на нефтяной игле, почему в сельскохозяйственную республику везут картофель из Египта и какой инновационный рывок нужен Татарстану? На эти и другие вопросы Вадим Хоменко ответил в интервью нашему порталу.

«Природная сырьевая рента должна принадлежать государству»

Хоменко1— Вадим Васильевич, в свое время Вы имели отношение к разработке разделов Программы социально-экономического развития РТ на период 2006—2010 года. Как оцениваете недавно принятую программу на 2011−2015 гг. Со всеми ли пунктами программы согласны?

— Что касается программы на 2006−2010 годы, то я имел отношение к рекомендациям по размещению производительных сил РТ. По нынешней программе таких пунктов, с которыми я был бы не согласен, нет. Но, безусловно, есть определенные пожелания. В частности, на мой взгляд, нуждаются в более детальном и глубоком изложении отраслевые и территориальные приоритеты развития республики Татарстан. Институциональные отношения должны обеспечивать достижение именно их, а не иметь самодовлеющее значение. В программе не хватает конкретики.

— По данным на 19 апреля 2011 года, Татарстан остается в лидерах по госдолгу, уступая по сумме займов только Москве и Московской области. За год долг увеличился на 61% и продолжает на глазах расти. Что происходит с экономикой республики?

— Ничего катастрофического в этих цифрах я не вижу. Имеющиеся предельные ограничения, значения которых носят ориентировочный характер, установлены Маастрихтским договором для стран, желающих войти в еврозону. Государственная задолженность должна составлять менее 60% от ВВП, дефицит государственного бюджета — менее 3% от ВВП. Более того, надо отметить, что превышение рассматриваемого норматива имеет место в большинстве развитых стран — Японии, США, Франции, Великобритании, Германии и т. д. Причем планка превышения здесь выходит, зачастую, далеко за 70%, и может иметь кратный характер. Но экономика этих стран функционирует без угрозы финансового обвала, что говорит об адаптации к данным размерам долга.

Наше значение рассматриваемого показателя существенно ниже. Причем в основе он — не внешний, а внутренний и сформирован, главным образом, за счет кредитов, привлеченных в бюджет Татарстана из бюджетной системы РФ. Размеры татарстанского долга в размере 63 млрд руб. не представляются критическими при величине валового регионального продукта в 995 млрд руб. Хотя, конечно, объём существенный и контроль за его ростом должен быть постоянным и квалифицированным.

Если же сравнивать Татарстан с другими регионами, то ведь дают тому, кому в той или иной степени верят. Многократно подчеркивается, что Татарстан эффективно расходует те средства, которые ему выделяются. У него хорошая кредитная история. Деньги берутся, осваиваются и возвращаются.

— Тем не менее, экономика Татарстана уже долгие годы имеет сырьевую направленность. Эксперты не исключают того, что лет через 30 в Татарстане кончится нефть, по крайней мере, ее добыча будет все сложнее и сложнее, а качество хуже. Что делать тогда?

— На подобный вопрос применительно к России в целом я бы ответил, что нам не грозит потеря сырья, нам грозит полная деградация на основе сырья. Помимо собственно нефти у нас есть газ, битумная нефть, угль, металлы, лес, в конце концов, чистая вода Байкала, которая скоро будет стоить дороже нефти. Копилка бесконечная, но эта копилка ведет к деградации. Мы сами для себя должны решить, по какому пути пойти: продолжать сидеть на нефтяной игле или вкладывать сверхприбыль от продажи сырья в развитие сферы высоких технологий. Похожий выбор стоит перед алкоголиком, когда он сам себе или его близкие ему говорят: «Стоп! Ты же себя губишь».

Моя точка зрения такова: добыча сырья, приносящего естественную природную ренту, должна быть национализирована. А бизнесу нужно отдавать отработанные месторождения, где добыча требует уже новых технологий. Может быть, используя некоторые налоговые послабления. Тогда бизнес будет вынужден перетекать в сферу высоких технологий — как в сырьевой, так и в несырьевой отраслях. Пока же практически весь крупный бизнес — около старой сырьевой трубы, и сам по себе он с этой колеи не сойдет.

