Недавно правительство одобрило программу увеличения финансирования геологоразведки в стране. Почему получилось так, что в последние годы в России практически не вкладывали средства в эту отрасль?

Вкладывали, но маленькие суммы начиная с 1990-х годов. Раньше была система Советского Союза, когда все этапы геологоразведки, включая поисковые и геологоразведочные работы, проводились за счет бюджета. После перестройки произошло разделение бюджетов, появились частные компании. И было принято решение, что разведку должны осуществлять недропользователи. Но так как наши компании запасами были обеспечены значительно больше, чем западные, то они не спешили вкладывать средства в геологоразведку. Зачем вкладывать, если есть запасы уже здесь, под боком? Поэтому произошел провал в объемах работ и провал в приросте запасов. Из отрасли стали уходить специалисты.

После этого государство осознало, что геологоразведка — это не сиюминутный процесс, а долговременный, отдача бывает минимум через 5, а то и через 10−20 лет. И основы для открытий 2020 года нужно закладывать уже сейчас. А чтобы закладывать основу, нужна четкая концепция. И дело не только в деньгах, но и в наличии производственного потенциала. Мы попытались проанализировать, что у нас есть: какой примерно уровень добычи полезных ископаемых наше государство может достичь в тот или иной год и какие запасы нужны для того, чтобы обеспечить сырьевую безопасность страны.

Если мы вспомним 2003 год, то бюджетное финансирование было на уровне 5 млрд рублей. Потом в 2004 году, когда в Минприроды пришла новая команда, мы приняли программу, где в среднем финансирование выходило на уровень 20 млрд рублей в год. Однако мы считаем, что для ускоренного развития процессов воспроизводства нужно еще дальше увеличивать затраты. Мы в этом году вышли с программой, где финансирование достигает уже около 40 млрд рублей в год. Но фактически увеличение финансирования возможно лишь с 2011 года, так как бюджет на три года уже сверстан.

Как геологи определяют, где бурить скважину?

Посмотрите на геологическую карту России. Все потенциальные бассейны известны. Этап регионального изучения территории страны уже давным-давно пройден. В региональном масштабе уже известно, где что искать. Локальный прогноз нефтегазоносности, обоснование заложения дорогостоящих глубоких скважин осуществляются по материалам детальных сейсморазведочных работ.

Как вы можете заранее прогнозировать, где и сколько найдете?

В программу закладывался необходимый прирост запасов, получаемый не только за счет бюджета, но и за счет средств частных компаний. Мы берем только распределенный фонд и говорим, что на этих участках в соответствии с лицензиями недропользователей объем обязательств по сейсмике — столько-то погонных километров, по бурению — столько-то. Общая сумма такая-то. Переводим в рубли. В итоге сумма, которую недропользователи должны потратить, 4 трлн рублей.

А государственный заказ нужен для того, чтобы снять риски ранних стадий геологоразведочных работ и создать фонд недропользования. Восточная Сибирь — это новый регион, еще недостаточно освоенный. Поэтому мы проводим для недропользователей первоначальную работу, как во всем мире, мы ведем региональные работы, можем пробурить параметрические скважины, но не на участке недропользователя, а в пределах исследуемого района. Научная информация, полученная в ходе региональных работ, позволит сказать, где какие ловушки и так далее. Тогда недропользователи смогут заложить поисковые скважины, составить план работ. Мы лишь добываем для них информацию и на ее основе корректируем программы лицензирования. Возможно, новая информация будет способствовать повышению инвестиционной привлекательности участников и создаст условия, чтобы компании шли сюда и здесь открывали месторождения.

А частные компании не могут этим заниматься сами?

Во всем мире это функция государства. Компании могут, но это большой финансовый риск. Компания работает на кредит
ах банка. Государство берет на себя какую-то часть затрат, надеясь, что это вернется в бюджет за счет налогов. Мы эти участки будем распределять по аукциону, мы же не дарим их. Если компании будут видеть, что это перспективный объект, а не чистое поле, они заплатят значительно больше. Это рынок. Не заплатят одни — придут другие.

Какая ситуация в отрасли с кадрами? Если многие специалисты из отрасли ушли, кто будет осваивать огромные бюджетные средства?

Сложный вопрос. Кадры мы долго теряли. И не только в производственных организациях, но и в научно-исследовательских институтах, которые готовили специалистов. Поэтому когда выделяются такие огромные средства, возникает вопрос: есть ли те люди, кому их осваивать? Мне кажется, Роснедрам будет тяжело их освоить, по крайней мере непросто. Закон позволяет не только размещать государственные заказы в госпредприятиях на основе конкурса, но и распределять их между теми, кто предложит лучшие условия для поиска, для научных работ — в зависимости от поставленной задачи. Время покажет. Мы же со своей стороны предприняли первый шаг: наряду с программой внесли проект распоряжения правительства, который временно закреплял бы за Роснедрами все предприятия геологического профиля, где есть доля государства. Но нужна серьезная концепция.

Ее пока нет. Роснедра говорят: отдайте нам геологические предприятия, и все будет хорошо. Росимущество говорит: нет, надо предприятия акционировать и отдать частному бизнесу, который будет лучше работать. На самом деле я во многом согласен с Росимуществом и считаю, что лучший хозяйственник — это все-таки бизнес, а не государство. Зачастую мы сталкиваемся с тем, что, даже если работать по федеральному бюджету, стоимость 1 метра скважины у государства получается значительно дороже, чем у частного собственника. Но у Росимущества, насколько мне известно, тоже нет своей концепции. Есть план — быстро все акционировать и приватизировать. Правда, на мой взгляд, где-то посередине. Есть несколько предприятий стратегического плана, которые нельзя трогать ни в коем случае, а есть предприятия, которые спокойно могут работать. Их надо отпустить на вольные хлеба, приватизировать, отдать в частные руки. Главное — чтобы этим мерилом не было здание офиса в центре Москвы. Зачастую у нас многие предприятия попадают под жернова из-за привлекательности имущественного комплекса. В результате все архивы — на улицу, все коллекции — на свалку, а в особняке в центре Москвы работают уже совершенно другие структуры. Поэтому нужна осознанная госполитика в этом отношении, оформленная решением правительства.

Как определить эффективность работы геологов?

В целом по эффективности геологоразведка на втором месте после искателей клада. Куда уж более эффективно? Вкладываешь средства — получаешь запасы. Ни один банковский кредит не сравним с этим. На 1 рубль вложений мы получаем до 100 рублей прибыли в виде прироста ценности недр и запасов полезных ископаемых.

Если бы я был бродячим геологом и, гуляя по Восточной Сибири, обнаружил месторождение, смог бы я получить свои 25%?

Если бы клад нашли, то смогли бы. Здесь — нет, не получите, сразу говорю. Почему? Потому что для того, чтобы найти месторождение, нужно иметь лицензию. Иначе это безлицензионная деятельность и даже уголовная статья. Если, имея лицензию, вы помогли найти месторождение и ваш вклад значительный, то существует положение о вознаграждении. Теоретически оно есть, другое дело — государство здесь недорабатывает. Геологи, которые открыли месторождения и по закону имеют право на вознаграждение, зачастую его не получают, так как не разработаны методики. В разных странах это по-разному решается. Если это распределенный фонд, то частная компания создает наградной фонд. Но государство, по-хорошему, должно довести этот процесс до конца по тому фонду, который в советские времена был открыт. И люди, приложившие к этому усилия (многие из них уже старики), должны быть вознаграждены.

Лично вы что-нибудь открывали?

Так сложно сказать. Например, 7 мая будет конкурс на Центрально-Хорейверскую зону в Ненецком автономном округе. Я работал на ее разведке, то есть в тех геологоразведочных предприятиях, которые там бурили, проводили каротаж, ставили запасы на баланс и так далее. Но это работа сотен геологов, тысяч людей.

Насколько нам хватит различных сырьевых запасов?

— Здесь надо очень аккуратно к вопросу подходить. Мы можем говорить лишь о рентабельных запасах, которые выгод,
но добывать при нынешней цене. Вот, например, марганец. Мы его большую часть завозим для нашей металлургии — покупаем в Казахстане, на Украине, вообще где угодно. Хотя есть большие марганцевые месторождения, но их неэффективно, невыгодно добывать. Проще купить на Украине, чем вкладывать миллиарды и миллиарды. Поэтому главное — рентабельность.

