Новости
17 Февраля 2011, 09:20

Михаил Пиотровский: «Музей находится между храмом и Диснейлендом»

В Казани в очередной раз побывал директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский. Повод привычный — открытие новой экспозиции в центре «Эрмитаж-Казань». Как всегда, Михаил Борисович успел прочитать несколько лекций, получил награду в Казанском университете, провел пресс-конференцию и первую экскурсию по новой выставке.

пиотровский — Михаил Борисович, у вас есть определенное количество филиалов по миру, Казань попала в число этих счастливчиков. Как я понимаю, они создавались в целью пропагандировать Эрмитаж. Или я ошибаюсь?

— Абсолютно ошибаетесь! Казани не повезло — Казань заработала это право. Когда ко мне приходят и говорят, что хотят где-то открыть Эрмитажный центр, я говорю: поезжайте в Казань и посмотрите, сможете ли вы все это вытянуть. То есть обеспечить постоянное внимание руководства, финансирование, публику. У нас до сих пор бытует советское представление: если делать, то повсюду. Это не так! Казань уникальна, здесь в нашем центре и концерты проводят, и лектории работают, есть интернет-класс. Наши сотрудники едут сюда с удовольствием. Конечно, в Казани у нас нет филиала — филиал предусматривает постоянную экспозицию. Это скорее наше представительство, наше генеральное консульство. Что касается пропаганды Эрмитажа, то она нам не нужна, у нас и так очереди. Спекулянты торгуют нашими билетами. Эрмитаж — это огромный мировой музей, с огромными коллекциями. Он существует для всего мира. Проблема таких музеев — доступность коллекции. Схема такая — большой Эрмитаж и ответвления от него. Следующий этап — наши фондохранилища. И извечная претензия — музеи все не показывают. А они и не должны все показывать! В этом смысле открытие фондохранилища все меняет — идите, смотрите. Эрмитажные центры за пределами Санкт-Петербурга — это наши выставочные залы. В них мы можем показать то, что в таком объеме в Эрмитаже не показывается. Например, выставка оружия в Казани — здесь вместе выставлено и западное, и восточное оружие, древнее и последних веков. Нам нравится показывать в наших центрах то, что не удается сделать по времени в Эрмитаже. Культурные события в этих центрах — они доступны. Следующий этап — это интернет. В нашей пропаганде смысл не пиаровский, а исполнение музейного долга. Поэтому мы идем на все сложности, связанные с центрами.

— Кто их финансирует?

— Мы их не финансируем, это наш принцип. Они финансируются из местного бюджета или спонсорами. Это одинаково — будь то Феррара, Амстердам или Казань. Это опять-таки уникально, мало какой город может выдержать бремя финансирования. Это можно сделать раз, но держать годами… Такое под силу только сильной экономике. Татарстан это может. Когда меня просят открыть такой центр, вот я и говорю: «Поезжайте в Казань и посмотрите: вы это сможете?».

— Существует понятие «музейная мода»?

— Конечно, она музейная, искусствоведческая. Сейчас модно делать театрализованные выставки, не просто с перформансом, а когда сама экспозиция становится перформансом. Я придумал такую формулу: «Музей находится между храмом и Диснейлендом». Нынешняя мода — уход ближе к Диснейленду. Но в то же время существует мода на академичность, она ближе к храму. В этом есть потребность времени, стоит уже вспомнить о сакральности музейного пространства. Есть мода на большое использование мультимедиа. Бывает мода на имена художников. Нам кажется, что если великий — он всегда великий, но в действительности отношение к художникам в разное время меняется. В последние двадцать лет есть мода на Караваджо. Это он сейчас — самый главный в мире, а еще двадцать лет назад он был хороший, но…

— Через запятую?

— Да, через запятую. А сейчас получилось, что он созвучен времени. Еще один итальянец — скульптор Канова, я помню времена, когда он считался скучным классицистом, тоска зеленая. И вдруг что-то словно прорвало — идут его сплошные выставки. Ему поклоняются. И мы тоже носимся с его коллекцией — она в Эрмитаже одна из лучших в мире. Или нам говорят: почему в Эрмитаже нет Вермеера Дельфтского? Да потому что когда собирали Эрмитаж, его не считали великим. Еще парадокс: в Голландии нет хороших коллекций Рембрандта. Почему? Да по той же причине. Он умер в нищете и «шел через запятую». Его собирали другие — Фридрих Великий, Екатерина. Когда Голландии в девятнадцатом веке понадобились национальные символы, тут вспомнили про Рембрандта. Начали ставить памятники, открывать музеи. Так часто бывает. Сейчас в Европе, например, мода на китайских художников. Мода на Моне. Цифры по посещаемости его выставок в Париже потрясающие, Моне, конечно, замечательный художник, но то, что сейчас происходит, — это мода. То, что есть мода, — в этом нет ничего плохого. Плохо, когда она преувеличена. Мода — это регуля
тор, который отражает развитие общества.

— Насколько важна для музея развитая инфраструктура?

— Вы хорошо сказали — инфраструктура. В музее должна быть развитая инфраструктура взаимоотношений с обществом и инфраструктура, дающая финансовую независимость. Это очень важно. В музеях должно быть все — продажа сувениров, реплик, рестораны, магазины, интернет, мультимедийные вещи и так далее. Все должно быть направлено на облегчение жизни музея и облегчение жизни посетителей. В музее должно быть удобно, скамейки должны стоять у тех картин, которые, как мы знаем, подолгу рассматривают посетители. А что касается денег — музеи должны зарабатывать столько, сколько могут заработать, но это не должно быть критерием их жизни. Если они станут коммерческими предприятиями, смысл музеев будет потерян. У нас сейчас все называется музеями — от шоколадной лавки до аттракционов. А музей — это иное.

— А как бы вы сформулировали понятие «музей»?

— В принципе он должен быть некоммерческим, хотя заработки приветствуются. Музей собирает и хранит культурное наследие, реставрирует, изучает и обладает фондами. Этим отличается от галереи — у галереи нет фондов. В музее же фонды обязательны, и они изучаются.

— Вы — человек музейный, вам не приходилось жалеть, что занялись именно этой деятельностью?

— Вообще-то я востоковед, историк и археолог. Я иногда шучу: быть директором музея — это мое хобби. Когда я стал директором музея, то перестал ездить в экспедиции и кое-что потерял. Но не жалею: любой музей — это удивительное место, которое много дает людям, самым разным социальным и интеллектуальным слоям. Кто-то получил глубокую информацию, кому-то просто будет интересно. В музеях постоянно происходят открытия. Вдруг обнаруживается, что приобретенная вещь не простая, а с большим историческим «хвостом». Это безумно интересно. В период девяностых годов прошлого века, когда все мы жили непросто, музеи все же выжили и стали центрами распространения культуры. Удивительно, взаимодействие нашего музейного пространства усилилось именно в эти годы. Раньше были передвижные выставки ради галочки, а теперь мы тесно общаемся — Казань тому пример.

— Несколько лет назад возник не совсем приятный вопрос по поводу сохранения музейных фондов, эта проблема коснулась и Эрмитажа. Как сейчас развивается ситуация?

— Кража, которая произошла в Эрмитаже, в ней еще много разных секретов. Такие кражи просто так не происходят. Была цепь событий, в которой стояла эта кража, и она имела отношение к рейдерскому наезду на музеи. Единственное, что у нас не приватизировано в России, — это музейные коллекции. А многим этого очень хочется. Но после кражи в Эрмитаже была проведена полная проверка фондов по стране. Выяснились две вещи. Первая — нигде в мире такие проверки не проводились. Мы сегодня знаем все о всех фондах в стране. Теперь можно делать компьютерный каталог. Второе — это потери. Они составили три десятых процента всего музейного фонда России, это совсем ничтожная цифра. То есть наши фонды не разграблены, не приватизированы, а сохранены, несмотря на жуткие условия хранения. Но это уже — счет к государству, которое должно отвечать за сохранение культурного наследия. В Эрмитаже есть фондохранилище, но какой кровью мы его построили!

— Некоторое время назад я брала у вас интервью и вы говорили о том, как это ужасно, когда на Дворцовой площади происходят концерты. Как сейчас обстоят дела?

— Лучше. Организаторы акций приходят к нам за советом, и мы говорим, что можно и что нельзя. Хотя я полагаю, что толпу все равно нельзя собирать. Пример Каира на днях показал, как это страшно, когда митинги происходят рядом с музеями. А рок-концерт — это тот же митинг. Они должны проводиться там, где можно контролировать ситуацию.

— Какие планы у вас связаны с Казанью?

— Следующая выставка, скорее всего, будет испанская живопись, — грядет Год Испании. Испанцы привезут сюда также выставку испанской фотографии. Мы готовим большую выставку, посвященную кочевым империям.

По материалам газеты «Время и Деньги«
Фото Романа Хасаева

Новости
14 Декабря 2024, 16:50

Охотничьи ресурсы в Татарстане оценили в ₽2,9 млрд

Этот показатель на 7% выше, чем в прошлом году.

В Татарстане оценили запасы охотничьих ресурсов на сумму 2,9 млрд рублей, что на 7% больше, чем в прошлом году. Об этом сообщил зампредседателя Госкомитета РТ по биоресурсам Рамиль Шарафутдинов во время выступления в Госсовете региона.

По его словам, увеличение произошло в том числе благодаря появлению двух новых видов охотничьих ресурсов в естественной среде обитания: маралов и пятнистых оленей. На сегодняшний день в естественной среде обитает более 500 особей этих видов. Всего в Татарстане насчитывается более 700 видов животных, из которых 81 вид относится к охотничьим ресурсам, отметил Шарафутдинов.

Ранее TatCenter писал, что «Центр цифровой трансформации Татарстана» заключил сделку на сумму 2,5 млн рублей, чтобы получить право использовать программное обеспечение зимнего маршрутного учета охотничьих ресурсов.

Шарафутдинов Рамиль Гумерович

Заместитель председателя государственного комитета РТ по биологическим ресурсам

Lorem ipsum dolor sit amet.

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: