— Линар Габдельнурович, насколько эффективным, с учетом политической ситуации, в этом году получился KazanSummit?

— У нас получилось довольно интересное пересечение KazanSummit с Петербургским экономическим форумом. Сразу после завершения мероприятия в Казани, 17 июня в Петербурге проходил Российско-Саудовский деловой форум, куда съехалось большое количество компаний из Саудовской Аравии. Мы как раз обсуждали возможности взаимодействия по различным проектам.

Есть политическая воля правительства Саудовской Аравии работать с Россией, есть нужные для этого установки.

Мы надеемся, что сейчас дела, по крайней мере, с бизнесом Саудовской Аравии пойдут намного быстрее, потому что даны задания определить конкретные проекты, не затягивать их.

Я с арабским миром работаю уже последние 10−15 лет, но я впервые вижу, чтобы представители саудовского бизнеса настолько были активными. Они готовы работать как на нашей территории, так и приводить наши компании. Последующие встречи президента Владимира Путина с министром обороны Саудовской Аравии и наследным принцем (наследный принц Мухаммад бен Сальман — ред.) доказывают, что на сегодняшний день арабский мир, несмотря ни на какие сложности политического характера, показывает готовность работать с нами, и это очень нужные и важные сигналы.

Понимая, что экономика Саудовской Аравии очень сильно взаимосвязана с американскими компаниями, можно говорить, что такие подвижки для нас — это хорошая возможность, чтобы завязать экономические взаимоотношения. Потому что, если в целом брать страны ОИС (Организация исламского сотрудничества — ред.), то, какую бы страну ни назвать, с политической точки зрения у нас с ними отношения хорошие.

Вопрос экономического насыщения всегда остается на поверхности, поэтому с первых дней организации казанского Саммита, с 2009 года, мы ставим вопросы экономического насыщения договоренностей, достигнутых на высшем политическом уровне. Саммит ведь так и называется — международный экономический саммит России и стран Организации исламского сотрудничества.

Анализируя рынки и Азии в целом, и стран ОИС, мы видим, что это рынок с населением 1,6 млрд человек. На данный момент он занимает около 16% всего мирового валового продукта. Это эквивалентно объему рынка Европы и Китая.

— Какой бизнес из Татарстана может заинтересовать Саудовскую Аравию?

— Одно из направлений для совместной работы, о котором заявлялось на форуме, это сельское хозяйство. Это и переработка, доставка самого продукта, нефтехимия, работа, связанная с технологиями. С первого года работы нашего форума мы выносили на повестку дня вопрос о том, что есть арабские страны, которые, из-за наличия нефтяного ресурса, накопили большое количество финансов. Россия же накопила технологии и наработала хорошую платформу для взаимодействия.

Главная проблема, почему наши технологии не применяются в мусульманских странах, это наше неумение их правильно продавать. Мы не научились «упаковывать» наши индустриальные технологии. Нет законченного цикла, который можно было бы предложить.

Мы общались с нашими коллегами из Саудовской Аравии, которые признают, что по ряду продуктов мы производим такие же качественные продукты, как и Запад. Они готовы их у нас закупать. И у обслуживающих компаний нефтяного сектора такие же технологии, что на Западе.

По сельхозпродукции: пшеница, ячмень, кукуруза, ряд других культур, которые Саудовская Аравия закупает сотнями тысяч тонн, она могла бы закупать их у нас.

Обладая огромными сельскохозяйственными ресурсами, мы не в полной мере их используем. Поэтому за последние 10−15 лет многие поля уже превратились в леса. В Пензенской области, когда инвесторы из Турции, Сингапура выкупили поля, «нарисованные» на карте, они увидели там не поля, а лес. Государство сейчас платит им деньги для того, чтобы выкорчевывать эти деревья и начать выращивать сельскохозяйственные культуры.

Запросы инвесторов из Саудовской Аравии начинаются от 50 тыс. до 100 тыс. га. Татарстан и южные регионы могут предложить эти территории.

Сегодня разговор не идет «виртуально» о том или ином направлении. Мы пытаемся определить наши возможности в цифрах. Начинается разговор о механизмах реализации.

— Каков вклад KazanSummit в становление российско-араб
ских отношений, на ваш взгляд?

— На Российско-Саудовском бизнес-форуме присутствовало 35 крупнейших бизнес-групп. Они разнонаправленные, работают в сельском хозяйстве, в недвижимости, в технологиях, бизнес-услугах, каждый из них пытается найти точки соприкосновения с российским бизнесом.

Я могу сказать, что Российско-Арабский деловой совет работает порядка 12 лет, но еще не было такого конкретного сближения с бизнесом, как это происходит сейчас.

