— Мариам, почему Вам так важно спеть джаз на русском языке?
— Джаз и до нас пелся на русском, но это делалось в общем контексте эстрады, просто стили не назывались своим именем, все было в общем котле эстрадной музыки: в советское время прекрасные композиторы творили в джазовом стиле роскошные вещи. А мы хотим эту тему в очередной раз актуализировать, тем более, что уже около десяти лет делаем авторские вещи, реанимируем старые произведения, трактуем их в джазовом стиле.
В Казани прозвучала одна из любимейших моих вещей «Зашумит ли клеверное поле» на стихи Евгения Евтушенко, которые поются, удивительным образом подтверждая гениальную музыку Андрея Эшпая. Прозвучало много наших авторских произведений, это и «Дочкин сон», и «Баллада о любви» — вообще первая в нашей жизни вещь, которую мы явили слушателям.
Постарались сделать упор на русский язык, чтобы дать возможность людям услышать, насколько он вкусно звучит в джазе, на это просто часто не обращают внимания.
Я всегда привожу в пример Ришара Бона, который поет джаз на камерунском, все слушают с удовольствием, но никто не является носителем камерунского. Наверное, так и надо воспринимать произведения: в целом как единство и переплетение всех звуков, включая язык.
Никто ведь не говорил, что надо петь джаз только на английском, французском или бразильском. Кстати, на польском роскошно звучит джаз.
— А на армянском Вы пробовали?
— Да, это не мой конек, я знаю, с каким акцентом говорю на армянском, но я пела изумительную песню, написанную Артуром Григоряном, ее название в переводе на русский звучит как «Мелодия». Ее исполняла когда-то удивительная певица, к сожалению, ушедшая из жизни, Эльвина Макарян. Кстати, она очень дружна была с Брайаном Макнайтом, и когда она ушла, Брайан посвятил ей целое выступление.
— Вы помните музыку своего детства, какие песни Вам пела мама? Ваша музыкальность, она откуда проросла?
— В доме не прекращалась музыка: все в семье, хотя не были музыкантами, владели фортепиано. Мама играла, папа был очень одаренным, мог услышать мелодию и сразу сесть за рояль подобрать, хотя был юристом, следователем по особо важным делам. А песни мне изумительно пела бабушка: романсы, арии из опер и оперетт. И мое впечатление детское, знаете, что я помню? Мы с мамой подсчитали, что мне было года два, то есть я себя еще не помню в том возрасте, но состояние прекрасно запомнилось, когда бабушка играет, поет какой-то очень сердобольный романс, и я начала плакать, мне показалось, что ей больно! Вот это состояние я помню до сих пор.
До шестнадцати лет я была полностью только в классике. Хотя мама побаловала меня однажды Pink Floyd и Queen — принесла с работы болгарские диски и даже повела меня на концерт Pink Floyd в Москве.
— Вас, погруженную в классику, зацепило?
— Конечно.
А потом очень круто менялись мои музыкальные воззрения, пристрастия в связи с взрослением.
Скажем, до восемнадцати лет примерно я не воспринимала совсем тяжелый рок, была таким снобствующим классиком. Со своим консерваторским образованием я мало что соображала, мне казалось, что рок только пэтэушники слушают. А потом я просто открыла его для себя и влюбилась в эту музыку. Led Zeppelin — как это не любить?! Я сама сейчас иногда работаю в тяжелом ритм-энд-блюзе.
— Возвращаясь к песням детства, Вы своим детям поете?
— Да, обязательно, если удается засыпать вместе с детьми, конечно, пою «За печкою поет сверчок», «Спи мой мальчик» и так далее.
— А дети занимаются музыкой?
В обязательном порядке все должны учиться в музыкальной школе, независимо от того, будут они потом в музыке или нет.
Я считаю это необходимым, именно семилетка, потому что это воспитание души, вкуса, слуха — я точно могу быть уверена, что они не будут дергать ножкой под группу «Комбинация».
— Какие инструменты звучат у Вас дома?
— Фортепиано. Чем владеем, то и можем контролировать.
— Судьба Вас сводила с разными известными людьми: это и Николай Носков, и Леонид Агутин. Как это сотрудничество обогатило Вас?
— Каждый одарил огромным багажом мастерства. Николай Носков меня научил не зависеть от голоса, от его состояния. Я два года проработала у него на бэк-вокале. Он говорил: «Выходи на сцену и пой, есть ли голос, нет ли его, пой, дыши». Мы долго не могли понять, что такое «дышать». Нас абсолютно не так учили. И когда ты это понимаешь, делаешь колоссальное открытие, что действительно можешь не зависеть от состояния голоса, просто выходишь, и идет звук от дыхания. Вся жизнь — это открытия…
— Проект «Голос» чем помог профессионально?
— Счастье, что я оказалась у Леонида Николаевича. Я так и ожидала, что мы поймем друг друга, и я очень благодарна, что он в меня поверил. Я вообще готова была уйти сразу, потому что была сильнейшая команда, и я за каждого сама болела, и была бы рада, если бы каждый из команды остался — все были достойны оказаться в финале безоговорочно.
«Голос» дал мне возможность выйти из моего музыкального круга и спеть те произведения, которые я всегда хотела петь, но они не вмещались в мой репертуар.
13 ноября мы с Арменом в Светлановском зале в Москве с большим оркестром явим концерт, который называется «Сто часов счастья». Это будет полностью концерт произведений советской эстрады, любимые мои вещи. И мы реанимируем немного творчество Левона Мирабова, отца Армена, который был в течение десяти лет главным дирижером оркестра Муслима Магомаева, написал произведения, которые и Клавдия Шульженко исполняла, и Муслим Магомаев, и Алла Пугачева. И мы хотим, чтобы на этом концерте вышел Левон Габриэлович, будет много специальных гостей.
— Мариам, когда Вы издалека, из других стран и городов, вспоминаете Казань и фестиваль «Джаз в усадьбе Сандецкого», какие ассоциации он у Вас вызывает?
Изумительная атмосфера, уют и какое-то особое единство. Чудесная публика, фантастические организаторы — Ольга Скепнер — низкий ей поклон. И город феноменальный.
Мы очень любим Казань, от чистого сердца говорю. Здесь спокойно, красиво, ухоженно, что очень важно. Мы, как люди, ориентированные на семью, можем это сравнить с заботой о стариках: когда так следят за городом, значит, люди понимают, как надо следить за стариками, чтобы их старость была благородна и красива.
— У Вас уже есть любимые места в Казани?
— Мне очень нравится пряничный театр кукол. Красивейший центр, и мечети, и русские церкви.
— Музей, на территории которого Вы выступаете, успели посмотреть?
— Нет, не успели, к сожалению, потому что гастроли — это чудовищно: мы ничего не успеваем.
— Значит, будет повод вернуться.
— Да, обязательно, мы хотим просто приехать, потусоваться с нашими друзьями, спокойно погулять, подышать городом.
— Вы нынче на фестивале еще и в качестве слушателя: всегда стараетесь слушать выступления супруга?
— Я очень люблю его творчество, считаю его потрясающим мелодистом, уникальным музыкантом, у него пианистические приемы не похожи на других исполнителей, и для меня он всегда новый. В этом трио его единение с такими фантастическими музыкантами, как Петр Ившин, Антон Горбунов, Манук Газарян — это великолепно, взаимопонимание полнейшее в музыке, и это такой кайф!
— А у Вас с мужем бывают музыкальные разногласия?
— Конечно! И злимся, и фыркаем, и не разговариваем. Сцена мирит очень часто. Мы можем ехать в машине, не разговаривать друг с другом, а после сцены, конечно, и обнимемся, и поцелуемся.
— Мариам, что бы Вам хотелось в творческом плане сотворить совершенно новое?
— Есть задумки. Честно говоря, я еще пишу сценарии к фильмам и хочу поступить на сценарный факультет, наверное, я это сделаю.
У меня много идей музыкальных фильмов. Это важная ниша, но она почему-то сейчас никак не играется. Музыкальные фильмы должны быть обязательно, это воспитание хорошего музыкального вкуса.
— Те музыкальные направления, в которых Вам сейчас интересно работать: джаз, фанк, фьюжн — за счет чего они сейчас обогащаются?
— Вы знаете, у нас недавно был с музыкантами спор в фейсбуке по поводу снобизма джазовых музыкантов. В Норвегии живет наш великий пианист Михаил Альперин. Кстати, одни из первых джазовых концертов, которые я услышала в Москве, это были его выступления. Так вот он сказал очень хорошую фразу в этом споре: «Снобизм — это отсутствие любви».
Любовь безумна, ее нельзя просчитать, а музыка без любви — это не музыка и даже не математика, это просто какая-то пародия.
Я думаю, что если и что и может убить развитие любого направления в искусстве, так это снобизм. Люди должны быть более восприимчивы и открыты к творчеству других, перестать осуждать, умничать, шушукаться, каждый, родившись, имеет право что-то творить на этой земле, и судьи точно не мы.
Беседовала Нина Максимова
Фото: Викентий Потапов
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: