— Вы высказывали мнение, что кризис ликвидности в России в 2011 году возник по внутренним причинам: Минфин неравномерно тратит бюджетные средства. Но ведь это происходит каждый год. Почему именно в 2011 году такие действия Минфина вызвали кризис ликвидности?

— Главная причина в том, что в стране изменился механизм денежного предложения. Традиционно Банк России управлял денежным предложением, стабилизируя валютный курс. Регулятор предоставлял рубли в экономику, выкупая доллары. Теперь Банк России перешел к плавающему валютному курсу и прекратил выкупать доллары. Традиционные каналы предоставления рублей в экономику работать перестали. Центробанк в настоящий момент может предоставлять рубли только по двум каналам. Первый — это кредитование банков под залог ценных бумаг. Это означает, что все вновь выпущенные облигации оказываются заложены в ЦБ. Поэтому кредитование экономики происходит фактически за счет ресурсов Банка России. В банковской системе растут схемные сделки, когда кредитные организации производят взаимные выпуски облигаций, выпуская облигации контрагента с единственной целью — немедленно их заложить в ЦБ. В итоге мы имеем растущую долю средств регулятора в пассивах в банках не только в кризис, но и в нормальные периоды.

Второй канал — предоставление беззалоговых кредитов. Но это кризисная мера, и регулятор, и банки ее воспринимают именно так. Соответственно, на этот ресурс в нормальных условиях рассчитывать невозможно.

— Что в такой ситуации происходит с кредитованием?

— Ресурсы ЦБ краткосрочны, и банки не станут вкладывать их неликвидные активы. На эти средства банки скупают акции, а кредитование стагнирует. Эффект смягчался в первом полугодии 2011 года, так как в результате предыдущего раунда стерилизации ЦБ выпустил большой объем облигаций на 500 млрд. рублей. В течение первого полугодия они были погашены. В результате за полгода ЦБ в систему вернул 0,5 трлн. рублей, и это серьезно смягчало кризис ликвидности, особенно учитывая тот факт, что в 2011 год банки вошли с избыточной ликвидностью. В то же время Минфин активно размещал облигации. В итоге в первом полугодии 2011 года произошло быстрое падение ликвидности.

Во втором полугодии это движение продолжилось, а ЦБ не смог предоставлять ликвидность. В итоге и ЦБ, и Минфин стали предоставлять экономике ресурсы в виде кредитов. Зависимость российской банковской системы от государственных ресурсов выросла до 6,5\% пассивов, и заместить эти ресурсы сложно. ЦБ придется придумывать новый механизм предоставления ликвидности в российскую банковскую систему. В противном случае у нас сохранится ситуация, когда любой кредитный процесс в экономике должен быть профинансирован ЦБ в форме увеличения денежной массы.

— На сколько увеличилась зависимость банков от государственных ресурсов?

— Обязательства перед ЦБ за вторую половину 2011 года выросли на 660 млрд. рублей. А требования к ЦБ, то есть резервы российской банковской системы, в этот период сократились на 367 млрд. рублей. Сальдо операций изменилось на триллион рублей. Что касается требований банков к органам госуправления, то они с начала года составляли около 750 млрд. рублей, а к концу года стало 117 млрд. рублей. Банки нарастили обязательства перед Минфином.

— Удалось ли банкам улучшить свое положение, привлекая средства населения?

— Средствами населения удается в какой-то степени заместить недостающие средства, это главный драйвер увеличения пассивов. Только благодаря вкладам населения кредитный портфель растет. В какой-то момент мы начинаем упираться в ограничения по ликвидности. Резервы в ЦБ не растут, нормативы ликвидности поддерживать необходимо. Быстрый рост банковской системы на предыдущих этапах определялся массивным предложением денежных средств. Сейчас это уже в такой форме не работает.

— А беззалоговые кредиты?

— Их ввести можно, но они не помогут, так как нужен долгосрочный ресурс. А беззалоговые кредиты — это инструмент кризисный. Не должны резервы российских банков формироваться за счет средств Банка России.

— Каким должен быть новый механизм регулирования банковской системы?

