— План по набору выполнен. Специфика нашего приема состоит в том, что мы должны принять студентов по всем специальностям, начиная с флейт и пикколо, и заканчивая контрабасом и тубой. В противном случае смысл слова «консерватория» теряется. Набрать на все специальности удается благодаря тому, что мы проводим профориентационную работу в течении многих лет. Сейчас мы знаем ситуацию в средних специальных заведениях, музыкальных школах в нашем регионе и можем планировать набор.

— Из каких регионов едут учиться в Ваш вуз?

— В основном из Татарстана, для которого, собственно, мы и выпускаем 60% музыкантов — выполняем заказ республики. Но едут и из других регионов. Вот только приехала учиться девушка из Хабаровска, в прошлом году из Оренбурга. Даже из других стран едут — из Японии, Южной Кореи. Недавно из Америки приехал татарин и всю свою семью привез. И пока он не защитил диссертацию и не закончил консерваторию — не успокоился. Сначала выучил татарский язык, потом русский язык, чтобы защитить диссертацию. Студенты, которые выпускаются из консерватории, работают и в Америке, и в Японии, и в Индии, и в Израиле, и в Южной Корее.

Надеюсь, что скоро будет возможность обмена студентами учебных заведений со всего мира, но в этом случае, условия в обменивающихся студентами вузах должны быть соответствующими. Одно дело жить в кампусе европейского университета, другое дело в нашем традиционном студенческом общежитии. Несмотря на то, что общежитие нашей консерватории из года в год получает разные призы, все-таки условия жизни совершенно разные.

— На какие факультеты консерватории конкурс выше? За 22 года Вашего руководства заведением спрос на факультеты как-то изменился?

— Вокальный факультет традиционно пользуется среди наших абитуриентов повышенным спросом, все хотят петь. Могу сказать, что за все время моей работы в консерватории, мы не закрыли ни один факультет, мало того, даже открыли новые специальности. Например, такую элитную как «Педагогика балета», по поводу открытия которой было много споров. В старейшей консерватории Санкт-Петербурга эта специальность была изначально, именно поэтому всемирно известный балет Мариинского театра получает такие кадры вот уже много лет. Мы тоже открыли эту специальность и не жалеем об этом. В нашем коллективе работает профессор Нинель Юлтыева, народная артистка России и Татарстана, она большой энтузиаст своего дела.

Кроме того, у нас есть хорошая база в хореографическом училище. Я надеюсь, что эта специальность будет востребована, поскольку востребована и сама профессия. Конкурс на специальность уже не менее двух человек на место. Специфика состоит в том, что к нам идут обучаться бывшие звезды сцены. Дело в том, что профессия танцовщика имеет очень короткий временной лимит. Пока молод — танцуешь, а дальше что? Преподавать. Но чтобы начать эту деятельность нужно иметь образование, диплом, необходимо узнать всю ту музыку, которая написана для балета, ориентироваться в ее стилях, знать ее драматургию.

— Каково соотношение бюджетных и коммерческих мест в Казанской консерватории?

— Мы никогда не напирали на коммерцию, потому что по сути это все-таки компромисс между уровнем подготовки и желанием заработать. Мы берем на коммерческое отделение только тех, кто очень близко подошел к уровню бюджетного конкурса, всего на коммерческом отделении обучается не более ста человек. Ограничиваем поступление платников еще и потому, что в дальнейшем возникают проблемы по переводу на бюджет. Также на коммерческое отделение поступают иностранные студенты — 35−40 человек. Вообще же мое мнение таково, что небюджетные отделения должны быть закрыты. И я согласен с президентом Медведевым, когда он издал распоряжение о необходимости по максимуму перевести обучающихся на бюджет. Но прием бесконечно расширять нельзя, иначе пойдет «шлак». Не случайно ведь консерватория работает 65 лет, а прием сохраняется на прежнем уровне — в пределах 100−120 человек в год. Мы наших студентов набираем по крупицам, это штучный «продукт» системы.

— Каких высот удалось достичь выпускникам консерватории?

— Недавно у нас в консерватории была Софья Губайдулина — это композитор который известен во всем мире и является законодателем мод в современной музыке. Она училась у нас на фортепианном факультете и никто не подозревал в ней композиторских способностей. Один только Назиб Гаязович Жиганов это услышал и направил ее после окончания в Московскую консерваторию в класс композиции. Думаю, он был уверен в ее способностях к импровизации, звуковой фантазии. Она удивительный человек, обладающий очень стойкими личностными качествами.

К сожалению два года назад мы простились с Олегом Леонидовичем Лунстремом. Он со всем своим оркестром приехал из Шанхая в Казань. Здесь его джаз оркестр вырос и стал профессиональным коллективом. Все они окончили казанскую консерваторию и затем переехали в Москву, поскольку там для оркестра открывалось больше возможностей

— Ваши студенты регулярно берут призы на всевозможных музыкальных конкурсах. Насколько я знаю, эти поездки — дорогостоящее удовольствие. Приходится прибегать к помощи спонсоров?