А по нефти?

Мы считаем, что сейчас рентабельных запасов у нас — до 2022 года.

То есть в России при цене $ 100 за баррель осталось запасов нефти только до 2022 года?

Рентабельной. Но сейчас, например, строится нефтепровод Восточная Сибирь — Тихий океан. После окончания строительства все, что вокруг, станет рентабельным. Создание инфраструктуры автоматически это сделает. Действительно, что в Якутии может быть рентабельным, когда до потребителя еще тысячи километров трубопровода надо строить? Так же и Ямал: когда газопровод подойдет к нему, сразу все перейдет в разряд рентабельного.

Как обстоят дела с ураном?

С ураном проблемы. Сейчас добываем урана меньше, чем потребляем. Работаем пока на складских запасах. На том заделе, что был сделан в советские времена.

А как же реализация той большой программы, которую планирует Росатом?

Я надеюсь, что мы ее обеспечим. В рамках программы до 2020 года планируем увеличить прирост запасов урана в 3,5 раза.

Недавно правительство поставило задачу всем нефтяным компаниям перейти на утилизацию 95% попутного нефтяного газа. Это рентабельно?

Я считаю, что тот объем попутного нефтяного газа (20 млрд кубометров), который мы сжигаем (а экологи вообще насчитали 60 млрд в год), просто неприемлем. Первая проблема — у нас нигде не учитывается сжигаемый газ, нет запрета на эксплуатацию месторождений без счетчиков. Это надо решать, ведь, по сути, 40 млрд кубов у нас не учтено. А что такое 60 млрд? Это потребление Украины и нескольких Белоруссий. И все это мы выбрасываем на ветер. Когда оппоненты из нефтяных компаний и некоторые чиновники начинают говорить, что экономика компаний не потянет, что нельзя так резко, что если мы введем критерий в 95% обязательной утилизации, это приведет к остановке месторождения, я в это не верю.

Не одни мы такие умные родились, во всем мире есть подобные ограничения. Мы сжигаем газ наравне с Нигерией. Во всех странах — в Норвегии, США, Канаде — сжигается только 3% попутного нефтяного газа, и то это приходится на аварийные выбросы. Тот же Казахстан, наш сосед, в 2004 году принял закон о нефти и газе, в котором дал отсрочку и обязал всех довести утилизацию до 95%. В противном случае месторождения будут остановлены. И тоже кричали, и тоже возмущались, и тоже лоббировали. Но что потом сделали? Начали планомерно выполнять это условие, обеспечили и свои, и наши институты и заводы заказами. Ведь вариантов утилизации ПНГ масса. Этот газ не обязательно закачивать обратно в пласт, можно перерабатывать на месте. Кроме того, из тяжелых фракций попутного газа можно получать масла, развивать газохимию. Можно строить отдельно газопровод, можно электричество вырабатывать и так далее. В итоге заработала наука. Появился спрос — появилось предложение.

Этот вопрос нужно решать как можно быстрее, даже если придется останавливать месторождения. Ничего страшного. Одно остановим, два, три, десять. Зато тот ценный ресурс, невосполняемый, в количестве 60 млрд кубов в год, мы сжигать хоть не будем. Все вопросы решаемы, нужна только политическая воля, чтобы поставить точку в этом споре.

То есть, получается, все технологии у России уже есть?

Я считаю, что есть. Под каждое месторождение они свои, могут быть комплексные. Заказывай работу в институте, не только ты свои сверхприбыли получай, но и давай людям возможность заработать. Что касается счетчиков, я вообще считаю, что это обязательное условие. Мы, государство, должны знать, сколько добываем газа, сколько сжигаем. Поэтому ставим условие: счетчики всем к такому-то числу. Нам оппоненты начинают говорить, что рынок счетчиков взметнется вверх. Создавайте собственное производство. Это решаемая проблема. Когда начинают приводить тысячу и один аргумент против, примеры конкретных месторождений, слушать не надо. Выработка индивидуального подхода к каждому месторождению не приведет ни к чему, кроме коррупции.