— Как же нам сойти с этой сырьевой колеи? Как научиться производить прибавочную стоимость, а не жить за счет природных ресурсов?

— Сырье — это такой допинг, от которого отказаться очень сложно. Сырая нефть — это самый конкурентоспособный товар, и каждый последующий передел этой нефти может превратить товар в менее конкурентоспособный. Делаем бензин, полиэтилен, изделия из полиэтилена и тут же сталкиваемся со всевозрастающей конкуренцией. Сырьевая составляющая отодвигается на задний план технологиями производства, дизайна и т. д. Поэтому с точки зрения бизнеса и прибыли лучше остаться в начале цепи.

В классической экономике это явление называется «Голландской болезнью». Ей в свое время болели, но поправились Нидерланды, Норвегия. Болели ей почти все арабские страны, но среди них есть такие выздоравливающие страны, как Катар, который большие вложения делает в инновационные проекты.

Чтобы вылечиться, нужно сверхприбыли от продажи сырья направлять на развитие инноваций. И даже этого мало — весь механизм должен быть настроен на единую цель. Взять, к примеру, финансовую сферу. Что нам предлагают российские банки? Небольшие сравнительно кредиты, под высокие проценты и на весьма ограниченный период времени. У западных банков — другие возможности, их условия по всем параметрам более выгодные, зачастую в кратном количестве раз. Но при этом они озвучивают одно условие: технологии и оборудование для вашего производства будет куплены у наших партнеров. Не секрет, что у всех крупных западных банков есть партнеры. Это так называемая система «связанного» кредита.

Для самого предприятия в этом ничего проблемного нет, наоборот. Но наши технологии не используются, не получают коммерческую доводку, глохнут. Они не востребованы. То есть под рынок должны быть подведены и финансовые системы. Система образования, финансовая система, приоритеты развития экономики, рынок интеллектуальной собственности — все под один знаменатель! Если где-то одно звено вылетает, вся цепь будет давать сбой.

— Может, вступление России в ВТО как-то встряхнет нашу экономику?

— Это спорный вопрос. ВТО предъявляет свои требования во многих сферах экономики и торговли. К сожалению, бизнес сегодня к вступлению не готов. Население тем более. И все же вступление России в ВТО — необратимо приближающаяся реальность. Практически весь мир уже вступил, мы же продолжаем оставаться анклавом на мировом рынке свободной торговли. Вступление в ВТО, как надвигающиеся дождевые тучи. Мы знаем, что скоро будет дождь, но вопрос в том, успеем ли подготовиться и спрятаться в укрытие, при этом воспользовавшись дождевой влагой в своих целях, или нет.

«В Татарстане крепкое сельское хозяйство. По российским меркам»

— В одном из интервью Вы справедливо заметили, что в арабских странах по году нет дождя, и, несмотря на это, они обеспечивают себя сельхозпродукцией. К нам везут картошку из Египта! Почему мы оказались не готовы к засухе? Удастся ли Татарстану восстановить систему мелиорации?

— В Татарстане достаточно крепкое сельское хозяйство, о чем хорошо известно. Кто часто ездит на поездах, может заметить это невооруженным взглядом. Но как только выезжаешь за пределы Татарстана, тут же начинаются запущенные деревни, непаханые поля. Видим мы это и рядом — на Южном Урале, в Среднем Поволжье. Зарастание полей и утеря пашни — общероссийская беда. В Татарстане ситуация лучше, поэтому здесь пока так остро данная проблема не стоит. Сложность в другом: большая доля сельхозпродукции уходит на переработку за пределы Татарстана, в Самарскую область, Башкортостан и т. д.