— Когда я слышу игру талантливого человека и вижу, что студент много занимался, чтобы добиться результата, то я обязательно нахожу деньги, чтобы отправить его на конкурс. Обращаюсь в министерство культуры Татарстана, к специальным программам, пишу письма руководителям банков и в другие организации. Они отзываются! К сожалению, наша законодательная база устроена таким образом, что благотворительность не выгодна предпринимателям. Для сравнения, в США, если спонсор выделяет какую-то помощь, то он освобождается от налогов.

— Многие ли остаются в музыке после окончания консерватории?

— Случайных людей мало, но они есть среди тех, кто окончил и музыкальную школу, и училище искусств, и даже консерваторию. Я как-то сказал на ученом совете и сам испугался: «Можно закончить школу, училище, консерваторию, аспирантуру, стать доцентом и профессором, но не стать музыкантом». Это то, что должно быть исключено. Потому что музыкант — это профессия по призванию. Знаете чем ребенок, занимающийся музыкой, отличается от остальных детей? Летом, когда все едут отдыхать, играют в футбол, катаются на велосипеде, он берет инструмент и повторяет гаммы и упражнения. Только так можно стать великим музыкантом.

Конечно, есть среди выпускников и те, кто уходит из музыки. В основном в систему управления в сфере культуры, работают в методических кабинетах, многие уходят на телевидение работать в качестве редакторов, экспертов по формированию музыкального репертуара. Их к этой работе целевым образом никто не готовил. И понятно, что для этого одних только консерваторских знаний мало, нужны дополнительные навыки и знания. Недавно мы открыли кафедру музыкальных прикладных технологий, которая призвана восполнить эти пробелы. В музыкальном образовании произошло примерно то же самое, что и в сфере услуг.

В 90-е годы у нас не было на прилавках ничего, затем экономический механизм выплеснул массу товаров. Расширенная сфера услуг неизбежно повлекла за собой расширение ассортимента профессий. Ведь ни брокеров, ни менеджеров по продажам раньше не было. Рынок труда сориентировался по запросам рынка. Точно также этот рынок вошел в сферу образования и потребовал новых профессий, которые имеют некие специализации тем традиционным специальностям, которые существуют уже много лет и позволяют легче адаптироваться на работе, найти себя на рынке труда.

Специалист — это тот, кто знает все кое о чем и кое-что обо всем

— Каковы последние тенденции в музыкальном образовании? В каком направлении движется эта система?

— Сейчас главный камень преткновения и предмет споров — введение в консерваториях специалитета или двухуровневой системы. Думаю, что мудрые люди помнят о том, что слово «кластер» пришло из музыки и означает несколько звуков, взятых вместе. Сейчас под этим понимают некую систему, когда систему образуют все необходимые компоненты, которые делают профессию или продукт. Я считаю, что мы много потеряли, когда реформа коснулась среднего образовательного звена (профтехучилищ, техникумов, музыкальных и художественных училищ). Это было звено, дающее образование людям, которые могли прийти на завод на рядовую профессию, продолжить производственный цикл.

Для музыки этот сектор также был важен: кому-то же надо работать в детском саду и школе с детьми и прививать им уроки любви к музыке, к танцу. Я не могу не привести в пример такую страну как Япония, где с трех лет детей обязательно обучают музыке, танцу, живописи. Наша реформа образования привела к тому, что художественное образование стало платным, дополнительным, а значит необязательным. Вы хотите музыке учиться? Тогда платите! Все виды художественного образования попали в унизительную категорию дополнительного. Как можно считать музыку дополнительным предметом? Это все равно, что сказать, что Пушкин — это не обязательно. Чайковский? Как-нибудь обойдемся без него. Это привело к страшному перекосу! Не все родители могут платить, хоть их ребенок талантлив, в итоге он теряет возможность раскрыть свои способности.

Еще Тимирязев вывел замечательную формулу специалиста: «Специалист — это тот, кто знает все кое о чем и кое-что обо всем». Здесь и кроется суть той реформы, которая должна произойти. Невозможно усвоить весь поток информации, для этого существуют технические средства, которые могут содержать все в своей памяти. Часто когда ко мне приходят родители просить за своих чад, первый вопрос, который я им задаю, звучит так: «Скажите, пожалуйста, что бы вы предпочли, чтобы ваш ребенок был счастливым человеком или посредственным музыкантом?». Понимаете, когда в группе десять музыкантов и восемь из них играют или поют на одном уровне, а кто-то еще и лучше, а рядом существует человек, которому природа этого не дала, он начинает это осознавать. Может быть, природа дала ему что-то другое, о чем он не знает, а настойчивость родителей или другие обстоятельства привели его сюда. Чем раньше исправить и сделать правильный жизненный выбор, тем гармоничнее судьба человека.