Когда знакомишься во время форума, с представителями бизнеса, меняешься визитками. На них у меня значится казанский офис и московский офис.

Как только видят Казань, радуются, говорят, что знают нас. Конечно, Татарстан у всех на слуху, и KazanSummit за последние семь лет сумел стать международным брендом.

С этим признанным во всем мире брендом уже можно проводить меропрития, это уже не 2009 год, когда мы только начинали. Я помню, были представители 12 стран, порядка 200 участников, и практически каждый из них был моим персональным другом или партнером. Поддержали они нас только потому, что верили в наш совместный проект. С этого все и началось. Сегодня можно сказать о том, что только 20% — это мои партнеры, а 70%-80% — это люди, которые заинтересованы в бренде KazanSummit.

Семь лет — важный цикл становления любого дела. Саммиту удалось встать на ноги, заявить о себе как о главной международной российской площадке по взаимодействию со странами Организации исламского сотрудничества.

— Каким вы видите развитие саммита в ближайшее время?

— На саммите нам не удалось сделать только одно — привлечь интерес федерального правительства. К нам на KazanSummit приезжают представители многонациональных структур, приезжают министры разных стран, но, к сожалению, до сегодняшнего дня ни один министр страны не приехал на саммит. Одной из причин, к сожалению, является то, что мероприятие проводится не в Москве. Я только что вернулся из Питера — все министры там присутствовали.

Наверное, нужно на федеральном уровне убедить, что Казань действительно третья столица. Нас с Москвой разделяет всего час полета, что позволяет федеральным властям присутствовать на этом мероприятии. Дальнейший рост уважения к KazanSummit будет зависеть от этого — насколько сами федеральные власти присутствуют на этой площадке.

Я очень благодарен лично господину Умаханову (Ильяс Умаханов — заместитель председателя Совета Федерации — ред.), который с самого первого саммита нас лично поддержал и показал, что федеральная власть, хотя бы в лице Совета Федерации, там присутствует. Это был правильный сигнал, особенно в период становления саммита, но сейчас этого недостаточно. Нужно видеть министров и крупнейшие российские компании, которые работают с мусульманским миром.

Показательно, что в первый год саммита, когда правительство еще его не поддержало, Рустам Нургалиевич (Минниханов — ред.), будучи премьер-министром, приехал на это мероприятие, продемонстрировал нам свою поддержку. Под его патронажем саммит и реализуется все последние годы. Заслуга Рустама Минниханова еще и в том, что в этом году мы привезли президента Исламского банка развития.

Благодаря президенту мы организовали встречу руководителя банка Исламского развития с главой ЦБ Эльвирой Набиуллиной. Мне кажется, это хороший знак для того, чтобы в следующем году на KazanSummit появлялись министры экономического блока. Если будут они, то будет и больше регионов.

Мы ежегодно высылаем приглашения в те субъекты, где есть мусульманское население, но сейчас понимаем, что наличие мусульманского населения не является главной причиной для того, чтобы присутствовать на саммите, а заявление о желании работать с исламскими финансами исходит от большого количества регионов.

— В прежние годы на саммите подписывались соглашения с бизнесом, но в этот раз журналисты не услышали подобных заявлений…

— В этом году по направлению подписания соглашений мы предложений не получили, но это не значит, что работа не ведется. Это только значит, что для того, чтобы подписывать соглашения на саммите, нужен определенный цикл подготовки. В предыдущие годы подписание «созревало» именно к моменту самого саммита, в этом году так не получилось.

Отличается этот саммит еще и тематикой. Мы начинали с исламского бизнеса и финансов, исламского банкинга. В последующие годы говорили про торговлю, инвестиции, урбанистику и продовольственную безопасность. Но пройдя семилетний цикл, мы преднамеренно вернулись к теме исламских финансов. Я считаю, что движение в этом направлении приведет к подписанию соглашений.

Мы понимаем, что это качественный «перелом» в отношении к этому направлению, потому что в рамках существующего российского законодательства невозможно подписывать серьезные контракты, запускать проекты.

Поэтому очень важным является приезд сюда президента Исламского банка развития Ахмеда Мохаммеда Али Аль Мадани. По сути, ИБР — это главная финансовая структура ОИС. Но без наличия соответствующих банковских, финансовых инструментов, построенных на принципах исламского финансирования, дальше идти будет очень сложно. Поэтому президент банка Исламского развития четко сказал, что он заинтересован в развитии взаимоотношений с Россией.

Получилось, что, благодаря санкциям и другим трудностям, Россия стала больше взаимодействовать с мусульманскими странами. На Петербургском саммите вице-премьер Шувалов говорил, что это не поворот на Восток, а давняя работа. И действительно, я в работе Российско-Арабского совета принимаю участие на протяжении 10 лет, саммит делается семь лет, когда не было и предположений о сложностях с западным миром. Президент Рустам Минниханов, также, как и Минтимер Шаймиев, взаимодействуют с арабскими странами с 2000-х годов. Но для более активной работы не хватает инструментария.

— Как развиваются исламские финансы на данный момент?

— Рост очень большой, 30%-40% в зависимости от страны. Это самый быстрорастущий сегмент в финансах. В некоторых странах объемы исламского финансирования занимают до 25%. Буквально пять лет назад это было около 2%. Сегодня самыми активно растущими рынками являются Малайзия, ОАЭ, Катар, Бахрейн, но в Саудовской Аравии за последние несколько лет происходит «исламизация» традиционных финансовых институтов.

В странах, где раньше разрешались как исламские банки, так и исламские «окна» в традиционных банках, сегодня подобные «окна» запрещаются. Если ты хочешь заниматься исламскими финансами, ты должен быть полноценным исламским банком. Это не попытка усилить исламское регулирование, хотя оно в финансах более строгое. Есть и механизмы шариатского контроля. Из-за сильной привязки к реальной экономике банк должен очень скрупулезно подходить к каждому проекту. Ведь он, банк, вместе с заемщиком отвечает за те деньги, которые привлек у мусульманского населения.

Исламкий банкинг очень сильно привязан к реальным проектам. Спекулятивные моменты «надувают» экономический «пузырь» и экономика лопается. Но ни с людьми, ни с дорогами, ни с заводами, ничего не случается — они какими были, такими и остаются. Просто возникает момент, когда это все должно сдуться и вернуться к истокам.

Если понимать суть исламской экономики, то нужно осознать, что суперимиллионеров в ней быть не должно. Миллиардеры появляются из-за спекулятивных вещей. Если не брать спекулятивные моменты, ты все равно можешь быть богатым.

Я все время говорю, что на исламские финансы нужно смотреть как на экономический феномен. Отсутствие спекулятивных инструментов позволяет более эффективно справляться с кризисами.

Есть и элемент полной вовлеченности населения в экономическую деятельность. Кстати, мусульманское население растет во всем мире быстрее, чем какая-либо другая конфессия. Для этих людей должны быть инструменты, чтобы привлекать их в экономическую деятельность.

— Чем закончилась встреча с Эльвирой Набиуллиной?

— В 2010 году мы впервые показали «дорожную карту» того, как исламские финансы могут полноценно развиваться в России. Мы подумали, что сначала в течение пяти лет нужно сформировать практику того, что есть в существующем законодательстве, и те ограничения, которые нам могут мешать.

Пять лет прошли, наработано много опыта. Рабочая группа по исламским финансам появилась в Совфеде, в Госдуме, а туда подтянулись эксперты из минфина, ЦБ. Постепенно тема стала пониматься не как что-то далекое, а необходимое для изучения.

В Татарстане самый большой объем привлеченных инвестиций приходится на ОЭЗ «Алабуга», потому что там созданы условия, которые нравятся и подходят инвесторам. Если мы хотим, чтобы к нам приходили исламские финансы, нужно создавать условия. Это понимание потихоньку приходит.

ЦБ и минфин были очень сдержанными по отношению к исламским финансам. Встреча с Набиуллиной очень знаковая, она историческая. По итогам встречи принято решение о создании рабочей группы ЦБ и Исламского банка развития. Обсуждался вопрос возможности выпуска суверенного сукук от РФ, ряд других вопросов.

Мы несколько лет лоббируем вопрос того, чтобы Татарстан стал пилотной площадкой для запуска полноценного исламского банка. Работа в этом направлении ведется, и это тоже обсуждалось на этой встрече. Я надеюсь, что Эльвира Набиуллина вынесет этот вопрос на обсуждение президенту России, потому что без решения первого лица это внедряться не может.

— С учетом этой работы когда в Татарстане может заработать первый исламский банк?

— К работе над открытием исламкого «окна» или банка в Татарстане по написанию технического задания подключены четыре банка: «АК БАРС» Банк, «Спурт Банк», «Сбербанк», «Татфондбанк».

Каждый из них будет участвовать, но «Сбербанк» начал активно работать, создал рабочую группу. И если этот банк возьмется за работу, то ему будет легче распространить опыт по всей России. Порядка 10 банков в стране изучают этот вопрос, не имея нужного законодательства.

Для того, чтобы банк заработал, как показывает опыт Казахстана, нужно минимум 2−3 года, еще два года на то, чтобы он получал прибыль. Так что к 2020 году у нас, в Татарстане, может появиться свой исламский банк.

Беседовали: Руслан Серазетдинов, Карина Каримова

Фото: Илья Иванов, пресс-служба KazanSummit