Что касается засухи, в нашем понимании два месяца без дождя — засуха, в Средней Азии же это нормально. Рядом реки, пруды, которые можно было задействовать для полива. Находиться на воде и не воспользоваться ей — наша безхозяйственность! Система мелиорации разрушена полностью. Можно было ее спасти, но этого сделано не было. У республики есть шанс сделать это сейчас, ведь у нас достаточно водоемов. В Саудовской Аравии и Израиле выращивают пшеницу на капельном орошении. Нам же не требуется постоянно поливать, нужно просто поддержать растения в какой-то период. Все, дальше будет дождь.

«Программа создания в Татарстане рынка интеллектуальной собственности не имеет аналогов в России»

хоменко— В 2008—2010 годах вы были заместителем министра науки и образования РТ, сейчас руководите комитетом по науке и образованию Поволжской логистической ассоциации, поэтому тема образования Вам очень близка. Как относитесь к слухам о платном среднем образовании и медицине.

— С общей постановкой вопроса я знаком и могу сказать так. Сужение обязательных бесплатных предметов — не тот путь. Классическая система образования основана на всестороннем развитии человека. Это тот фундамент, который дает возможность маневрировать по жизни. Сейчас пытаются сузить список обязательных бесплатных направлений. Я считаю, это в корне неправильно.

Нам необходимо вкладывать деньги в фундаментальное образование, фундаментальную науку. Мы отстаем от развитых стран. Причем складывается впечатление, что отстаем хронически и безнадежно. Страны, которые делают рывки, имеют долю в своем ВВП, в части науки и образования, гораздо выше нашей. Нам нужен рывок — инновационный, образовательный, научный. Мы должны не идти вровень с европейскими странами, мы должны их опережать, чтобы наверстать упущенное.

— Как так произошло, что одна из самых сильных в плане образования и науки стран превратилась в середняка?

— Что такое образование? Это потребность. Высокий уровень образования определяется высоким уровнем потребности на такое образование. Предъявляет ли экономика нашей страны такую потребность? Если мы видим, что в основе экономики — сырьевые отрасли, которые не требуют высоких технологий, то нужны ли нам в таком количестве специалисты высокой квалификации? Ответ на поверхности.

Искусственно потребность сформировать невозможно, она формируется естественным образом. Причем эта система инерционна. Крупный бизнес сегодня, как мы уже отмечали, почти весь сырьевой, и он не верит, что в ближайшие годы что-то изменится, да и не заинтересован в этом. Ему специалисты высокой квалификации в массе своей не нужны. В то же время такие отрасли, как машиностроение, биотехнологии и другие, требующие высокой квалификации, находятся в запущенном состоянии. Возникает вопрос: для чего ежегодно готовятся тысячи специалистов-авиационщиков, когда у нас выпускают несколько гражданских самолетов в год?

— С чего нужно начать, чтобы инновационный рывок мог состояться?

— Разговоров об инновационных рывках сегодня множество. Да, у нас исторически есть фундамент науки и образования. Но куда рваться, если сложилась сырьевая структура экономики, дополняемая торговым и финансовым секторами, да еще сферой услуг? Cначала надо менять эту структуру, задавать стимулы к развитию высокотехнологичных производств. Но это реализуется слабо…

— Значительный спрос на специалистов в сфере продаж, финансистов, официантов только подтверждает ваши слова …

— Конечно. Поэтому, когда говорят, что у нас самопроизвольное перепроизводство экономистов, юристов, менеджеров и т .д., то во многом ошибаются. Это — реакция на «разбухание» финансовой и торговой сфер, которые диктуют свои потребности в специалистах.

С другой стороны, пассивное ожидание того, пока экономика развернется лицом к высокотехнологичному производству, грозит окончательной потерей научных школ, квалифицированных преподавателей. В таком случае есть еще один путь решения проблемы — готовить специалистов для других регионов и национальных экономик, учить иностранцев в наших вузах, естественно за их деньги. Создавать, таким образом, для России сеть зарубежных партнеров. Да, сегодня в некоторых вузах республики есть иностранные студенты, но их процент от общего числа обучающихся очень мал. Особенно, в сравнении с европейскими, американскими и ведущими азиатскими университетами.