Я считаю, что система образования должна быть построена таким образом, чтобы как можно раньше определить назначение человека. Весь многоэтажный цикл обучения должен быть расположен так, чтобы не помешать главному предмету, который для каждого ребенка свой и понятен уже с 12 лет. Например, я уже в пятом классе осознано решил быть музыкантом. Мой профессор задал мне вопрос: «Кем ты хочешь быть? Если артистом, то должен сделать выбор». Он мне предложил очень трудное сочинение и сказал: «Давай договоримся, если ты это сочинение осилишь, мы с тобой продолжаем заниматься. Если нет, нам придется расстаться».

Мне стало интересно, смогу я это выучить или нет за данную мне неделю. Помню как занимался по восемь часов в день, чтобы самому себе доказать, что я могу. Этот выбор должен произойти. Я уверен, что уже в 5−6 классе абсолютно ясно кто есть кто. Математик, химик, музыкант, врач. Все понятно, а между тем реформа образования продолжает громоздить нарастающий поток информации, насыщать им учебники. Можно бесконечно шпиговать программы и спрессовывать их до уровня невозможности в употреблении. Но это бесперспективно.

Роль музыки не раскрыта даже на тысячную часть

— Сегодня билеты на культурные события недешевые. Как Вы считаете, насколько доступна музыкальная культура для населения?

— Это вопрос скорее социально-политический, нежели вопрос потребности в культуре. Потребность в музыке есть у всех. Да, согласен, билеты дорогие. Кто-то, используя рыночный механизм, зарабатывает на этом. Есть, конечно, совершенно оправданные дорогие спектакли, которые состоят из подлинных звезд. Но в большинстве своем — это наглое зарабатывание денег на «попсе», околомузыкальном дешевом продукте. Условно говоря, эти многочисленные концерты — «китайский рынок». С виду похоже на музыку, а на самом деле барахло.

— В Большом концертном зале им. С. Сайдешева находится один из лучших органов в Европе. Изменилось ли на Ваш взгляд отношение казанцев к органной музыке с его появлением в городе?

—  Конечно, изменилось. Первый орган в Казани появился еще 1972 году. Думаю, что тогда Назиб Гаязович Жиганов привез его не просто как диковинку, чтобы всех удивить. Его главной целью было распространение европейской культуры в сфере образования. До сих пор многие японцы, корейцы, китайцы едут в Европу получить образование и затем возвращаются работать на родину. Кроме того, в России церковная музыка была представлена только в певческой форме, инструменты не употреблялись. В церкви органу отводится особая роль. Это материальный прообраз хора, поскольку он имеет множество голосов, не похожих друг на друга. Появившийся орган обогатил российскую музыкальную культуру.

Когда звучит орган, в радиусе нескольких десятков метров все люди испытывают на себе его благотворное влияние. Например, в Санкт-Петербугрге существовал даже центр «Отто» для рожениц, где был установлен орган, чтобы будущие мамы слушали «хор ангелов».

Органные концерты пользуются популярностью у населения, если на каком-то концерте чуть меньше полного зала, значит, в этот день проходит хоккей или еще какое-то событие на рынке культурных услуг. В-целом по стране это наиболее выгодные в коммерческом плане концерты.

— Как вы считаете, на классической музыке можно заработать деньги?

— Я считаю, что этого делать не надо. Музей существует не для того, что бы там ходили толпы. Классическая музыка служит для других целей. Например, она защищает человека. Ее даже можно трактовать как глобальную систему безопасности. Если бы она работала в полную силу, то воздействовала бы на умы и сердца всех людей. Во-первых, потому что она знакомит людей с такой красотой, которой раньше он не удостаивался. Что то-с людьми происходит, когда они слышат эту музыку. Они становятся добрее, чище, каких-то поступков они себе уже не позволяют. У Бетховена есть изречение: «Я не знаю другого преимущества одного человека над другим кроме доброты». Никакая другая псевдокультура этим свойством не обладает, у нее другая задача — зарабатывание денег. Настоящая музыка адресована в сердце человека. Я считаю, что роль музыки не раскрыта даже на тысячную часть.

— Российский дирижер, заслуженный артист России Александр Сладковский назначен художественным руководителем и главным дирижером Государственного симфонического оркестра Татарстана. О чем говорят такие назначения на должности в Татарстане?