— Потребуется сочетание структурных реформ и изменений во всех подходах. Для того, чтобы объяснить суть моей теории, оттолкнусь от предыдущего кризиса. Парадоксально, но кризис 2008 года мы прошли на удивление хорошо. Сначала все испугались, но катастрофы ни в экономике, ни в банковских портфелях не произошло. Не наблюдалось падения целых отраслей или массовой безработицы. Мы столкнулись с девальвацией, но она происходила в управляемом режиме. В зоне ответственности ЦБ все очень хорошо.

Потом наступил 2010 год, год рекордной прибыли банков. Однако в конце 2010 года обанкротился Межпромбанк, а в 2011 году обнаружились большие проблемы Банка Москвы. Возник вопрос, в каком состоянии пребывает надзор. А потом, во второй половине 2011 года, на ровном месте возникает кризис ликвидности. В условиях самой низкой за весь постсоветский период инфляции ставки начинают ползти вверх. Ставки по депозитам на 3\% выше инфляции. А кредитные ставки настолько выше инфляции, как будто сейчас кризис. И если бы ЦБ ориентировался в своей денежной политике не на ставку овернайт на межбанковском рынке, а на реальную ставку в экономике, он уже бил бы во все колокола, что в системе что-то не в порядке. И тут вопрос не только в завышенных инфляционных ожиданиях. Банковская система на ровном месте сталкивается с ростом стоимости ресурсов, хотя оснований для того, чтобы ситуация расшатывалась, нет.

— Почему же растут ставки?

— И на этот вопрос кратко не ответишь, нужно вновь вернуться к фундаментальным проблемам. Я хотел бы спросить, почему у нас закончилась банковская реформа. С момента создания Агентства страхования вкладов ничего похожего по масштабам и значимости для банковской системы в стране не произошло. Вступление в систему страхования вкладов стало для банков жестким ситом, стимулом для самосовершенствования. Дальше ЦБ лишь производит косметические инновации, совершенствует параграфы инструкций. Наступила самоуспокоенность, ведутся разговоры про Базель-II. А на самом деле обнаруживаются провалы в надзоре на базовом уровне. Есть необходимость продолжать реформы.

Все проблемы надзора над российской банковской системой заключены в трех составляющих. Если их правильно отрегулировать, будут решены 90\% проблем российской банковской системы. Во-первых, это кредитование банками своих акционеров. Во-вторых, высокая концентрация рисков на одного заемщика. В-третьих, концентрация банка на кредитовании определенной отрасли.

Банки научились прятать от ЦБ реальных бенефициаров своих заемщиков, реальные проекты, которые они кредитуют. В сделках «участвует» большое количество подставных контор. В рамках действующих правил надзора ЦБ ничего с этим не может сделать. А у банкиров нет никакого стимула что-то менять, напротив, есть все основания продолжать в том же духе. Они кредитуют себя любимых, а поскольку особых идей в производственном секторе нет, то эти любимые проекты чаще всего связаны с недвижимостью. И когда эти три фактора сочетаются, мы получаем банкротство и нулевые возвраты кредиторам. Названные мной три проблемы — следствие того, что ЦБ не способен определить конечного получателя кредитов. А раз нельзя определить, то нельзя ничего сказать ни про собственника, ни про проект.

Вторая проблема — проблема денежного предложения. Переход к плавающему валютному курсу ограничил возможности по предоставлению ликвидности в экономику. В условиях отсутствия эмиссии через канал валютного курса нужно искать другой вариант. Проблема заключается в низком банковском мультипликаторе в России. Отношение агрегата М2 к денежной базе в России одно из самых низких в мире — 2,86. В Восточной Европе — 4,6, в развитых странах порядка 20. Это означает, что на одну денежную единицу, эмитированную центробанком, в развитой экономике система может увеличивать свои пассивы на 3, 4, 5 рублей. А у нас лишь на 1,5 рубля. Поэтому ЦБ вынужден фондировать все.

— А что же все-таки происходит с ликвидностью?

— Когда возникает кризис ликвидности, у ЦБ нет реальных каналов предоставления ликвидности. В 1998 году дело Алексеева (этот сотрудник ЦБ предоставил кредит банку «СБС-Агро» — деньги, которые не были возвращены, посидел в КПЗ и так и не был признан невиновным), отбило у сотрудников ЦБ охоту давать банкам деньги. Еще в 2004 году Андрей Козлов говорил, что ЦБ не будет предоставлять деньги банкам без залога. Только под залог акций банка.

В 2008 году ЦБ пытался применить такую же схему и предложил кредиты госбанков под их залог акций, чтобы эти банки раздали деньги остальным, но они не согласились. Тогда регулятор придумал схему кредитования под рейтинги. Это было сделано не потому, что ЦБ верит национальным и международным рейтинговым агентствам, а для того, чтобы в случае чего свалить вину на них.

Однако рейтинги есть только у крупнейших банков. В силу масштаба рейтинг крупного банка будет хорошим. По мере разрастания кризиса ликвидности открывается доступ ко все новым и новым ресурсам ликвидности от ЦБ. Потом открывается доступ к окну рефинансирования. Применяются определенные критерии, и любой банк, удовлетворяющий этим критериям, автоматически приходит в ЦБ и получает деньги, независимо от того, нужны ли они ему. А «окно» приходится расширять до тех пор, пока деньги не получит самый проблемный банк. В результате в систему просто «впрыскивается» такое количество ликвидности, которое ей на самом деле не нужно. Излишки устремляются на валютный рынок, финансируя девальвацию рубля, бегство капитала.

Происходит дополнительная разбалансировка системы. Ликвидность попадает к тем, кому она не нужна, а небольшим банкам не достается. В 2011 году этот инструмент уже не сработал. Верхние этажи были залиты деньгами Минфина и ЦБ, а небольшие банки стали задирать депозитные ставки. В условиях страхования вкладов граждане несут деньги в те банки, которые дают более выгодную ставку по депозитам, то есть в небольшие банки. Ситуация дошла до того, что крупные банки ощущают отток вкладов, и также вынуждены повышать ставки по депозитам. Казалось бы, проблемы с ресурсами нет, но стоимость фондирования растет для всех.

— Вроде бы эти три проблемы между собой не связаны — надзор, денежная политика, инструментарий ЦБ.

— Но корень у них общий. Проблема в том, что Центробанк боится банков, боится, что они никогда не вернут ему деньги. Я считаю, что нужно провести комплексную «спецоперацию». Надо воссоздать механизм стабилизационных кредитов на новой основе. Стабилизационный кредит — это большой кредит (до трети пассивов банка), который выдается под существенный процент, не кредитная линия, а овердрафт, чтобы банк в случае паники вкладчиков мог расплатиться с людьми. Это должен быть реально дорогой ресурс, чтобы его не использовали вместо кредитования на межбанке или продажи активов, то есть кризисный, серьезный инструмент. Он должен быть доступен для всех банков, при соблюдении требований, вне зависимости от их размеров, на постоянной основе. Любой банк будет знать, что в случае «набега» вкладчиков он сможет спокойно пойти в Банк России. Очень важно, что этот инструмент предоставляется отдельно банкам, нуждающимся в помощи, а не всей банковской системе.

— Что даст внедрение такого инструмента?

— Это де-факто страховка от кризиса ликвидности в условиях паники вкладчиков. Стабилизационный кредит сделает банки более уверенными в своей ресурсной базе. Они смогут кредитовать большее количество проектов и смогут поддерживать меньше ликвидных резервов. Это позволит расширять мультипликатор. Решается и проблема денежной системы.

— Как банки будут получать доступ к этой системе?

— Только через аккредитацию, которую нужно постоянно подтверждать. Если банк натворил что-то плохое, из системы он выпадает. Это может быть конфиденциальная информация. Но наличие такой страховки станет мощнейшим стимулом для банкиров, они сделают все, чтобы соответствовать этим требованиям.

У Центробанка не должно быть никаких вопросов к менеджменту банка по всему спектру его деятельности. Вопросы могут носить качественный характер. Если у банка нормальные заемщики, это видно. Все проблемы возникают в серой зоне SPV компаний с отчетностью. Соответственно, если у ЦБ есть вопросы по риск-менеджменту, по владельцам банка, по владельцам компаний-заемщиков, по концентрации рисков, то доступ к средствам ЦБ закрывается. Это станет стимулом для банкиров, так как такая страховка позволит банкам реально выжить. Это может стать третьей волной лицензирования банков (первая — первые лицензии, вторая — принятие в АСВ). Выгнать из системы страхования вкладов очень сложно, так как это публичная акция. А вот со страхованием от кризиса все по-другому. У банка не возникает немедленных финансовых потерь и будет время на исправление ситуации.

— Для того, чтобы определить, удовлетворяет ли банк требованиям ЦБ, понадобится профессиональное суждение?

— Да, и оно будет служить для предоставления кредитов Банка России и не будет связано с уменьшением капитала или созданием дополнительных резервов — то, что банки все время оспаривают. ЦБ установит требования к заемщику, а здесь у регулятора больше свободы. Остальные новации отличаются отсутствием стимулов для банкиров, чтобы соответствовать новым требованиям. И у ЦБ нет возможности на них как-то влиять. Надо заставить банкиров добровольно соответствовать требованиям.

На внедрение подобной системы уйдет несколько лет. Но затем мы получим новую систему, которая не будет иметь под собой мины замедленного действия в виде неизвестного конечного кредитора последней инстанции. Не придется раздавать ликвидность всей системе, вызывая побочные явления в виде атаки на рубль. Будут созданы адекватные стимулы для банкиров и на их кредитную политику.

Кроме того, появляется смысл для новаций Базельского комитета. Институт «прижизненных завещаний» станет актуален в России. Если ЦБ аккредитует банк для выдачи кредита в условиях паники вкладчика, то первое, что он станет обсуждать с банком, это условия возвращения средств. Процедура оформления «завещания» станет реально необходимой. ЦБ должен будет убедиться, что даже в случае банкротства банку хватит активов на то, чтобы расплатиться с вкладчиками. ЦБ будет уверен, что деньги будут возвращены, что кредитный портфель, как розничный, так и корпоративный у банка сформирован нормально. Если к структуре активов нет вопросов по валютным позициям и рыночным рискам, то проблемы с выдачей кредита банку не будет. Но ЦБ должен перестать бояться банков, внедрить нормальную систему надзора и стимулирования банкиров.

— Получается, что в вашей концепции нет такого понятия, как системообразующие банки?

— Да, это понятие совершенно не нужно. Обанкротиться может любой банк. Too big to fail, неприкасаемых, быть не должно. Если у банка нормальные активы, его банкротство не создаст проблем, независимо от размера.

— Эти предложения известны Банку России?

— Я изложил их в рамках консультационного совета при председателе Банка России, но формат этого мероприятия не предполагает, что руководство Банка России делится своими намерениями. Тем не менее, я полагаю, что без подобной реформы в следующий кризис мы опять войдем неподготовленными. Это некий вулкан, который постоянно будет съедать банки и средства государства, а схемы спасения банковской системы каждый раз будут устаревать.

— Правильно ли регулятор поступает, стремясь вновь ограничить ставки по депозитам? Может, государству, то есть Минфину и ЦБ, нужно «начать с себя» и скоординировать свои действия?

— Безусловно, Минфину и Банку России нужно в большей степени координировать свою политику. Наша нынешняя ситуация парадоксальна. Минфин дает банкам больше денег, чем ЦБ, что крайне нехарактерно. Но в условиях, когда у ЦБ нет других возможностей, это и есть единственно возможный результат.

Когда наша система была высокоинфляционной, тот факт, что расходы Минфина совершались в конце декабря, всегда был менее болезненен для экономики. При низкой инфляции это бьет по экономике больнее. К тому же раньше ЦБ «заливал» систему деньгами через скупку валюты. Так что Минфину пора более ритмично тратить деньги. Это будет способствовать макроэкономической стабильности.

— Возможно ли заставить Минфин тратить средства равномерно в течение года?

— Минфин отчитывается по кассе. В течение года он сообщает о высоком профиците. Не санкционировать затраты — легкий подход. Вторая составляющая процесса — большинство платежей, которые можно отложить, касаются расчетов с подрядчиками. И тут начинают играть роль взаимоотношения чиновников с поставщиками по поводу подписания актов сдачи-приемки. Плюс все привыкли к высокой инфляции. Все понимали, что если инфляция в бюджете 10\%, а по факту она 14\%, то эти 4\% в реальном выражении ты переплатишь, если будешь платить вовремя. А в условиях низкой инфляции это работает в меньшей степени, получается ложная экономия.

Мы эпизодически боремся с кризисами неплатежей. Но на Минфин в суд не подашь, точнее, здравомыслящий предприниматель этого не сделает.

Думаю, что понимание необходимости отхода от традиций расходования бюджетных средств, имеющих корни еще в 1990-х годах, будет расти, так как и сам Минфин в итоге заинтересован в стабильности финансовой системы как заемщик и как регулятор.

— Как повлияет на ситуацию в банковской системе введение безотзывных вкладов?

— Все зависит от того, каков будет спрос на безотзывные вклады. На мой взгляд, спрос может оказаться довольно большим. Но даже безотзывный вклад в нашей стране будет подразумевать возможность досрочно истребовать депозит — по уважительной причине, из-за болезни, непреодолимых обстоятельств и так далее.

Безотзывные депозиты вводятся для того, чтобы стабилизировать пассивы банков. Но еще важнее дать банкам уверенность, что в случае паники Банк России даст им деньги. А безотзывные вклады — это полумера.

— Возвращаясь к главным проблемам банковской системы. Позволит ли экономика кредитовать несвязанных заемщиков, делать кредитный портфель диверсифицированным?

— Да, потому что драйвером роста станет розница. Наш корпоративный сектор уже перекредитован. Розница будет расти, а особенно быстро вырастет ипотека, длинные кредиты. Но без долгосрочных ресурсов никто не будет ею заниматься. Остальные сегменты — авторынок, потребкредиты — будут расти гораздо медленнее.

У нас доля розничных кредитов к ВВП 10\%, а должна быть 35\%, если судить по нашим ближайшим соседям — Польше, Венгрии и Чехии. Так что перспективы очень серьезные. Вырасти в полтора раза можно и на нынешнем уровне доходов населения. Но в реальности доходы населения будут расти, расти даже в условиях возможного роста налогов, который означает не изъятие денег у граждан, а их перераспределение, что очень хорошо для розничного кредитования.

— Могут ли банки делать ставку на длинные кредиты, на более долгосрочное сотрудничество с клиентами в условиях финансовой нестабильности?

— Да, если заниматься кредитованием в рублях. Многие нерешаемые вопросы в дискуссии о нашей денежной системе сводятся к неверию в рубль. Между тем, вся система нашей денежной политики должна быть направлена на то, чтобы устранить валютизацию экономики. Во-первых, нужна политическая воля для формирования рубля как резервной валюты. Для этого нужно создавать рынок товаров российского экспорта, которые продаются за рубли. Если Украина будет покупать газ за рубли, спрос на рубли будет обеспечен. А деньги можно хранить в российских банках, увеличивая их пассивы.

Во-вторых, нужна система, которая дестимулирует принятие заемщиками неоправданных валютных рисков. В некоторых странах запретили кредитовать заемщиков, не имеющих валютной выручки, в иностранной валюте. А сейчас в связи с падением инфляции ставки по рублевым кредитам приблизились к ставкам по кредитам в валюте. Разница уже не столь значительна.

В-третьих, нужно перевести большую долю расчетов в безналичное обращение. Все торговые точки должны принимать банковские карты. Все денежные выплаты населению — только в безналичной форме. Нужно внедрять возможность оплаты всего и вся через мобильные платежи. Это элемент национальной стратегии.

— Давайте вернемся в регулированию банковской системы. Как вы оцениваете повышение требований к собственному капиталу банков?

— С одной стороны, отряд не заметит потери бойца. С другой стороны, я считаю, что с этой мерой пора заканчивать. С чем связано стремление ЦБ укрупнить банки? Регулятор считает, что чем меньше банков, тем легче за ними надзирать. Между тем банкротство мелкого банка не вызывает проблем. А с крупными банками все наоборот. Проблемы Межпромбанка и Банка Москвы не связаны с тем, что у ЦБ не дошли до них руки, так как регулятор занимался банками в Дагестане. Там есть свои кураторы, Банку России ничто не мешает надзирать за крупными банками. Мотивация по устранению мелких банков ложная. И требования, которые вводит ЦБ, превышают аналогичные требования Евросоюза. И это абсолютно неправильно. Это будет уничтожать инновации в банковской системе. «Тинькофф Кредитные Системы» и «Русский Стандарт» начинали как мелкие банки.

— А представители ЦБ говорят, что маленькому банку, наоборот, не по карману современное IT.

— Оставим это на бизнес-модель. Можно ли купить IT за несколько миллионов долларов, вопрос философский. Мы видим, что банки с аналогичным размером активов (до $ 100 млн.) в США благополучно существуют, хотя их число постепенно снижается. Придираться нужно не к тому, что они маленькие, а к содержательным проблемам. В целом от маленьких банков может больше пользы, чем вреда.

— Банки жалуются, что им приходится сдавать слишком много отчетности. Регуляторы говорят, что банкиры ее подделывают. Можно ли каким-то образом оптимизировать этот процесс, чтобы разгрузить банки и повысить качество надзора?

— Начать нужно с того, чтобы избавить банки от непрофильных функций. Это уже уменьшит нагрузку. А значительная часть отчетности построена по принципу борьбы брони и снарядов. Это связано с отсутствием мотивированного суждения. Так что надо решать главные задачи, а не поиск заплат. В этом смысле большой вал отчетности является следствием неспособности Банка России решить задачу прямым образом.

Регулятор запрашивает отчетность, чтобы проверить, что увеличение капитала произошло не на кредитные средства, выданные самим банком. А если акционер банка увеличит капитал и только потом возьмет в своем банке кредит, это уже пройдет мимо ЦБ. Хотя экономический смысл операции аналогичен. Регулятор не может идентифицировать связанных с акционером заемщиков. Если бы ЦБ просто имел возможность проверить качество активов, то отслеживать источники собственных капиталов не было бы необходимости. И значительная часть регулирования построена на том, чтобы кривым способом решить проблему. Поэтому качество и содержание отчетности заменяется количеством.

— Как вы оцениваете шаги Банка России по расчистке завалов с предыдущего кризиса, побуждение банков продавать недвижимость?

— Ненормально, когда на балансах банков стоят ТЦ или недвижимость. Или они стоят за связанными с банком заемщиками. А теперь банк пытается управлять этими активами. Мера правильная. Но, конечно, в условиях кризиса сложно продать недвижимость по справедливой цене — и эта проблема будет сохраняться. Она ударит по наиболее зарвавшимся банкам. Но задача санации банковской системы, безусловно, существует. И в то же время, решая эту задачу, важно не наломать дров и не заставить банки выдавать новые фиктивные кредиты.

— Еще одна больная тема для многих банкиров — соперничество с госбанками. Как, по вашему мнению, будет меняться доля госбанков на рынке?

— Она уже сокращается, и это происходит с начала 2010 года. Хотя есть некое ощущение усиления этих госбанков, но их реальная доля падает. Рынок больно покусал госбанки, и они даже вынуждены повышать ставки по депозитам. У частных банков есть все возможности для дальнейшего существования.

С другой стороны, снижение процентных ставок в экономике и снижение спрэдов запускает механизм экономии на масштабе. Маржа падает. Этот тренд идет, как каток, в какой-то год маржа может немного возрасти, но в целом, если смотреть на период в несколько лет, она падает. Банкам надо сокращать удельные операционные издержки. Они у всех наших банков очень высокие, в среднем 3\% от работающих активов. Если сократить издержки до 1,5\%, то выигрыш составит 15\% доходности на капитал. Банкам надо расти при фиксированных издержках. Это процесс не одного года, а десяти, но к этому надо идти, нужно повышать эффективность бизнеса.

В этом смысле госбанки имеют преимущество как самые крупные игроки. Мелкие банки могли бы сливаться, но не могут этого делать, так как акционеры будут спорить, кого кредитовать. Они даже на этапе слияния не смогут оценить активы друг друга. Но это проблемы мелких банков. Нужен качественный рост самих частных банков, а не борьба против банков государственных.

Елена Бродская
Bankir.Ru