— У нас правительство молодых технократов. Вот у Минкомсвязи, например, есть технократическая программа реформ до 2018 года с набором красивых шагов: интернет в каждый дом, электронный документооборот и прочее. Но одновременно во многих отраслях, в том числе и в вашей, происходит что-то, что скорее называется реакцией, а не реформами: «черные списки», законы о клевете, иностранных агентах и так далее — список огромный. Возникает раздвоение сознания: либо два центра принимают разные решения, либо одно по-настоящему, а другое для видимости. У вас нет раздвоения?

— Если честно, я противоречий не вижу, просто каждый выполняет свою задачу. Я нахожусь на определенном участке, представляю исполнительную власть. Какие бы законы приняты ни были, мы будем их исполнять, потому что живем в правовом государстве. Не наши полномочия их обсуждать или давать оценку, когда решение принято. Другое дело, в процессе принятия законов мы стараемся максимально изложить свои предложения, дополнения и опасения.

— Насколько последние законопроекты, в частности о «черных списках», которые вызвали раздражение у части общества, — ваша инициатива?

— Ее хронологически быть там не может. Перечисленные вами предложения были инициированы до формирования нового состава правительства.

— Вы с ними согласны?

— Я не буду комментировать, согласен или не согласен, потому что законы уже работают.

— Но та же идея «черных списков» концептуально вам близка?

— У меня у самого трое детей. Я совершенно точно не хотел бы, чтобы они вступали в контакт с информацией, которую можно отнести к категории детской порнографии, пропаганды наркотиков или методов совершения суицида. То же самое вам скажет любой здравомыслящий родитель. Спекуляций на эту тему быть не может. Другое дело, нужно придумать самые эффективные механизмы для предотвращения некорректного применения закона.

Задачу ввода в стране цензуры никто не ставил. Мы уже внесли проект постановления правительства с описанием четкого регламента, который позволит снять все вопросы. Опыт эксплуатации системы в реальном режиме времени покажет, какие еще будут нужны поправки. Мы с экспертами их уже обсуждаем, просто не хотим спешить. Думаю, никаких перекосов не случится.

Та же история с «закрытием YouTube» была контрастно преподнесена СМИ, чтобы аудиторию «за душу цепляло». Но без всяких передергиваний в законе прописано: если на сайте будет обнаружена пропаганда наркотиков, к администрации в установленном порядке обратится Роскомнадзор. И информацию придется удалить.

— Но «Невинность мусульман», из-за чего пошли разговоры о блокировке YouTube, — это не пропаганда наркотиков…

— Есть четвертый вариант: информация признана запрещенной решением суда. И это хорошо, иначе ситуация будет неравномерной: в разных регионах разные инстанции действовали бы несогласованно.

— А вы сами «Невинность мусульман» смотрели?

— Знаете, кусочек посмотрел.

— Вы же были министром в Татарстане, преимущественно мусульманском субъекте РФ. Личное мнение есть, надо ли закрывать доступ к фильму?

— Честно говоря, нет личного мнения. Решение суда состоялось, нужно его исполнять.

— В итоговом варианте постановления о введении черных списков осталась возможность блокирования контента не по адресу конкретного материала, а поIP. Почему?

— Она осталась в силу того, какой закон был принят, за какой голосовали депутаты.

— Но это противоречит позиции индустрии, с которой вы договаривались о единых подходах.

— Сегодня готовность провайдеров к старту блокировки по URL — 50 на 50. Сотовые провайдеры готовы блокировать по URL-адресу, проводные — нет. У сотовиков это связано с тем, что они позже формировали технологическую базу, у них блокировка по видам контента связана с приоритезацией трафика и другими задачами. Проводные провайдеры это не готовы делать.

— Вы уверены, что Роскомнадзор справится с функцией единственного оператора реестра?

— Задача сугубо формальная. Будет сайт, на котором любой житель страны публикует ту или иную ссылку, считая, что она попадает под действие закона. Со страницы снимается скриншот, она маршрутизируется либо в МВД, либо в ФСКН, либо в Роспотребнадзор.

— А администрация президента не предлагала сделать оператором «Лигу безопасного интернета» Константина Малофеева?

— Мне об этом неизвестно. Я слышал про «Лигу» в обсуждениях, но в основном от самой организации и от представителей отрасли. Мы считаем, что ведение реестра — очень ответственная задача, которую должны выполнять должностные лица. Поэтому оператором должен быть Роскомнадзор. Закон в принципе предусматривает уполномочить кого-то. Но сначала нужно убедиться в том, как все будет работать в целом.

— Закрытый характер списка запрещенных ресурсов вы считаете правильным решением?

— Он закрытый не с грифом «ДСП» или «Секретно». Речь идет лишь о том, что мы не пропагандируем и не вывешиваем куда-то список нелегального контента. В стране тысячи операторов связи. Каждый день они будут скачивать реестр, он будет оказываться в руках у тысяч людей. Поэтому драматизировать историю не надо. Нет задачи делать его публичным и рекламировать, нет задачи его скрыть от кого-то. Наоборот, если кто-то из операторов не скачал список в какой-то из дней, Роскомнадзор будет принимать меры воздействия.

— Был и еще один интересный закон. СМИ, в том числе деловым и респектабельным, запретили рекламировать алкоголь, что сильно ударит по бюджетам тех газет и журналов, которые не получают бюджетного финансирования. В отрасли есть предубеждение, что тайный смысл нововведения — в создании еще одного «крючка» для изданий, независимых по отношению к государству…

— Из текста закона следует, что это решение связано исключительно с борьбой с алкоголизмом. Думаю, депутаты руководствовались именно этим. Скрытых смыслов я не вижу.

«Боюсь показаться неинтересным, но никакого давления я не чувствую»

— Вы стали самым молодым министром правительства. Система вас еще не сожрала?

— Никита Белых однажды хорошо сказал: «У нас все время презумпция вины чиновников». Почему система кого-то обязательно должна сожрать? Мы все хотим, чтобы Россия была прекрасным местом для жизни, работы, воспитания детей и т. д. В вверенной Минкомсвязи сфере мы свои цели изложили на сайте 2018.minsvyaz.ru. Они должны быть публично обсуждены, должны быть понятны каждому. Иначе возникает параллельное управленческое измерение системы органов власти и оценки их деятельности.

— Есть что-то, что мешает достижению всех целей?

— Я бы так не сказал. Например, мы говорим про достижение техпоказателей по связи. В стране колоссальное цифровое неравенство. Бессмысленно довольствоваться оценками, смотреть на свое место в мировом рейтинге и говорить, что у нас все хорошо. В Москве шесть домохозяйств из десяти имеют подключение к интернету, а в некоторых регионах — всего два. У людей неравные возможности. Похожая ситуация и в других вещах: не везде газ проведен, не везде дороги заасфальтированы и т. д. В отрасли связи мы с неравенством будем бороться.

2 октября на заседании госкомиссии по радиочастотам (ГКРЧ) был принят ряд серьезных решений. Например, мы по сути до конца года приостановили любую выдачу частот в ключевом диапазоне до 2700 МГц, где происходит работа всех сотовых операторов. Надо подвести определенную черту и провести системный анализ.

— Как раз за отстаиванием интересов по частотам и могут стоять лоббистские интересы. Нет?

— Наверняка, ведь частоты — ограниченный ресурс по определению, он стоит денег и влияет на конкурентную среду, на бизнес-возможности. Мы в регламенте работы ГКРЧ исключили возможность принятия частных решений, когда конкретная частота в конкретном диапазоне при определенных условиях закрепляется за конкретной компанией. Теперь подобные ситуации будут возникать в исключительных случаях: например, если речь идет о частотах для спутников. Если же это конкурентный вопрос, то обязательно будут проводиться торги: либо аукцион, либо конкурс. Скоро впервые в истории России пройдет аукцион на свободные частоты в диапазоне 1800 МГц. Это важный прецедент.

— Вас слушаешь — какая-то идиллия. Никто вам не мешает, лоббистов почти нет. Но ведь все в этом здании прекрасно знают, что в Минкомсвязи все последние годы были разные группы влияния, формировавшиеся, например, вокруг бывших министров Игоря Щеголева и Леонида Реймана. Вы сегодня сталкиваетесь с давлением с их стороны?

— Боюсь показаться неинтересным, но никакого давления я не чувствую. У меня было несколько встреч со Щеголевым, я приезжал к нему в администрацию президента, мы обсуждали ряд вопросов. С Рейманом я, правда, не встречался, но мы созванивались, поздравляли друг друга с днем рождения, договаривались встретиться, просто пока по графику не получилось. Я бы не драматизировал попытки додумать хитросплетения властных структур, у СМИ все время есть такая переоценка структуры этих отношений.

— И все-таки, как вы относитесь к публичной критике людей из предыдущей руководящей команды министерства? И сам Щеголев, и его экс-зам Наум Мардер говорили, что не согласны с последними решениями ведомства.

