— Александр Леонидович, как возникла идея создания ЦАИР?

— В конце 80-х годов прошлого века появилась потребность в изучении общественного мнения, и многие московские институты и организации стали проявлять интерес к его состоянию в Татарстане. Тогда в стране была довольно неспокойная политическая ситуация, а потому знать настроения людей было не просто проявлением праздного интереса, а настоятельной необходимостью. Именно в то время ко мне как частному лицу обратились сначала центр «Мнение», а затем Институт социологии. Разумеется, никакого штата интервьюеров у меня на тот момент не было, а потому пришлось набирать людей, заключать договоры и, наконец, проводить исследования. В общем, все началось с политики.

— А потом?

— Ближе к 2000-м годам, когда в России начал складываться рынок, появился спрос на маркетинговые исследования. Параллельно с этим в ЦАИР стало развиваться и еще одно направление — социальные проекты, в рамках которого мы изучали такие общественные проблемы, как наркомания, алкоголизм, преступность, коррупция и т. п. Оно опять-таки появилось в ответ на те реалии, в которые в середине 90-х годов погрузилась наша страна.

— Возросший спрос на Ваши услуги, вероятно, привел к обострению конкуренции на рынке. Какая сегодня сложилась ситуация в этом отношении?

— Серьезный конкурент у нас только один, да и то это та фирма, с которой мы когда-то вместе начинали общее дело, а потом разделились. И теперь эта компания, являющаяся филиалом московской организации, развивается самостоятельно.

— А как бы Вы охарактеризовали спрос рынка на услуги, которые оказывает ЦАИР? Как он изменился за последние 10 лет?

— Рынок Татарстана во многом специфичен и в ряде отраслей поделен между несколькими сильными игроками, которые контролируют подавляющую его часть. Таким компаниям услуги ЦАИР не всегда интересны, потому как у них просто нет серьезных конкурентов, а значит, их товар всегда будет пользоваться спросом. А вот средние фирмы, которые планируют выводить новые продукты и часто вынуждены действовать на опережение, напротив, активно пользуются нашими услугами. Среди таких организаций — ОАО «Татспиртпром», ОАО «Казанский жировой комбинат», ОАО «Нэфис Косметикс» и некоторые другие. Небольшие предприятия, разумеется, к нам обращаются не очень часто.

— С чем связана такая закономерность? Дело в финансовой стороне вопроса, или небольшим компаниям чужда сама культура исследования рынка?

— Все упирается в цену вопроса. Маркетинговое исследование рентабельно, если объем производства предприятия достаточно большой. Если же оно выпускает тысячу или 10 тысяч единиц продукции, то смысл исследования теряется, потому что возрастает себестоимость изделий, на которую организации «сажают» наши услуги. Если же мы говорим о миллионах экземпляров, то тогда изучать рынок стоит, ведь в этом случае компания получает определенные преимущества перед конкурентами.

— Много ли у ЦАИР постоянных клиентов?

— Хватает. На сегодняшний день это около 10 известных татарстанских предприятий и примерно 25 московских маркетинговых фирм, которые перенаправляют к нам поступающие к ним заказы от столичных компаний. Нам нередко приходится сталкиваться с парадоксальными ситуациями. Казанские организации ищут исполнителей в Москве и даже за рубежом, а те, в свою очередь, обращаются к нам. Приведу конкретный пример: как-то на нас вышла одна норвежская фирма, к которой поступил заказ от компании «Телесет». В итоге основную работу по проекту делали мы. И это далеко не единственный случай.

— Не приходится ли интервьюерам сталкиваться с недоброжелательностью со стороны населения? Насколько жители республики открыты к общению с ними?

— В целом, отношение вполне адекватное, хотя порой нас путают с распространителями. Вот они, конечно, нам несколько мешают. Помню раньше, когда их почти не было, и я сам еще ходил с опросниками, люди нередко приглашали меня и моих коллег домой, поили чаем и даже предлагали поесть. Сейчас ситуация несколько изменилась, но в основном татарстанцы довольно охотно идут на контакт.

— А если говорить о методах, применяемых в ходе исследований в России, отличаются ли они от тех, что принято использовать за рубежом? Быть может, до каких-то западных или американских технологий мы еще просто не доросли?

— За границей большая часть исследований проводится в он-лайне, но не так, как у нас: вывесил анкетку и жди, пока кто-нибудь из любопытства её заполнит. Там рекрутируется панель, а затем из нее производится выборка. На такой метод работы приходится более половины зарубежных исследований. Оставшаяся часть — это телефонные опросы и фокус-группы. У нас же распределение выглядит несколько иначе: 50% приходится на квартирные, которых на Западе уже нет, и уличные опросы, а вторая половина — на холл-тесты и фокус-группы.

