Ретроспектива фильмов Йоса Стеллинга в Казани организована Фондом поддержки современного искусства «Живой город» совместно с министерством культуры Республики Татарстан. В течение недели будут представлены шесть полнометражных лент режиссера, а также его короткометражные фильмы. Параллельно с участием в Казанском фестивале мусульманского кино Стеллинг проводит встречи со зрителями, которых называет своими сотворцами, ведь именно их реакция и эмоции завершают процесс создания фильма. Об этом и не только — в интервью режиссера корреспонденту портала TatCenter.ru.

Наша встреча состоялась в отеле. Изящным жестом указывая на сигарету, он просит подождать еще минуту. Не узнать его невозможно: белоснежные кудрявые волосы, легкая походка, дух абсолютной свободы. В одежде предпочитает черный цвет, говорит, это свойственно многим режиссерам. «Время идет все быстрее, быстрее», — говорит Стеллинг, видимо, в продолжение своих мыслей, жмет мне руку и предлагает начать разговор. Он сосредоточен и мечтателен одновременно, у него взгляд волшебника: серьезный, с затаенным лукавством в глубине.

Фото: ЦСК «Смена»

Говорить с ним о чем-то, кроме кино, невозможно: любую тему он словно видит сквозь объектив кинокамеры, а событие представляет последовательностью кадров.

«Я никогда не уезжаю в отпуск. Эта неделя в Казани как раз является для меня временем отдыха, перерыва в работе над фильмами».

— Ваши фильмы мне хочется пересматривать кадр за кадром, как альбом с фотографиями.

 — Все фильмы?

— Да. И самая большая загадка, которая после просмотра не дает покоя: как рождаются эти простые и сложные одновременно образы? Эти визуально-смысловые аттракционы для зрителей?

— Я режиссер, который работает с камерой, а не тот, кто сосредоточен на актерской игре. Фильм — это визуальное искусство. И я всегда стараюсь быть нацеленным на истории, которые могут быть выражены в образах. Думаю, Тарковский был режиссером такого же плана.

— События Вашей жизни находят отражение в фильмах?

— Моей жизни? Да… Вообще, сама жизнь является источником вдохновения, даже в тех случаях, когда не происходит прямого отражения событий, но все равно, конечно, моя жизнь влияет на фильмы.

— Что может стать импульсом для создания новой картины?

— Процесс создания фильма позволяет мне делать больше, чем в обычной жизни, расширять свои возможности. Это как приключение.

Для начала мне всегда нужен какой-то конфликт. Вокруг меня очень много людей, которые лучше, чем я: операторы, актеры, а мне нужно всех их собрать в едином процессе. И мы работаем вместе, чтобы этот конфликт построить, а под конец все уже происходит вне зависимости от меня. И в начале процесса я никогда не знаю, какой будет конец фильма, я работаю в поисках новых решений.

Фото: «Ретроспектива фильмов Йоса Стеллинга»

— То есть сценарий Вы пишете с открытым финалом?

— Да, это так, и все время все меняется. Конечно, есть канва, но замысел развивается, растет в процессе работы.

— Как строится взаимодействие с оператором: он воплощает Ваши идеи или привносит свои? Визуализация образов Ваша и оператора — они не конфликтуют?

— Нет, никогда. У нас очень близкие отношения, никаких споров у нас не бывает. Я работаю с одной и той же командой уже около 30 лет. Мы друзья. Если они работают над каким-то другим фильмом, то когда я им звоню, они все отменяют и приезжают ко мне, на мой проект.

— Как проходит съемочный день?

— Каждый день все по-разному, это как на войне! Обычно создание фильма занимает около пяти лет, а съемочный период — всего два процента этого времени. Я всегда работаю в паре с оператором, его зовут Хуат, такое странное голландское имя, мы всегда вместе, ездим в одной машине, разговариваем, проводим встречи с нашей командой.

Я привык, чтобы люди знали, что я хочу сделать в этот день на съемочной площадке, поэтому начинаю работу с плана. А когда съемочный день заканчивается, все обычн
о удовлетворены, и мы видим, что у нас получилось то, что мы задумывали.

— Леонид Бичевин в одном из интервью рассказал о Вашем умении найти подход к каждому актеру, об особом стиле работы с актерами. Для Вас важно, чтобы актеры поняли, почему Вы хотите именно так сделать ту или иную сцену?

— Я семейный человек, мне нравится работать именно командой. И очень важно, чтобы вокруг меня были думающие люди, например, Маковецкий.

После каждого съемочного дня у нас бывают предварительные просмотры. Мы вместе со всей съемочной группой отсматриваем то, что сделали за день. И вот, в первые дни работы Маковецкий почему-то не участвовал: он смотрел только на наши лица, но отказывался смотреть материал. Потом я узнал, что, оказывается, обычно режиссеры в России не разрешают актерам смотреть материалы съемок. Я сказал ему: «Ты должен это посмотреть, у тебя гораздо больше опыта, чем у меня, ты должен помочь мне быть режиссером, тогда я смогу помочь тебе быть актером». И он стал просматривать материалы, делиться идеями. У нас даже появился специальный стол для него. Если есть идеи, актер может ими делиться, так у Маковецкого возникало много идей, и некоторые из них были фантастичными. Мы с ним после этого стали хорошими друзьями.

Актерам как творческим людям обязательно надо давать возможность привносить что-то новое в процессе работы.

— Вы очень важную роль отводите зрителю — сотворцу режиссера. Кто становится первым зрителем Ваших фильмов?

— Я провожу много встреч со зрителями, прежде чем завершить работу над фильмом. Но я обычно не слушаю зрителей, а наблюдаю за ними. Первые зрители — это, конечно, съемочная группа, моя жена, друзья.