— Более того, наши лучшие специалисты уезжают за границу.

— Совершенно верно. Проблема утечки мозгов стоит очень остро. Почему уезжают люди науки? Потому что они за свой продукт умственного труда здесь вряд ли получат желаемые деньги. Чтобы создать условия труда для ученого в части мотивации, необходимо, среди прочих кардинальных мер, создание рынка интеллектуальной собственности. Тогда, если продукт его труда не востребован в России, он сможет его продать в другую страну. Произвел — продал. Научный продукт, произведенный здесь, должен иметь возможность быть экспортированным.

Мы в Татарстане уже начали разработку программы создания рынка интеллектуальной собственности. Инициатива его создания исходила от специалистов Министерства образования и науки РТ, Академии наук РТ, ЦНТИ, Республиканской межведомственной комиссии по развитию наноиндустрии РТ. Я совершенно точно могу заявить, что такой программы нет ни в одном регионе России.

Кроме того, 15 процентов выпускников российских вузов каждый год уезжают заграницу. Каждый шестой! Если специалист получил образование за бюджетные деньги, его нельзя отпускать, он должен эти деньги отрабатывать по специальности. Бюджетный заказ должен быть четко ориентирован под развитие отраслей с учетом их перспективы. Если мы подготовили инженера за бюджетные деньги, а он пошел работать на торговый рынок, зачем нам такой специалист нужен? Если выучился на свои средства, пожалуйста, делай что хочешь, езжай куда угодно.

Подчеркну еще одну, наверное, центральную в этом плане мысль. Сохранив и развив интеллектуальный потенциал общества, мы способны оказывать положительное влияние на изменение совокупной общественной ментальности, перекладываемое на экономическое и политическое развитие региона и страны. Интеллектуальная деградация общества — последняя позиция его разрушения. Обратный же процесс, в стратегическом плане, способен давать только положительные результаты.

«Пока не вижу, в чем изюминка Приволжского федерального университета»

— Как Вы оцениваете научный потенциал Татарстана? Выделяется ли в этом плане республика среди других российских регионов, имея 37 НИИ, более 30 вузов, 14 технопарков и около 100 инновационных предприятий?

— Научный потенциал большой. Вопрос — в другом. Мы всегда потенциал оцениваем с точки зрения его реализации. Спрашивается, если у нас столько ученых, то почему они не участвуют в производстве? Технологии то закупаются из-за рубежа. Фундаментальная наука должна быть обращена в практическую оболочку. Чтобы идея была воплощена в машины, оборудование и т. д., нужна практическая доводка, а она очень дорогая. На предприятиях Татарстана — на «Казаньоргсинтезе», «Нижнекамскнефтехиме» — вопрос «какие разработки наших химиков вы используете в производстве?» зачастую многих ставит в сложное положение. Значит, емкость научного потенциала республики на стадии практической реализации конкретного научного продукта имеет другие более низкие параметры по объективным не зависящим от исследователей причинам. Нужна иная более эффективная платформа для его развития, о чем я уже говорил выше.

— Казанский Приволжский федеральный университет может стать такой платформой?

— Этот университет должен иметь свою изюминку. Скажем, уже ранее созданный Сибирский федеральный университет в Красноярске ориентирован на обеспечение научного и кадрового сопровождения основных направлений социально-экономического развития территории Сибири, подготовку специалистов для производственного и финансового взаимодействия с Китаем и другими динамично развивающимися азиатскими странами. Южный федеральный университет в Ростове-на-Дону, помимо курирования развития ряда профильных для этого региона производственных и научных направлений, реализует задачу формирования толерантных социо-экономических сообществ в таком полиэтническом регионе России, как Северный Кавказ.

