За низким госдолгом России и превосходящими его финансовыми резервами скрывается огромный бюджетный разрыв, выяснили эксперты Института Гайдара и Академии народного хозяйства и госслужбы. Накопленная разница между текущей стоимостью всех будущих расходов и доходов бюджета — 890 трлн руб., или примерно 15 годовых ВВП (в ценах 2013 г.).

Половина необеспеченных обязательств приходится на распределительную пенсионную систему. Вторая половина обусловлена исчерпанием нефтегазовых ресурсов и сокращением трудоспособного населения. Продажа энергоресурсов обеспечивает около трети доходов консолидированного бюджета, но с учетом доказанных запасов и динамики добычи нефть закончится через 55 лет, если увеличить запасы на 25% — через 65 лет. Доля же людей в возрасте 65 лет и старше вырастет к 2050 г. с 13 до 23%.

Ликвидация бюджетного разрыва требует ежегодного ужесточения бюджетной политики на 8,4% ВВП (примерно 5 трлн руб. в 2013 г.) в течение бесконечности. Это очень большой разрыв даже в сравнении с развитыми странами, он эквивалентен либо немедленному и постоянному повышению всех федеральных налогов на 29%, либо регулярному сокращению расходов на 22,4%, либо комбинации этих двух мер. «Для большинства россиян, приученных думать, что бюджет имеет довольно прочную основу в виде положительных чистых финансовых активов, будет, без сомнения, трудно осознать, что Россия сталкивается с серьезной долгосрочной бюджетной проблемой. Но тем не менее это реальность, и чем дольше ее игнорировать, тем тяжелее будут способы решения», — говорится в докладе Russia’s Fiscal Gap. Если отложить ужесточение бюджетной политики на 10 лет, до 2023 г., то ее ежегодный масштаб возрастает до 9% ВВП, если на 20 лет — до 9,7%, что требует либо повышения налогов уже на 34,5%, либо сокращения расходов на 25,9%.

Это базовый вариант расчетов, сделанных на основе прогнозов Минэкономразвития и Росстата; есть еще пессимистичный и оптимистичный варианты. В оптимистичном, с более высокими темпами роста ВВП и более позитивной демографической динамикой, бюджетный разрыв получается максимальным — например, с 2023 г. он составляет почти 11% приведенной стоимости ВВП против 9% по базовому и 6% по пессимистичному варианту. То, что худшие для экономики времена — лучшие для бюджета, имеет две основные причины, пишут авторы. Первая — более низкая продолжительность жизни населения, что сокращает расходы на пенсии и здравоохранение. Вторая — расходы, фиксированные в процентах ВВП, почти не растут, если почти не растет и ВВП; но торможение роста не ведет к пропорциональному уменьшению нефтегазовых доходов, которыми и оплачивается большая часть социальных обязательств. И наоборот — при оптимистичном сценарии действуют противоположные факторы, что ведет к более весомым бюджетным проблемам.

Соавтором исследования стал профессор Бостонского университета, сотрудник Национального бюро экономического анализа США (NBER) Лоуренс Котликофф — один из со­здателей «межпоколенческого бухучета» — метода анализа нагрузки на государственный бюджет в долгосрочном периоде с учетом демографических изменений. По его расчетам, для США бюджетный разрыв за 2012 г. вырос с $ 211 трлн до $ 222 трлн и требует ежегодного ужесточения бюджетной политики на 10% ВВП. Почти в таком же положении Греция, Великобритания, Япония; вполовину меньше — бюджетный разрыв у Германии и Италии, а у Канады, Австралии и Новой Зеландии он близок к нулю. Чили и Норвегия также стали тщательно следить за долгосрочными обязательствами: создали фонды для будущих поколений, где аккумулируется часть сырьевых доходов (от нефти — в Норвегии и от меди — в Чили).

Масштаб бюджетного разрыва не совпадает с официальными данными по госдолгу из-за терминологии, объяснял Котликофф в интервью Zero Hedge: например, взносы в систему соцстрахования могут называться налогами или бюджетными займами, а социальные выплаты — трансфертом или возвратом основной суммы с процентами. «Разным принятым обозначениям будут соответствовать разные отчеты по долгу, дефициту, налогам и расходам. В сущности, эти
понятия лингвистические и ничего не говорят о финансовой политике страны», — считает Котликофф. Математически измерить истинный дефицит довольно просто, составив долговременный бюджетный баланс с помощью такого параметра, как межвременное бюджетное ограничение: оно требует, чтобы обязательства были равны доходам, не важно, как называемым. Разница между ними и есть дефицит.

Данный подход широко используется в мире, говорит замдиректора департамента Минфина Елена Лебединская, он основывается на инерционном прогнозе и его основная ценность — он показывает области, где требуются наиболее серьезные решения, узкие места бюджетной системы в долгосрочной перспективе. Огромный разрыв для России в первую очередь говорит о том, что экономика очень сильно зависит от нефти, основной дефицит получен в расчетах именно из-за исчерпания ее запасов. Но в реальности это приведет к серьезной перестройке экономики, что в инерционном прогнозе не учитывается, отмечает Лебединская.

Бюджетный разрыв существует и скорее всего будет расти, но вряд ли он настолько велик, сомневается директор Института реформирования общественных финансов Владимир Климанов: «С одной стороны, [авторам российских расчетов] сложно возразить, но с другой — можно и оспорить все, что там сказано». Например, то, что нефть закончится, предрекают уже несколько десятилетий, но ведь возможно и появление новых технологических решений, рассуждает он. Но опасности и риски учитывать стоит, и пессимистичные оценки нужны для того, чтобы побуждать руководство страны к действиям, поддерживает идею Климанов.

Расчеты умозрительные и формальные, но очень интересные, согласен сотрудник института «Центр развития» Высшей школы экономики Андрей Чернявский: «Полезно посмотреть, что будет, если продолжать много тратить и не проводить реформ». Снижение нефтегазовых поступлений должно вести к реформам по улучшению институтов, бизнес-среды, конкурентоспособности, чтобы создавать возможности роста доходов от ненефтегазового экспорта, рассуждает он.

Пока Россия, с одной стороны, старается превратить небезграничное сырьевое богатство в постоянное финансовое благосостояние, отмечают аналитики Morgan Stanley, но с другой — совершает стратегическую ошибку, отказываясь от пополнения пенсионных накоплений. Это перемещает дефицит в будущее, сокращает сбережения, увеличивавшиеся на 1% ВВП в год, и в итоге повышает риск, что власти не вернут накопительный взнос, а, напротив, направят аккумулированные в ВЭБе 1,7 трлн руб. будущих пенсионеров на выплаты нынешним, не исключают аналитики.

Источник: Vedomosti.ru