— Мудрые люди говорят: «Поживем — увидим». Музыкант он замечательный. Приведу такой пример, когда я учился и пел в школьном хоре, в Казань на ленинский фестиваль приехал Натан Рахлин. Наш школьный хор участвовал в исполнении «Песнь о лесах» Шостаковича. Помню, как на репетиции Рахлин вошел со словами «О, тополи пришли!», каждого потрепал по голове и все сразу поняли, что пришел наш добрый дядя, с которым у нас все получится. Понимаете, есть люди, которые сразу открывают контакты, их доброта обращена к сердцам людей. И они сразу делают такие чудеса, что люди сами себя не узнают.

Сначала Государственный симфонический оркестр Татарстана работал под управлением Рахлина, затем Равиля Мартынова. Потом здесь работали Сергей Калагин и Ренат Салаватов. Потом Фуат Мансуров и Илмар Лапиньш, и вот Александр Витальевич. Задача у него очень сложная, потому что оркестр — это не только продукт системы образования, это продукт, который имеет и социальные проблемы. Самая большая проблема оркестра в том, что оркестрант помимо основной работы вынужден зарабатывать где-то еще. Он до оркестровой репетиции где-то поработал и после репетиции идет в музыкальную школу работать и лишь затем — уставший домой. А когда ему заниматься? Когда поддерживать свое мастерство? Я уж не говорю о степени подготовленности к репетиции. Получается, что уровень содержания оркестранта должен быть таким, чтобы он не нуждался в подработке. Чтобы он утром до репетиции встал и взял в руки скрипку, выучил партию, которую ему надо играть в оркестре.

Мне небезразлична судьба музыкантов, поэтому желаю Александру Витальевичу и оркестру успеха.

— На сегодняшний день закончен ремонт в здании консерватории на ул. Большая Красная. Открытие было грандиозным! Строителям удалось сохранить памятник архитектуры и вместе с тем сделать его максимально удобным для обучения музыке. Как это удалось сделать?

— 29 сентября, накануне международного Дня музыки у нас состоялось открытие. Интересен тот факт, что 65 лет назад тоже 1 октября в Казанской консерватории начались первые занятия. Здесь бы военный госпиталь, война еще не закончилась, но решение об открытии консерватории уже было принято.

Что касается реставрации здания, то здесь действительно было выполнено очень много задач. Одна из них — сохранить здание в категории памятников архитектуры 20 века. Здание было построено как доходный дом дворянства, и сохранить все атрибуты памятника было очень сложно. Шаг в сторону был невозможен, поэтому нам пришлось потрудиться, чтобы во время ремонта не утратить ни внешней, ни внутренней красоты этого здания, его особенного стиля. Во-вторых, здание должно было быть максимально удобным именно для консерватории. Нужно было решать вопросы звукоизоляции, акустики. Очень важно, чтобы здание было прочным. Для этого пришлось провести геологические исследования, и мы очень удивились, когда узнали, что фундамент здания углублен на 7 метров.

Нам пришлось общаться со специалистами в области геологии, строительных конструкций, атрибутов памятников и декоративных украшений. Но самым трудным было определить, где какие факультеты должны расположиться. Для меня консерватория — это единое целое. Даже проходя по коридору, студенты слышат пение или игру на инструменте, и это тоже часть их образования. Они даже не отдают себе отчета в этом, а образование продолжается, потому что их звуковой и эмоциональный опыт обогащается этими, казалось бы, случайными впечатлениями. Консерваторская жизнь — это многосложный и многоуровневый процесс, который происходит непрерывно, каждую секунду.

«Мир не так уж плох, когда есть такая музыка»

— Вы возглавляете Казанскую консерваторию уже 22 года. Какими были самые важные события в жизни вуза за последнее время?

— Я не буду отдельно выделять какие-то события. Их было много. Это и исполнение «Рождественской» оратории Баха целиком, и оратории «Сотворение мира» Гайдна, и исполнение «Девятой симфонии» Бетховена. События происходят не каждый день, но раз в неделю точно. Кто-то побеждает в конкурсе, кто-то становится солистом Большого театра.

— Людям культуры свойственны постоянные сомнения, сталкивались ли Вы с таким явлением, как творческий кризис?

— Я принадлежу к тому типу людей, которые сомневаются и в себе, и во всем вообще. Поэтому меня состояние пессимизма посещает довольно часто. Думаю, что это удел каждого человека, который размышляет о смысле бытия и критически относится к самому себе. Потом я размышляю и нахожу, что мир не так уж и плох, когда есть такие люди, такая музыка и такие события. Как это у Маркеса: «Не плачь, это прошло. Улыбнись! Это было…»

— Что Вас занимает помимо музыки?

— Меня очень увлекает тема органостроения. Чтобы построить орган, его надо точно спроектировать, и я счастлив, что принимал участие в качестве эксперта в строительстве органов в Ульяновске, Кирове, Ханты-Мансийске, Калининграде, Набережных Челнах, Казани.