— Почему Вы делаете это до завершения работы над фильмом? В результате этих встреч могут быть внесены изменения?

— Небольшие — да. Последняя фаза — это музыка: если фильм уже озвучен музыкально, то тогда никакие изменения невозможны. Он завершен, и у меня такое чувство, что фильм, танцуя, улетает под эту музыку от меня.

— В Казани Вы будете смотреть свои фильмы вместе со зрителями?

— Возможно, начало. Я столько раз уже видел фильмы. Обычно я десять минут смотрю, слышу реакцию зрителей, если она правильная, то я удовлетворен и могу идти. Это как с ребенком: пока он маленький, надо заботиться о нем, а когда начинает ходить, присматривать, конечно, надо, но дистанция должна увеличиваться. Помню, как я посмотрел фильм «Стрелочник» через несколько лет после завершения съемок, и это уже был как будто взрослый самостоятельный человек.

Фото: «Ретроспектива фильмов Йоса Стеллинга»

— Дома, в Нидерландах Вы ходите смотреть фильмы других режиссеров?

— Да, смотрю фильмы моих друзей, но сложно говорить о фильмах из своей страны. Также смотрю фильмы режиссеров из других стран — это как соревнование: ты видишь самое лучшее, что снято в мире.

— В фильме «Девушка и смерть» звучит русская колыбельная. Где Вы ее впервые услышали?

— Я искал колыбельную, а эта песня типичная, кстати, она, по-моему, немного похожа на татарскую, в ней есть что-то восточное. Мне очень понравилась мелодия, а слова прекрасно ложатся на содержание фильма.

Актер Леонид Бичевин, когда пел ее в кадре, плакал. Я ничего не мог изменить, и решил оставить песню и позволить ему плакать.

— Я тоже плакала, когда он пел…

— В этом фильме у нас был очень опасный момент, когда Маковецкий должен был в конце спеть ту же песню, а это очень сложно. И он плакал, потому что он действительно очень хороший актер.

— Вам в детстве пели колыбельные?

— Да, мама пела. Но вообще это что-то более русское: рассказывать сказки деткам, петь песни. А мы очень практичные люди. Вот почему мне нравится приезжать в Россию.

— Когда началось Ваше знакомство с русской культурой, и чем она Вас пленила?

— Мои фильмы в 80-е годы распространились по всему миру. И однажды я узнал, что «Стрелочник» очень популярен в России. Я приехал сначала в Москву, был в составе жюри фестиваля. Люди были рады видеть меня, мы начали разговаривать о фильме, им очень нравилось, и я нашел определенную публику, которая действительно понимает то, о чем я говорю в фильмах.

Русские очень поэтичны, жадные до впечатлений
.

— Зритель Ваших фильмов невольно тоже начинает мыслить образами: изысканность визуальных метафор завораживает. Испытываешь наслаждение от живописной красоты кадров. Кто из мастеров живописи Вам близок?

— Это зависит от настроения. Я однажды пошел в Русский музей в Санкт-Петербурге на выставку икон. И спросил у смотрителя, почему русские люди так любят иконы?! Мне это непонятно, потому что изображения плоскостные, они похожи друг на друга и полностью лишены эмоций. Смотритель ответил очень просто:

Эмоции не на иконе, а внутри того, кто смотрит.

— Вы верите в Бога?

— Я католик, но не достаточно активный прихожанин. Бог — это то, что внутри. Мне нравятся ритуалы, есть очень красивые религиозные традиции. Заниматься кино — это что-то вроде религии.

— В жизни Вы когда-нибудь становились свидетелем чуда? Или чего-то необъяснимого, может быть, мистического?

— Да. Это обычно то, чего ты хочешь. Например, вот телефон. Когда Вы думаете о каком-то человеке, и он вдруг начинает звонить Вам — что-то странное есть в этом, на мой взгляд. Люди обычно говорят мне, что это просто совпадение. Может быть, но когда один и тот же человек звонит, когда ты о нем думаешь, по-моему, это не просто совпадение. Я надеюсь, что все это неспроста.

— Вам хотелось когда-нибудь перевоплотиться в кого-нибудь из своих персонажей? Кто из них Вам близок по духу?

— Все персонажи — это часть меня. Например, если говорим о «Девушке и смерти», я — старый Николай и молодой Николай, граф, Нина. Ощущение фильма — это мое персональное ощущение, и мне это очень нравится. В данном случае основная тема — это ощущение меланхолии. Это очень что-то русское: прошлое, воспоминания.

Самое лучшее, что Вы можете сделать в своей жизни — это создавать воспоминания.

— Сейчас Вы работаете над новыми проектами?

— Да, над парой фильмов, но детали пока не могу раскрыть.

— В жизни Вы реалист или верите в иллюзии?

— Надо быть реалистом, иначе ты будешь оторванным от жизни. Но, конечно, это тесно переплетается. Каждый фильм — это невозможная мечта. И в то же время производство фильмов — это очень сложный процесс, который надо осуществлять, будучи реалистом.

Быть реалистом необходимо, потому что иметь какой-то конкретный план — это лучший способ выжить.

Я думаю, человеку даже смерть не страшна, если у него есть определенный план в голове, знание того, что еще нужно сделать, и необходимость воплотить план — это очень мощный стимул для жизни.

— Кто или что делает Вас счастливым?

— Счастье — это странная вещь. Я не пессимист, но я думаю, что в жизни возможны лишь отдельные счастливые моменты, это, прежде всего, некий баланс, ощущение гармонии.

Когда я устал и удовлетворен сделанным, для меня — это счастье.

Беседовала Нина Максимова