— Павел Алексеевич, так о чем вы будете докладывать президенту?

 — Стержень доклада — «Россия без сирот». Это самая болезненная тема. Кроме этого, я, конечно, расскажу президенту про суициды и преступления против детей, об ужесточении наказания для педофилов. Расскажу о проблемах усыновления детей иностранцами и итоги последних переговоров на эту тему в Вашингтоне. Я буду говорить о праве детей на доступное образование и медицину, о нехватке детсадов, защите прав детей-инвалидов, обеспечении их жильем, а также о детских абортах.

— За несколько дней до нашей беседы в России произошла серия самоубийств подростков. Россия лидирует по количеству подобных суицидов. Что с этим делать?

— Эпидемии нет, но это трагедия. После тиражирования каждого суицида в СМИ дети начинают копировать и воспроизводить то, что видят. Здесь важна поддержка и понимание взрослых. Бороться с этой проблемой нужно в самой семье. Если детьми никто не занимается, чуда не произойдет. Дети будут попадать под влияние деструктивных сект, молодежных субкультур, которые часто на этом паразитируют. Хотя в России, по нашим данным, зафиксировано 4 тыс. незаконченных суицидов, но это неточная цифра. Некоторые регионы вообще не считают незаконченные суициды. В каждом регионе есть главный детский психолог и психиатр, за что они деньги получают? Например, в Новосибирске до появления детского психолога было несколько десятков случаев, а сейчас единицы.

— В соцсетях действуют «клубы самоубийц», где подростки пишут о своем желании уйти из жизни и обсуждают способы. Бывают случаи, когда их до этого шага доводят. Может быть, имеет смысл ввести в России мониторинг и контроль за площадками в соцсетях, где общаются дети?

— Это сложный вопрос. Цензура — это всегда плохо. Когда люди провоцируют детей на суициды — это уголовное преступление, которое необходимо пресекать. В другом случае провайдеры должны сами отслеживать появление подобной информации. Мы рассматриваем вариант, чтобы пользователи, заметившие сообщение о готовящемся суициде, могли заявить об этом в специализированную структуру. Цифры погибших детей зашкаливают: ежегодно от преступлений, несчастных случаев, суицидов мы теряем до 10 тыс. детей. Я считаю, что защита детей должна стать вопросом национальной безопасности.

— Количество сексуальных преступлений против российских детей растет. Нередко педофилов находят среди людей, которые должны оберегать их от этого — учителей, воспитателей, тренеров.

— Я уже не раз предлагал Министерству образования и науки ввести дополнительное анкетирование при поступлении на работу с детьми, как это делается в других странах. В этой анкете указывается, что в случае совершения каких-то противоправных действий против ребенка соискатель будет нести полную ответственность, о чем и предупрежден. Так вот, на этой стадии почти половина кандидатов отсеивается, но к тем, кто подписал, никакого смягчения в части привлечения к ответственности уже не будет. Но руководители ведомства считают это нецелесообразным.

— Госдума недавно приняла поправки в закон, ужесточающий наказание для педофилов. Это достаточная мера?

— Закон нужно дорабатывать. В нем отсутствует определение детской порнографии и уголовная ответственность за ее хранение без цели распространения. Эти нормы необходимо ввести, иначе Россия превратится в архив детской порнографии.

— Как, например, уже превратилась в одну из стран детского секс-туризма…

— Был случай, когда гражданин Бельгии фиктивно женился на сотруднице органов опеки и попечительства России, чтобы усыновить 14-летнюю девочку-сироту. Вскоре выяснилось, что иностранец — педофил. Этот негодяй совратил ребенка, она забеременела от него, и он сбежал. Когда эта история вскрылась, девочку отдали обратно в детдом, но ситуацию-то уже не исправишь.

— Появилась целая индустрия: в интернете есть клубы педофилов, где они продают детскую порнографию, делятся своими «трофеями». Как вы относитесь к сообществам добровольцев и неравнодушных родителей, которые охотятся на педофилов?

— Самодеятельность хороша до определенного предела. Если они его спугнут, то он замаскируется так, что в следующий раз его уже никто долго не поймает. К тому же охотники за головами нередко сами провоцируют людей только на основе своих подозрений. Педофилами должны заниматься правоохранительные органы, хотя помощь общественности, конечно, не помешает.

— Вы недавно ездили в Вашингтон, где обсуждали проблему вокруг гибели усыновленных российских детей. Что решили?

— Главная претензия в адрес американской стороны в том, что они не могут сказать, сколько именно российских детей находится у них в стране. В США нет единого органа, который бы вел такую статистику, учитывал нарушения прав наших детей. Пока же мы знаем только о 19 трагедиях, но по версии американских правозащитников, таких случаев более 40, и это опять же неточная цифра. Из общего количества российских детей, усыновленных американцами, примерно треть были переданы на вторичное усыновление как граждане Америки. Отследить это вообще невозможно. У нас до сих пор нет реестра всех детей, усыновленных иностранными гражданами. Мы не знаем, сколько детей было вывезено. А ведь эти случаи все должны фиксироваться российскими ведомствами. Но единого мониторинга и учета нет.

На неудовлетворительную работу неоднократно указывала Генеральная прокуратура. Минобрнауки в прошлом получил пять представлений генпрокурора, но был ли кто-то наказан — неизвестно. Мы вынуждены вести собственный подсчет и мониторинг. По нашим данным, из России вывезено около 100 тыс. детей.

Усыновление российских детей превратилось в выгодный бизнес, в котором участвуют чиновники, посредники, агентства. Это позор. А в регионах с российских усыновителей просят взятки от 20 тыс. рублей, что преступно. Но иностранцы платят и усыновляют детей. Уверен, что постепенно иностранное усыновление должно сойти на нет.

— Но и в России вскрывают позорные факты: родители усыновляют детей из меркантильных интересов. Как такое возможно?

— Действительно, бывают и корыстные родители. Берут, подсчитывая, сколько ребенок даст денег, смогут ли они купить еще одну корову, поросенка, построить сарайчик. Государство ежегодно тратит миллионы рублей на детей-сирот. Минимальное содержание ребенка в детском доме обходится государству в 300 тыс. рублей в год. А приемным родителям платят по-разному: во Владимирской области — 4,5 тыс. рублей, в Ханты-Мансийске — 25 тыс. рублей, в Краснодаре — 20 тыс. рублей в месяц, в Москве — 19 тыс. рублей.

Но не все справляются. В 2010 году приемные родители и органы опеки вернули в детдома 8,2 тыс. детей. Чаще всего возвращают подростков, потому что с ними очень сложно справиться в переходном возрасте. Бывает, что мы выявляем случаи эксплуатации детского труда и сразу забираем детей из такой семьи. С другой стороны, если ребенка берут в сельскую местность и он трудится наравне с родными детьми или родителями — это нормально. Труд еще никого не испортил, но нужно понимать разницу между трудом в семье и эксплуатацией детского труда.

Сейчас стоит вопрос о создании профессиональных приемных семей, как это практикуется в Чехии, Польше. Там воспитывают приемных детей на основании контракта с государством. Нам нужно отбросить псевдоинтеллигентское рассуждение, что стыдно воспитывать детей за деньги. Наше сознание так устроено, что берут с болью в сердце, обещают, что будут любить, как родного, но на следующий день забывают о своих обещаниях и отдают обратно, а ребенок — не игрушка.

— В России уже появились профессиональные семьи?

— Конечно, например, в Пскове и Подмосковье появились профессиональные семейные дома. Приемных родителей там отбирают по критериям открытого аукциона, смотрят образование, семейное положение. В Кургане несколько лет назад появилась фермерская семья, чуть встала на ноги и стала брать приемных детей — восемь человек. Фермерское хозяйство разрослось, и село сегодня больше, чем было при советской власти. Дети уже выросли, свои семьи завели, детей нарожали и трудятся у приемных родителей. Вот такой феномен. Они уезжать не хотят, настолько к земле привязаны, заняты делом, их любят родители. Во Владимирской области берут детей — подростков от 14 и даже до 21 года. Это и приемная семья для подростков, и фактически семейная гостиница. 84 тысячи детей-сирот стоят в очереди на квартиру, многие из них живут на улице, поэтому социальные гостиницы должны быть.

— В «Известиях» был репортаж о многодетной приемной матери в Астраханской области Вере Дробинской. Как выяснилось, Дробинской, живущей без мужа, государство отдало восемь детей-инвалидов. Как такое могло получиться?

— В прошлом году мы также были у Дробинской с инспекцией, я видел в ее доме обшарпанные стены и остальное. Но на мой вопрос, чем помочь, Вера сказала, что все есть. Другой вопрос, как ей отдали столько детей-инвалидов на воспитание. Вот это будем выяснять. Но опять же хочу сказать, нужно исходить из интересов ребенка и тщательно изучить ситуацию. Ведь дети быстро привязываются к приемным родителям. У нас немало случаев, когда детей через суд возвращают в неблагополучные семьи. Например, в Челябинске судья в прошлом году вернул девочку отцу-наркоману, и он ее убил за то, что она кашу не ела. В апреле 2012 года пройдет съезд Уполномоченных по правам ребенка в регионах России, на котором мы обсудим и случай с Верой Дробинской. Злоупотреблять правами опекуна, конечно, нельзя.

— Вы говорите о том, что нужно сокращать детдома и передавать детей в приемные семьи. Насколько реален этот проект?

— Есть проект «Россия без сирот», который подразумевает сокращение детдомов. В Калужской области, в Краснодарском крае это уже происходит. Однако есть регионы, где детдомов не хватает. Например, в Амурской области мы нашли детей, живущих по два года в инфекционных больницах после того, как от них отказались родители. Они ждут своей очереди в детдом. В некоторых регионах под программу соединяют два-три детдома, якобы сокращая их количество, но сирот от этого меньше не становится. По норме в детдоме должно быть 60 детей, максимум — 100. Мэр Москвы Сергей Собянин предлагает укрупнять детдома, создавая интернаты. Возможно, это могли бы быть специализированные интернаты — спортивные, военные, творческие. В таком интернате можно объединять до 200 детей.

— Вы часто бываете с проверками в детских домах. Вскрываете коррупционные скандалы?

— Таких случаев — масса. Чаще всего это нецелевое расходование бюджетных средств. Например, в 170 км от Санкт-Петербурга я нашел один детдом, в который за прошлый год не поступило ни копейки. Деньги списывались на какие-то другие нужды чиновников местной администрации. За два последних года по итогам наших проверок за нарушения и коррупцию были уволены более 180 чиновников — педагоги, руководители детдомов, министры и даже вице-губернаторы Саратовской области, Бурятии, Карелии.

— Известны истории о том, как директора детдомов используют карательные методы воспитания непослушных детей, сдавая их в психбольницы. Вы знаете об этом?

— Да, такие случаи есть, и это целая проблема. Недавно был в Хакасии, там в детском отделении психбольницы я обнаружил 34 ребенка-сироты, 14 из одного детского дома. В Волгограде за использование подобных методов к уголовной ответственности привлекли руководство психдиспансера и детдома. Как выяснилось, директор детдома вызывал детей, грузил в машину и отправлял в психбольницу. В Хабаровском крае в психбольнице умер мальчик, привязанный санитаркой к кровати. Санитарку за это осудили, но она так и не поняла, за что. А в Омске был вопиющий случай. Во время проверки интерната мы обнаружили в палате девочку, привязанную к кровати. Все наши материалы сразу передаются в прокуратуру и следственные органы, по ним возбуждают уголовные дела.

— Кто приходит на место уволенных директоров? Есть ли проблемы с подбором кадров?

— Проблема кадров есть, но она не катастрофическая. Самые хорошие директора детдомов и интернатов обычно сами являются бывшими воспитанниками. Мало знать все хитрости детей детдома — как они могут сбежать, где что спрятать, необходимо еще уметь руководить, а это непросто.

Газета «Известия»