При оценке перспектив развития той или иной страны обычно указывают на ее территориальные размеры и природные ресурсы, причем, как правило, в положительном ключе: богатство природных ресурсов и обширность территории создают благоприятные условия для успешного социально-экономического развития. Однако у такого рода рассуждений есть одна особенность: они все говорят о потенциальных возможностях роста. Реальное положение оказывается гораздо менее впечатляющим.

Даже поверхностного взгляда на развитие различных стран во второй половине ХХ в. достаточно, чтобы увидеть отсутствие связи между их природным благополучием и уровнем развития. Подавляющее большинство стран с высоким среднедушевым ВВП (Западная Европа, Япония) не могут похвастаться богатством природных ресурсов. Не сильно помогают природные ресурсы и в решении задач догоняющего развития. После Второй мировой войны страны Африки и Юго-Восточной Азии находились на сопоставимом уровне экономического развития, причем перспективы Черного континента казались тогда гораздо более благоприятными — благодаря наличию богатейших ресурсов и относительной близости к европейским рынкам. Реальное же развитие событий оказалось прямо противоположным: Африка топталась на месте и осталась регионом крайней бедности, тогда как страны Азии бурно развивались и многие из них заметно сократили отрыв от наиболее развитых стран.

Проведенные за последние 20 лет исследования корреляции между наличием природных ресурсов и уровнем экономического развития в разных странах показали, что связь эта отрицательная. Можно выделить ряд причин политического и социально-экономического характера, которые объясняют данный парадокс.

Во-первых, значительные природные ресурсы заостряют внимание политической и деловой элиты на борьбе за установление контроля над природной рентой, что подрывает интерес к повышению производительности труда, закрывает возможность проведения назревших экономических реформ, в которых элита оказывается просто незаинтересованной.

Во-вторых, генерируемый природными ресурсами приток финансовых средств оказывает разлагающее влияние на правящую верхушку. С одной стороны, власть подвергается искушению популизмом — она может позволить себе экспериментировать с экономической политикой, принимать экзотические и безответственные решения, которые компенсируются обильными денежными вливаниями. С другой — усиливаются риски коррупции, которая оказывается почти неизбежной, когда власть должна заниматься дележом природной ренты.

В-третьих, зависимость от природных ресурсов подталкивает к развитию однобокой экономики. Через механизм «голландской болезни» происходит торможение развития неэкспортных (в данном случае несырьевых) секторов экономики: экспорт обеспечивает приток в страну дешевой иностранной валюты, которая ведет к завышению курса национальной валюты, что подрывает конкурентоспособность отечественных производителей. Этот же процесс приводит к снижению инвестиционной активности со стороны как внутренних, так и иностранных инвесторов, поскольку импорт товаров оказывается более эффективным, чем производство их внутри страны. Импортозамещение становится практически невозможным, а экономика оказывается в сильной зависимости от колебания цен на товары своего экспорта.

В-четвертых, серьезные риски возникают для политического развития общества. Обилие природных ресурсов является серьезным ограничителем на пути политической демократизации. Косвенно в пользу этого утверждения свидетельствует тот факт, что подавляющее большинство ресурсобогатых стран никогда не были демократическими. Механизм такого развития понятен. Обилие природной ренты препятствует экономическому росту, т. е. достижению такого уровня экономического развития, который необходим для формирования устойчивых демократических институтов. Это особенно касается тех стран, где подавляющая часть доходов госбюджета формируется за счет одного источника — как правило, поступлений от экспорта сырья. Контроля за этим источником оказывается достаточно для удовлетворения потребностей власти и обеспечения социальной стабильности. Это позволяет игнорировать другие источники доходов, оставляя налоговую систему страны в неразвитом состоянии. Отсутствие зависимости власти от налоговых поступлений позволяет игнорировать политические требования общества, что приводит к появлению своеобразного «общественного договора»: мы не берем у вас налогов, а вы не требуете политических прав. Именно так обстоят дела в абсолютных монархиях Персидского залива. Как заметил патриарх американской политологии Сэмюэль Хантингтон, «тезис „нет налогов без представительства“ являлся политическим лозунгом, тогда как тезис „нет представительства без налогов“ отражает политические реалии».

Наконец, в-пятых, существует негативная взаимосвязь между наличием природных ресурсов и вниманием властей к развитию образования. Сырьевой сектор предъявляет более низкие требования к квалификации рабочей силы, а потому доминирование этих секторов снижает спрос на образовательные услуги, что приводит к опасным долгосрочным последствиям.

Дополнительная опасность возникает, когда на страну неожиданно обрушивается поток денег, генерируемых благодаря скачку цен на природные ресурсы. Если правительство воспринимает вновь открывшийся источник доходов как устойчивый, не подверженный в будущем колебаниям, то начинается подстройка экономики под новую конъюнктуру. В надежде на обильное поступление доходов начинают развиваться разного рода инвестиционные и социальные программы — как правило, при активном госучастии. Возникают амбициозные политические проекты, нацеленные на внешнеполитическую экспансию. Кроме того, стремясь максимально воспользоваться открывшимися возможностями, государство начинает активно заимствовать внутри и вне страны. В результате, несмотря на обильный приток денег, финансовое положение страны не только не улучшается, но и существенно ухудшается: хроническими становятся бюджетные дефициты, растет госдолг.

Через какое-то время выясняется, что проекты, начатые под воздействием сырьевого головокружения, оказались неэффективными, поскольку они не были серьезно подготовлены — обилие дешевых денег не способствует серьезному анализу затрат и результатов.

Когда источник средств вдруг исчезает (например, из-за изменения конъюнктуры цен), в стране начинается полномасштабный кризис, поскольку благодаря предыдущим маневрам экономика оказывается разбалансированной. Структурная подстройка экономики под благоприятную конъюнктуру цен на природные ресурсы становится источником серьезных, а в ряде случаев — системных кризисов.

Такие ситуации, связанные с резкими колебаниями цен на нефть, можно увидеть при анализе экономико-политических процессов в мире, начатых нефтяным кризисом 1973 г. В ряде стран — экспортеров нефти за десятилетие благоприятной конъюнктуры произошла перестройка экономической системы, за которой последовали тяжелые кризисы. Наиболее острые примеры такого развития событий дают Мексика, СССР и шахский Иран.