— Эти отличия — следствие технологической отсталости России?

— Да, ведь те же телефонные каналы у нас еще не настолько дешевые и распространенные, что уж говорить про глобальную паутину. Но рано или поздно мы к западным нормам тоже придем.

— Изменилась ли у Вас структура заказов из-за кризиса?

— Заметной стала тенденция к экономии. Если раньше клиенты просили сделать 1000 анкет, то сейчас сокращают это число до 500; квартирные опросы сменяются уличными. В общем, наши обороты сократились процентов на 15. Это, конечно, не смертельно, но все же ощутимо.

— Александр Леонидович, если говорить о конкретных исследованиях, то какое из них на Вашей памяти было самым необычным?

— Расскажу, пожалуй, про самое смешное. Стояла задача изучить потенциальный спрос на средства от импотенции, и заказчик хотел, чтобы был проведен квартирный опрос мужчин в возрасте от 45 до 60 лет. Все наши интервьюеры отказывались идти по домам, ведь вопрос был очень интимный, а большая часть сотрудников ЦАИР — молодые девушки. И тогда мы нашли выход из положения: пригласили двух бабушек-пенсионерок, которым мужчины без стеснения признавались в своих проблемах.

— А если говорить о самом продолжительном проекте?

— Он касался изучения ситуации с коррупцией и длился почти три месяца. Сначала мы проводили квартирный опрос, потом экспертный; затем были глубинные интервью, работа с фокус-группами. Итогом исследования стала подготовка аналитического обзора для разработки антикоррупционной политики Республики Татарстан. Этот проект мы реализовывали вместе с московским фондом «Индем» Георгия Сатарова.

— И часто у ЦАИР бывают совместные исследования с российскими или зарубежными партнерами?

— Да. Так, не так давно у нас был очень интересный проект по изучению гибридных идентичностей и бытового расизма, над которым мы работали по заданию Финской академии наук. Мы изучали различия в сознании детей от смешанных браков и детей от однонациональных союзов. И в ходе работы, например, столкнулись с тем, что в некоторых семьях ребенку дают сразу два имени — христианское и мусульманское.

В другом проекте нашим партнером был Евросоюз. Совместными усилиями мы исследовали случаи проявления экстремизма, особенно среди молодежи, в России и 15 странах Восточной Европы. Тогда нам пришлось довольно много общаться со скинхедами.

— Насколько я понимаю, все Ваши проекты имеют практическую направленность.

— Социология вообще очень практичная наука.

— А Вы мечтали заниматься ею с детства или пришли к этому уже потом?

— В школьные годы долгое время я увлекался историей, а в 8-ом классе после случайной шалости едва не стал химиком. Мы с ребятами немножко хулиганили на уроке, учитель это заметил, и я подумал, что он решит обязательно проверить мои знания. Придя домой, я перечитал учебник сначала за 7-ой, затем 8-ой класс, а потом дошел до того, что прошел аналитическую химию за первый курс института, начал ставить опыты и решил сделать химию делом своей жизни. Но снова не получилось, потому что в 10 классе меня избрали секретарем комсомольской организации школы, и я с головой окунулся в общественную деятельность.

— Александр Леонидович, по долгу службы Вам часто приходится работать со студентами. Замечаете ли Вы, как они меняются от поколения к поколению? Чем отличаются нынешние учащиеся вузов от своих предшественников?

— Безусловно, они меняются. Сегодняшние студенты в большинстве своем совмещают учебу и работу, а потому у них уже нет той глубины изучения наук, что была раньше. Сейчас они стараются схватить все, но получается по верхам. А потому очень много тех, кто выбирает прикладные, а не чисто теоретические специальности.

— И наука теряет талантливых людей?

— К сожалению. Из 20 защитившихся под моим руководством аспирантов, например, только 4 остались в вузах, остальные либо ушли в бизнес, либо на государственную службу, причем это были наиболее способные ребята.

— Есть ли у Вас какая-то профессиональная или личная мечта?

— Все, о чем мечтал, я уже реализовал: создал ЦАИР, защитил докторскую диссертацию, стал заведующим кафедрой. А потому сейчас я нахожусь в состоянии творческого поиска и думаю, к чему стремиться дальше.

Объем закупок государственных компаний у самозанятых граждан в Татарстане достиг 74 млн рублей. За первые три квартала 2024 года было проведено 103 таких сделки, сообщает пресс-служба минэкономики республики.

В России общая сумма закупок госкомпаний у самозанятых за текущий год выросла на 54% — до 8,13 млрд рублей. Наиболее популярные услуги у самозанятых — финансовое посредничество и страхование, технические услуги и услуги в сфере искусства.

Ранее TatCenter писал, что в Татарстане самозанятые заплатили налогов на 6,8 млрд рублей.