— Публичная критика — термин неправильный. В СМИ попала лишь копия письма Щеголева контрольному управлению президента, связанная с выполнением поручения Дмитрия Медведева. Мы также делаем много замечаний по самым разным документам. Это нормальная работа. Журналисты пытаются «спродюсировать» конфликт, но это совершенно надуманная история.

— Слова Мардера трудно не назвать критикой…

— Ситуация с Мардером связана с кадровым решением. Мой главный принцип общения со СМИ: кадровые решения не комментируются. Я бы не сказал, что его слова — это что-то обидное.

«Переносимость номера заработает с 2014 года»

— Самый большой конфликт интересов заложен в отношениях с сотовыми операторами. Как Минкомсвязи предлагает компенсировать компаниям потери от введения принципа «переносимости номера» (возможность бесплатной смены оператора с сохранением мобильного номера) и отмены внутрисетевого роуминга?

— В дискуссии про переносимость номера нет ничего драматичного. Тема очень резонансная, поскольку интересует миллионы людей. Думаю, операторы на самом деле давно уже согласились с той позицией, что переход номера от оператора к оператору должен быть бесплатным. Мы планируем на этой неделе провести окончательное согласительное совещание и вносить предложения, чтобы принять закон в осеннюю сессию Госдумы. Срок запуска принципа переносимости будет 2014 год, но реально все может начать функционировать и раньше. Это зависит от доброй воли операторов.

— Их опасения по поводу сокращения инвестпрограмм и нехватки средств на модернизацию сняты?

— Изначально инициатива им, конечно, не очень нравилась. Но переносимость номера — смешной вопрос по отношению к инвестпрограммам, все это прекрасно знают. Мы предусмотрели, как сделать так, чтобы это ни к каким большим дополнительным расходам не приводило.

Почему мы за это так ратуем? Сегодня лицензии на сотовую связь выданы без требований по качеству, и задним числом что-то поменять невозможно. Переносимость номера — единственный рычаг, который позволит обеспечить реальную конкуренцию, когда потребитель сможет голосовать рублем. Запустите любой опрос: кто с какого оператора на какой переключится? Вы получите, что все перейдут ото всех, переток абонентов будет постоянно происходить, и это станет важнейшим мотиватором. Менеджмент введет KPI по величине оттока, в колл-центрах повысится уровень сервиса и т. д. Система начнет реформироваться изнутри. Весь мир идет по этому пути.

«Акционирование „Почты России“ возможно»

— Перейдем к другому пункту программы Минкомсвязи. Письмо от родственника из Брюсселя шло мне по почте полтора месяца. Как сделать так, чтобы «Почта России» стала более эффективной?

— Это важнейший элемент государственной инфраструктуры с 42 000 отделений. В сети работают несколько сотен тысяч человек, выручка ФГУПа — 120 млрд рублей. 77\% затрат предприятия — фонд оплаты труда, но он дает такую зарплату, за которую никто работать не хочет. Если бы это было бизнес-предприятие, оно бы закрыло половину филиалов, особенно в условиях Крайнего Севера. В труднодоступных территориях «Почта России» является единственным способом получения товаров, имеет стратегическую важность.

Вопрос реформирования очень и очень сложный: либо нужно вдвое повысить тарифы, зарплату и найти средства на модернизацию для внедрения новых механизмов сортировки, либо нужна более хитрая структурная реформа. Мы предлагаем расширить роль «Почты» в части интерфейса предоставления услуг. Одна из идей, которая сейчас обсуждается, заключается в передаче неэффективных фронт-офисов в аутсорсинг, не обязательно коммерческий. Надеюсь, мы сможем вдохнуть в предприятие новую жизнь путем перераспределения финансовых потоков, связанных с госуслугами, банковскими услугами.

— Проект Почтового банка вы считаете реалистичным?

— Нужно внимательно смотреть бизнес-кейс, сходится проект или не сходится. Наша цель — сделать так, чтобы у «Почты» появились дополнительные доходы, иначе нужно либо закрыть половину офисов, либо повысить тарифы: «и/и» не получается. Мы уже подготовили новый проект закона о почтовой связи, он проходит согласование.

— Зачем нужен закон?

— Он многое меняет. Вводятся новые принципы, пересматривается понятие «универсальные услуги». Должна появиться упаковка со строго определенными габаритами, чтобы упростить логистику. Будем гарантировать сроки и стоимость по типовым отправлениям. Закрывать отделения при этом не планируется.

— Будет ли акционирована «Почта России»?

— Мы такую возможность допускаем. Нет строгой формулировки, что это должно произойти, но исключать ничего не будем. В первую очередь мы должны структурно ее изменить. Появятся новые услуги, новые доходы, повысятся тарифы, оптимизируются внутренние процессы, поменяется логистика.

ФГУПом тоже можно эффективно управлять. Акционирование предполагает определенное повышение качества менеджмента, но не означает приватизации, привлечения частного капитала. Эта процедура позволит «Почте» больше оперировать в бизнес-среде, но до конкретных решений пока далеко. Лично мне хотелось бы, чтобы предприятие было акционировано, но этому в любом случае будет предшествовать цепочка экспертных согласований.

— Вы формулировали претензии менеджменту «Ростелекома» за недостаточно активную работу по ликвидации проблемы цифрового неравенства на фоне скупки новых активов и строительств сотового бизнеса. Компания к вашей позиции прислушивается?

— Дискуссия ведется. Мы внимательно анализируем отчетность «Ростелекома», задаем по ней вопросы, все это происходит в открытом режиме, обсуждается с гендиректором Александром Провоторовым. Кроме «Ростелекома», ситуацию с цифровым неравенством в стране по щелчку никто не решит, чудес не бывает. Нужно учиться зарабатывать больше и тратить эффективнее. «Ростелеком» — это очень крупный игрок на рынке, и государство, как его ключевой акционер, может влиять на стратегию оператора. Каждый рубль должен быть потрачен с умом, приводить к максимальному результату.

— Смена менеджмента понадобится для того, чтобы «Ростелеком» стал более эффективным?

— Вопрос с кадрами сейчас перегрет СМИ, поэтому комментировать его не буду. Могу сказать, что виды на стратегию у нас в руководством компании не совсем совпадают, исходя из тех совещаний, которые у нас проходят.

— Как оцениваете ход развертывания сетей четвертого поколения победителями конкурса по LTE-частотам? И как урегулируются претензии тех, кто остался недовольным, в частности «Суммы Телеком»?

— Это вопрос исключительно в правовом поле. С недовольными идет юридический диалог. У меня нет прогноза относительно того, чем завершится этот процесс. Пока стороны решают спор таким цивилизованным и конструктивным образом.

Что касается победителей конкурса, то пока, к сожалению, еще почти никто ничего не реализует. Есть ряд условий по объему инвестиций и по тому, какой процент территорий они должны покрыть. Хотелось бы, чтобы операторы проявляли себя более активно. Мы с Минобороны идем навстречу компаниям, предпринимаем усилия по расчистке нижнего диапазона спектра. Важно, чтобы операторы корректировали свои инвестпрограммы.

«Побольше бы нам таких „провальных неудачников“, как Цукерберг»

— Расскажите о впечатлениях от встречи с Марком Цукербергом? Что за неувязка вышла с центром исследований и разработок Facebook в Сколково, которую вы как будто анонсировали, но которой на самом деле не будет?

— Цукерберг мне очень понравился. Его приезд — важное событие, потому что он ходячая история успеха, которая вдохновляет тысячи ребят. Можно как угодно оценивать достижения Facebook, но когда все говорят про провальное IPO, я думаю, побольше бы нашей стране таких провальных IPO и побольше бы нам таких «провальных неудачников», как Цукерберг. Его пример вдохновит еще очень многих. Истории успеха отлично мотивируют, мне это хорошо знакомо еще по казанскому IT-парку.

Вопрос открытия центра разработок в России обсуждался на встрече Медведева и Цукерберга. Марк рассказывал про стратегию компании. Facebook долгие годы имел единственный такой центр в Пало-Альто, потом открыл в Сиэтле в одном часовом поясе, чтобы люди могли коммуницировать друг с другом. Потом появился центр в Нью-Йорке и только недавно — в Лондоне. Британия — пока единственная страна, где соцсеть занялась разработками. Марк дал очень высокую оценку российским программистам. И он подтвердил, что интерес к этой теме есть, что было бы выгодно открыть такой центр в России, но речь шла не более чем о консультациях.

— По-английски разговаривали?

— Знаете, иногда говорили без переводчика, иногда с переводчиком, но в принципе общение было неформальное. Поэтому я здесь не вижу никакой неувязки. Вопрос обсуждался. Мы часто упускаем из цитаты пару слов, в итоге получаем другой смысл.

— Вообще ваш Twitter часто дает новостные поводы в последнее время.

— Да. Не знаю, хорошо это или плохо. Twitter — важнейший способ получения обратной связи. Я про все проблемы со связью, с почтой и с порталом госуслуг узнаю с помощью сервиса первым. И уже от меня об этом узнают руководители «Ростелекома», «Почты России» и многих других структур. И это очень важно, потому что это всегда отрезвляет, потому что нельзя жить в каком-то параллельном мире.

Forbes