Чем определяется уникальность стратегического профиля ПФУ в сравнении с другими федеральными университетами? Каковы формы и направления консолидации на его основе совокупного научного и образовательного потенциала Приволжского федерального округа? Хотелось бы об этом иметь более четкое представление, в сравнении с тем, что мы сейчас имеем, причем как в программных позициях, так и в части реализуемых конкретных действий. В уникальности, правильно определенной конкурентоспособной нише, мощнейшей общеповолжской научно-образовательной кооперации, ориентированной на стратегии развития самого Приволжского федерального округа, и будет состоять локомотивная роль ПФУ.

«Кто мало читает, тот мало знает»

— Вадим Васильевич, Вы — доктор наук, член-корреспондент Академии наук РТ, профессор КАИ им. Туполева. Как пришли в науку?

— Цели быть ученым я себе никогда не ставил. Жизнь сама все расставила. Когда закончил вуз, предложили поступить в аспирантуру, хотя у меня и в планах этого не было. Но внутри всегда было и есть огромное стремление к познанию нового. Человек должен быть многосторонним. Очень люблю читать. Считаю, кто мало читает, тот мало знает. Книга — это творение человека, у нее свое место в этом мире, и жить ей долго.

— Что сейчас читаете? У Вас есть настольная книга?

— Читаю несколько книг одновременно, причем экономических, политических, исторических, географических. Листаю записки Русского Географического Общества, очерки Семенова-Тян-Шанского, Пржевальского. Интересны с точки зрения даже современного социально-экономического развития описания местностей вплоть до Амура. Люблю все исторические книги крупных историков — Карамзина, Гумилева, Соловьева и других, художественную литературу классиков. Какие-то конкретные названия выделять не буду. Все книги для меня важны.

Вспоминается случай из биографии Карла Маркса, приведенный одним из исследователей его научного наследия. Когда он однажды пришел домой, увидел, что жена переставила книги. Он спросил: «Что ты сделала? — Я навела порядок. Расставила книги. Сначала большие, потом поменьше, и в конце самые тонкие. — Какой это порядок?! Это беспорядок, у меня они стояли в той очередности, как развивается моя мысль».

— Кроме книг чему стараетесь посвятить свое свободное время? Занимаетесь спортом?

— Зимой, если позволяет время и погода, катаюсь на лыжах. А так, стараюсь чаще быть на свежем воздухе, в том числе в саду, чтобы голова была свежей. Человек должен быть в гармонии с природой.

Справка TatCenter.ru

Хоменко Вадим Васильевич. Родился 25 апреля 1958 в Казани. Доктор экономических наук, член-корреспондент Академии наук РТ, профессор НИУ КГТУ (КАИ) имени А.Н.Туполева, руководитель комитета по науке и образованию Поволжской логистической ассоциации, научный руководитель бизнес-школы «Ай Тек». Окончил Казанский финансово-экономический институт им. В.В.Куйбышева (1979 г.), аспирантуру Ленинградского финансово-экономического института (1985 г.). В 2008 — 2010 гг. был заместителем министра науки и образования РТ.

Новости
11 Декабря 2024, 19:42

В Татарстане проведут капремонт 719 многоквартирных домов В 2025 году

Общая сумма затрат составит около 8 млрд рублей.

В 2025 году в Татарстане планируется провести капремонт 719 многоквартирных домов. На данный момент у 300 зданий уже провели обследования, в ходе которых определили необходимые работы. Об этом сообщил начальник Госжилинспекции РТ Александр Тыгин на пресс-конференции в «Татар-информ».

Общая сумма затрат на капремонт составит около 8 млрд рублей, точный размер бюджета еще уточняется. Предполагается, что 1,4 млрд рублей выделит республика, 4,9 млрд рублей составят средства собственников, а оставшуюся часть добавит муниципальный бюджет.

Ранее TatCenter писал, что в Татарстане завершили капремонт 734 из 749 многоквартирных жилых домов, запланированных на текущий год.

Тыгин Александр Васильевич

Начальник Государственной жилищной инспекции РТ - главный Государственный жилищный инспектор РТ

Lorem ipsum dolor sit amet.

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: