Первые два месяца 2005 года продемонстрировали очередное снижение конкурентоспособности большинства отраслей российской экономики. Реальное улучшение экспортных показателей, по данным ФСГС (бывший Госкомстат), продемонстрировали лишь нефтегазовый сектор и черная металлургия. Топливно-энергетические товары заняли в общем объеме экспорта 62,2% (18,6 млрд долл.) против 58,1% в соответствующем периоде прошлого года. На 75,2% вырос в годовом выражении экспорт черных металлов (достигнув 11,3% в общем объеме экспорта). Рост экспорта, наблюдаемый в нефтехимическом секторе и ЛПК, был недостаточен для увеличения доли этих секторов в общем объеме внешних поставок.

С другой стороны, доля продукции высокого передела в экспорте в очередной раз сократилась, а в импорте — возросла (в частности, доля машиностроения выросла с 38% до 40,1%). Конечно, отмечают аналитики, данные по двум месяцам сами по себе не показательны — однако, к сожалению, статистика 2003−2004 гг. тоже не дышит оптимизмом, поэтому можно говорить о тенденции — краткосрочной или даже среднесрочной. «Конечно, увеличение „сырьевой“ доли в экспортной статистике на нынешнем этапе в каком-то смысле неизбежно, — сказал директор Института проблем глобализации Михаил Делягин. — То есть неизбежно при достаточно давно наблюдаемом серьезном росте мировых цен на энергоносители и металлы, особенно черные. Но этот факт не может заслонить общей мрачной ситуации: Россия не то что не слезает с нефтяной иглы, но садится на нее все глубже. Если в ближайшее время цены на „черное золото“ упадут до 35 долл. за баррель (сейчас котировки российского экспортного сорта Urals находятся в районе 45−46 долл. за баррель. — RBC daily), то это будет катастрофой для нашей экономики — катастрофой более значимой, чем падение цен до 8 долл. за „бочку“ в 1998 г.».

Эксперты в этой связи довольно скептически оценивают взятый руководством страны курс на быстрое вступление России во Всемирную торговую организацию. Преимущества от такого шага, говорят они, получают прежде всего страны, добившиеся радикальных структурных сдвигов в своей экономике. По части конкурентоспособности ее передовых сегментов особенно. В частности, Китай к моменту вступления в «глобальный клуб» (декабрь 2001 г.) нарастил долю продукции машиностроения и электроники в экспорте до 40%. У нас же доля последних непрерывно падает (сейчас — порядка 5%), а доля сырья растет. Чем мы отличаемся от Киргизии, вступившей в ВТО с примерно такой же структурой торгового баланса (или даже лучшей, ввиду отсутствия нефтегазовых ресурсов, правда, при совсем других объемах экспорта-импорта), — трудно сказать. А ведь для этой республики «глобальный клуб» не стал той палочкой-выручалочкой, на которую надеялось ее прежнее руководство. Экономического подъема — во всяком случае, в необходимых масштабах — не случилось (сначала был спад, а 7%-ный рост в прошлом году — это худший показатель по СНГ, в том числе среди стран, никакого отношения к ВТО не имевших), и как результат — известные политико-социальные потрясения последних полутора месяцев.

«Правительство почти ничего не делает для изменения сырьевой ориентации России, — говорит ученый секретарь Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН Дмитрий Кувалин, — пусть даже торговый баланс 2004 — начала 2005 г. не так уж показателен из-за специфической ценовой конъюнктуры на сырье, особенностей рынка машиностроения, в котором фактически большую роль играют военные заказы (а тут имеют место своеобразные циклы и привязанность к договорным срокам). И тем не менее расчеты показывают, что если качество нашего машиностроения и растет, то темпами, отстающими от западных конкурентов. Вступление в ВТО может усугубить эти трудности. То есть, конечно, оно дает шанс развиваться некоторым отраслям или, по крайней мере, им не мешает (например, „оборонке“, так как ее нормы ВТО не регулируют). Но, например, гражданское машиностроение, сельское хозяйство после вступления России в ВТО просто тихо умрут. Разумеется, умрут, если правительство будет себя вести на переговорах в Женеве так же пассивно, не борясь за получение выигрышных позиций. При этом надежды на то, что все огрехи глобализации исправит сырьевой сектор, абсолютно неоправданны. По нашим расчетам, удвоение ВВП — при стабильности большинства секторов экономики — потребует увеличения добычи нефти примерно в восемь раз (до 3 млрд т в год), что совершенно нереально».

Что касается «умирания» сельского хозяйства,
то, по словам гендиректора Института аграрного маркетинга Елены Тюриной, до сих пор от такого исхода наших аграриев спасали в основном защитные меры. Благодаря режиму квотирования долю импорта на рынке мяса птицы удалось сократить к концу 2004 г. с 60% до 45%, на рынке свинины удалось добиться стабильности, по говядине — плавного отступления. Но что будет дальше, если рассматривать не только сектор сельского хозяйства, но и шире, — неизвестно.

Ведущий эксперт фонда «Центр развития» Валерий Миронов, впрочем, выражает сдержанный оптимизм. «Реальные сдвиги в повышении конкурентоспособности, возможно, есть, только они скрыты ценовой динамикой, — говорит он (признавая, впрочем, что подобные расчеты без учета индекса цен весьма условны). — Но даже если долю машиностроения принять не за 4−5%, а за 10%, то все равно этого мало, чтобы говорить о реально конкурентоспособной экономике. Ситуацию можно исправить адекватной правительственной политикой — но какая может быть политика, когда не только правительство, но даже и гражданское общество увлечены идеей передела сырьевых активов, получения соответствующей ренты, а до структурных реформ по сути дела нет?»

«Боюсь что некоторые когда-то могучие сектора, такие как станкостроение и многие виды приборостроения, уже практически погибли и их надо будет создавать заново, — считает Михаил Делягин. — Гражданское авиастроение еще пока поддается регенерации, как и энергетическое машиностроение, хотя оно и испытывает огромные проблемы. Но подъем, достижение конкурентоспособности невозможны без вмешательства (не на словах, а на деле) государства, а о чем думает последнее, в лице своего правительства, — пока загадка».