У Александра Таркаева всегда был собственный взгляд на то, «как нам обустроить Россию»:

— Это забавное совпадение, но когда я работал в Соединенных Штатах, меня и Александра Исаевича разделяла речка. Мы жили в Дартмутском университете, а на другом берегу реки находилось поместье Солженицына. В свое время на меня неизгладимое впечатление произвел «Один день Ивана Денисовича». Позже я достаточно часто вступал в полемику с идеями Солженицына.

В самом начале своей работы Солженицын рассуждает о том, что есть Россия «сегодня» и «завт­ра», пытается дать ответ на вопрос — кто сегодня относит себя к буду­щей России? Отмечая неизбежность выхода из состава СССР ряда территорий, он указал, что вреднейшим искривлением нашего сознания является убеждение: «зато боль­шая страна, с нами везде считаются». «Держать великую Империю — значит вымертвлять свой собственный народ», — заявляет Солженицын.

Россия в ее послевоенных границах не успела стать законченной страной. Я считаю, что задержись ситуация с существованием Советского Союза на лишние сто лет, всему миру было бы гораздо лучше — в смысле формирования единого экономического и политического пространства. Однако, безусловно, страна должна была отказаться от территорий, приобретенных по пакту Молотова-Риббентропа. Тут существовал еще и эмоциональный аспект: то, что неправедно досталось — очень нелегко удержать.

Я сторонник экономической интерпретации библейского мифа о Вавилонской башне. Позволю себе напомнить: в определенный период люди возгордились, решили, что они равны богу, и начали строить башню до небес. Но Бог смешал языки, люди перестали понимать друг друга, и башня разрушилась. С точки зрения мировой экономики, формирования единого пространства, чем больше мы дробимся — тем менее мы эффективны. Современная сложная цивилизация вся насквозь пронизана идеей взаимозависимости. Еще Ричард Никсон сформулировал подобную концепцию — войны могут исчезнуть только в тех условиях, когда страны станут достаточно зависимыми друг от друга. Тогда у них не будет возможности переводить конфликты в русло вооруженных столкновений. Сегодня время слияний и поглощений, период формирования единого народа. Я считаю, что в современных условиях Россия должна и может быть большой страной.

Рассматривая вопросы экономического развития, Солженицын 15 лет назад главную проблему видел в отсутствии частной собственности и говорил о необходимости дать простор здоровой частной инициативе — «тогда и мы ускорим наше качественное вы­равнивание с развитыми странами».

Я не сторонник абсолютного выравнивания России с развитыми странами. Сегодня российский обыватель с катастрофической скоростью становится похожим на американского. Я достаточно долго прожил в США и скажу, что лично мне не импонирует это жвачное малообразованное существо, которое считает, что весь мир должен жить по его образцу, но при этом никогда не был за пределами своего «техасского колхоза». У меня есть ностальгия по нашей стране как самой образованной стране в мире. Она такой действительно была.

Я не соглашусь с Александром Исаевичем по вопросу о частной собственности, поскольку она, собственность, не делает человека свободным. Примеры тому есть в современной России. Многие собственники, настоящие капиталисты — и те, кому деньги достались в рамках чековой приватизации и залоговых аукционов, и те, кто честным трудом заработал свои деньги — по-прежнему норовят «прислониться» к власти. Кстати говоря, так было во времена, о которых говорит Солженицын — в России императорской, в России сталинской.

Государство должно выступать либо в качестве слуги правящего класса (как в США), либо в качестве арбитра (как во многих европейских странах).

Наиболее симпатичная мне система государственного управления представлена в Англии, где в основе развития государства лежит противоречие труда и капитала. Капитал стремится как можно больше накопить и как можно меньше отдать. Труд — как можно больше растратить и как можно меньше накопить. И та, и другая сторона, будучи «выпущенными на свободу», ни к чему хорошему государство не приведут. Необузданный капитализм доведет до социального взрыва, а необузданный труд будет естественно стремиться к социализму с его нулевой или отрицательной производительностью труда. В Англии, например, чередование власти осуществляется как раз между силами, ориентированными на социум (лейбористы) и силами, ориентированными на накопление (консерваторы).

Поэтому свобода не появляется как прямое производное от собственности — это, во-первых. Во-вторых, гражданское общество не возникает само по себе, без борьбы. Действия нынешнего правительства по созданию гражданского общества напоминают мне следующую ситуацию: вчера посыпали лес «дустом», все комары вымерли, и, соответственно, птицам там делать нечего. А в это время бригада старателей вешает красивые и благоустроенные скворечники. То есть, наше руководство сейчас активно занимается институтами гражданского общества и одновременно активно вытравливает из общества всякую самостоятельность. Эти институты станут сплошной имитацией, удавкой на организме общества. Гражданское общество возникает в результате противоречий между гражданином, стремящимся обеспечить свою независимость, определенную самостоятельность, и теми, кто стремится это право всячески ограничить. Здесь проявляется способность граждан сопротивляться, то есть нормальное стремление влиять на развитие страны. Допустим, у тех же американцев каждый конгрессмен получает в год до 5 млн. писем — избиратели постоянно пишут о том, что он должен делать, как обязан голосовать, и таким образом возникает обратная связь с избирателем. В нашей стране подобного не происходит.

Солженицын говорит об экономических основах гражданского общества, а я полагаю, что на первый план должны выйти морально-психологические устои. Вот раньше говорили, что человек должен бояться бога и стыдиться людей. Сегодня стыд как регулятор общественных отношений исчез. Я считаю, что эта основа гораздо важнее, чем наличие собственности.

Кстати, у Солженицына есть похожая мысль: «Источник силы или бессилия общества — духовный уровень жизни, а уже потом — уровень промышленно­сти. Чистота общественных отношений — основней, чем уровень изобилия. Если в нации иссякли духовные силы — ни­какое наилучшее государственное устройство и ника­кое промышленное развитие не спасёт её от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит».

Абсолютно согласен. У Никколо Макиавелли есть произведение «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия». В нем, описывая причины и процесс деградации Великой Римской империи, Макиавелли показывает, как организационные формы деградировали вместе с духом отдельного человека. Как только нация перестает быть способной рождать духовно великих людей, ее конец очевиден. Мне кажется, вот это и есть самое страшное. Назовите мне хотя бы одного духовно великого человека в современной России с точки зрения его морального авторитета, а не авторитета власти и должности. Человека, который может оставить все свои должности, но к нему по-прежнему будут обращаться за советами.

Пожалуй, не назову…

Вот и я тоже мучаюсь, пытаюсь вспомнить кого-нибудь. К сожалению, даже уважаемого господина Солженицына не могу назвать моральным авторитетом. Он, как всякий человек чрезвычайно талантливый в одном направлении, очень часто начинает думать, что он и об управлении государством все знает.

Отдельным вопросом в статье «Как нам обустроить Россию» рассматривалась проблема семьи и школы. «Нормальная семья — у нас почти перестает суще­ствовать… это основное зве­но спасения нашего будущего». Такой же «неотсрочной заботой» Александр Солженицын называет школу «Школьные учителя должны быть отборной частью нации, призванные к тому: им вручается всё наше будущее».

Я воздержусь говорить о роли семьи в современном обществе. Сегодня существуют некоторые глобальные процессы, которые приводят к «размыванию» семьи во всем мире. Куда она дрейфует в глобальном масштабе мне не очень понятно… С этим вопросом тесно пересекаются проблемы народонаселения, демографическая политика. Это отдельный разговор.

Что касается школы, то чаще всего решение проблемы сводится к увеличению финансирования. Я согласен — система образования должна быть существенно оздоровлена с финансовой точки зрения. Кроме того, школа должна изменить свой статус в социуме. Нечто похожее я видел в Германии, где в небольших городах школы являются своеобразными образовательными, культурными, спортивными центрами. В школьных зданиях имеются прекрасные спортивные комплексы, концертные залы, в школах проводятся соревнования, концерты.

Но если мы дадим учителям в пять раз больше денег, школа не станет здоровой психологически. Вопрос в другом: во что верят учителя, чему они будут учить. Мне кажется, одновременно с финансированием мы должны продумать систему воспитания самих учителей, определить идеалы, то «разумное, доброе, вечное», что они будут «сеять». А для этого нам придется найти те самые моральные авторитеты в обществе, о которых мы говорили. Пока в стране не появятся авторитетные люди, принятые хотя бы лидирующей частью общества, ничего не изменится.

Александр Солженицын отмечал: «Уже созданный статут потенциально сильной президентской власти нам ещё на немалые годы ока­жется полезным. Конечно, постепенно мы будем пересоставлять госу­дарственный организм… Необходимо установить такой строй, который вел бы его не к вырождению, а к расцвету. Государственная структура должна непременно учитывать традиции народа».

Я согласен с посылом Солженицына по поводу того, что период развала государства потребовал определенных усилий по консолидации, в том числе может быть и слегка лишних. И вслед за ним также оправдываю эту тенденцию.

Однако вызывает беспокойство тот факт, что власть в современных условиях создает механизмы своей несменяемости. Во многом это делается с целью упростить прохождение законопроектов, сделать более быстрым решение тех или иных вопросов. Цель, несомненно, достигается, но одновременно становится невозможным без целенаправленных усилий возврат к демократии.

В первую очередь это проблема средств массовой информации. Как только государство получает контроль над СМИ, в его руки попадает уникальная возможность — влиять на сознание налогоплательщиков за их же деньги. Именно поэтому в США государству категорически запрещено владеть любыми средствами массовой информации вообще, выпускать любую информацию внутри страны, кроме официальной. В противном случае партия, которая придет к власти, станет несменяемой.

Как вы прокомментируете мнение Солженицына о том, что точные народные наказы своим депутатам невозможны? «А в таком обшир­ном государстве, как наше, тем меньше возмож­ность проверять избранцев и тем большая возмож­ность их злоупотреблений», — отмечалось в статье.

Я категорически против различных наказов. Как во всяком деле, в политике есть риск, в данном случае мы говорим о риске избирателя. Единственной гарантией избирателя становится история кандидата, информация о том, что и как он делал в этой жизни, каких успехов достиг. В этом смысле последнее решение, запрещающее распространение практически любой негативной информации о кандидатах, мне кажется совершенно неправильным. Да, информация должна быть корректной, за нее нужно отвечать по всей строгости закона, но подобное ограничение существенно сужает возможности избирателя.

Я помню, что на одной из моих встреч с избирателями мне задали вопрос — а как вы будете бороться за интересы граждан, имеющих средний и ниже среднего доход? У вас другие интересы, вы нашей жизнью не живете… Я ответил: «Представьте себе, что я к вам пришел и говорю — у меня ничего нет, я ничего к своим годам не создал, не заработал, моя семья бедствует, я неудачник, теперь я пришел вам помогать. Вам интересно было бы меня избирать? А я говорю — у меня дома все в порядке, доходы свои я опубликовал, я зарабатываю честно, я достиг всего для себя я хочу что-то сделать для других». Стопроцентное восприятие!

В главе о народном представительстве сказано, что образуется сословие так называемых «профессиональных политиков», для кого политика — ремесло и средство дохода. Они лавируют в системе парламентских комбина­ций — и где уж там «воля народа», национальный интерес затмевается пар­тийными целями.

Лучше, чтобы кухарка управляла страной? Однозначно могу сказать — хуже. Допустим, мнением непрофессионального парламента можно манипулировать. Все равно в любой стране формируется некоторый правящий класс — истеблишмент. И этот класс в некотором смысле несменяем. Важно, чтобы сменяемыми были люди. Согласитесь, трудно себе представить страну, которая живет так: 5 лет у власти коммунисты, следующие 5 лет — капиталисты.

Есть вещи, которые должны быть четко соблюдены. Во-первых, выборы только по одномандатным округам. Во-вторых, партии должны оказывать поддержку и формировать программы. Стране необходимы сильные партии. И не люди должны быть материалом для партий, а партии должны состоять из людей.

Александр Солженицын говорил о необходимости создания некой совещательной структуры. «Высокий уровень деятельности всех государствен­ных властей недостижим без установления над ними этического контроля. Его могла бы осуществлять вер­ховная моральная инстанция с совещательным голо­сом — такая структура, в которой голосование почти вообще не производится, но все мнения и контрмнения солидно аргументируются, и это — наиболее авторитетные голоса, какие могут прозвучать в государствен­ной работе».

На мой взгляд, отсутствие моральных авторитетов делает бессмысленным их объединение в какую-то структуру. Подобный совещательный орган является неконституционным и что-либо решить не может. Если же он будет выдавать некие моральные рекомендации, «смотрите пункт первый» — в обществе, где нет морали, такие рекомендации не имеют никакой ценности.

Так как все-таки нам обустроить Россию сегодня?

У нас две главные проблемы: экономическая и этическая.

Этическая проблема — это формирование морали. Она охватывает практически все сферы жизни общества. Перед сегодняшней властью стоит задача привлечь морально здоровых людей к управлению. И если мы не найдем во власти определенного количества людей, способных поставить интересы страны выше своих собственных — у страны нет никаких перспектив.

Экономическая проблема, на мой взгляд, касается ситуации с Сибирью. В этом регионе мы должны создать одну огромную свободную экономическую зону, в которой не будет никаких налогов, кроме налогов на добычу полезных ископаемых. Причем эта зона будет свободна только для российского капитала и полностью закрыта для иностранного капитала. Движение на Восток, освоение Сибири, новое расширительное движение часто порождает у людей новый смысл жизни. Как у Джека Лондона: что бы ни случилось — держите на запад, в Калифорнию, от одного океана — к другому. Так вот, у нас есть к какому океану двигаться. Реальное освоение пространства России вполне может стать новой национальной идеей.