За первые две недели «Сталинград», в создание которого внес свой вклад и Банк ВТБ, посмотрело 4 млн зрителей, а сборы перевалили за 1 млрд рублей. Корреспондент VTBRussia.ru поговорил с режиссером фильма Федором Бондарчуком о том, что он чувствует после премьеры и как реагирует на критику, о патриотизме и технологиях, о горящих солдатах и даже о перспективах выхода фильма Алексея Германа «Трудно быть богом» в формате IMAX.

Включил телефон — и началось

— Федор, насколько тяжело снимать такое сложное и масштабное кино в России?

— Нам очень повезло с командой. И это не дежурные слова. Скажу удивительную и парадоксальную вещь: мы не знали, сколько плюсов в выборе этой темы, этого исторического периода. Мы, конечно, понимали масштаб картины, но не знали, что она будет как магнит притягивать к себе профессионалов с разных концов бывшего СССР. Мы искали людей талантливых, одержимых творцов. Так, например, появился Олег Иванович Седловский, белорусский реконструктор, художник по железу, а с ним вместе самолет, который «разбился» на съемочной площадке, и все прочее «железо» той войны. И он, и его ребята, и многие другие ждали момента, чтобы реализовать накопленные знания и применить свои умения на практике. Второй мировой многие занимаются, ею болеют. И «Сталинград» смог вобрать в себя энергию таких людей. С нами, с художником-постановщиком Сергеем Ивановым, работали петербургские художники — и скажу вам, что классическая школа кино в Петербурге феноменальная. Вы себе не можете представить, какое количество молодых кинематографистов было на площадке! Нам все помогали, и мы в рекордные сроки сняли картину — вообще ни на что пожаловаться не могу. Единственное, если бы бюджет был чуть-чуть побольше, то несколько сцен я бы сделал по-другому. Сделал бы еще один шаг в сторону того, что в британской терминологии обозначают словом «сага».

— По жанру «Сталинград» — это сага?

— «Сказ о Сталинграде» или «Легенда о Сталинграде» — я бы так его назвал, если бы не было фильма «Легенда № 17». А Дмитрий Быков написал, что это фильм-опера.

— Помните, перед началом съемок «Сталинграда» вы рассказывали, как после премьеры «9 роты» начали получать эсэмэски с поздравлениями от коллег, потому что сборы фильма были феноменальные. Вы эту историю рассказали в ответ на вопрос, когда для вас лично закончились 90-е. А сейчас, получается, закончились нулевые?

— Сейчас еще не могу сказать об этом времени, как о прошлом, — нужна дистанция. Но я пережил такой же день, как тогда, только умноженный на годы и на прошедший «Остров». Включил телефон… и началось. И я позвонил продюсеру Александру Роднянскому и сказал: «Слушай, старик, можно пройти многое ради этого состояния, потому что оно — оно неописуемое!» И это не про деньги. Это про людей. Когда ты читаешь: «В Ростове-на-Дону аплодировали до последнего титра»… И такие сообщения идут со всех концов России. А блоги, твиты и записи в фейсбуке простых зрителей, которые приходят мне скриншотами на айфон! Я теперь могу, когда у меня плохое настроение, просто взять и почитать. Например: «Пойдем со школой на „Сталинград“, наконец-то с ней связано что-то хорошее». «Сталинград» — что-то неописуемое. Всплакнул даже". «Что сказать? „Сталинград“ — 10 из 10. Потрясающе!» И так далее…

Если бы я собрал все претензии и «поправил» фильм — у меня бы ничего не получилось

Все это было, было, было

— Но отзывы полярные, надо сказать. И несмотря на реконструкторов, детальную проработку каждого кадра, каждый второй упрек — в недостоверности. Не хотите ответить?

— Ответ очень простой. Я читаю это все, читаю. И если бы я собрал все основные претензии и «поправил» фильм, сделал его по закону этих претензий, — у меня бы ничего не получилось. Кроме того, что это был бы другой, не мой фильм, его аудитория сократилась бы в сотни раз. Он никогда не стал бы первым международным проектом из России, сделанным для гигантской аудитории. Что еще важно для меня: я получаю СМС со всего мира от компетентных людей, от IMAX, от Sony Pictures, от немецких артистов. И вот пришло такое сообщение от одного нашего партнера: «Congrats, Russia is in the game». Вот и все! Я не мог ничего этого говорить до выхода картины, все бы сказали, что я сошел с ума. Но именно такой и была наша глобальная цель: сделать фильм, который мог бы участвовать в новой генерации цивилизационных ценностей. Из России. Есть хорошо развитый сегмент нашего артхаусного кино, но это исследовательская лаборатория людей, включенных в арткинематографический процесс. А я говорю с большой аудиторией. Марко Мюллер, бывший директор Венецианского кинофестиваля и нынешний директор Римского, сказал мне, что первый раз с советского периода русский фильм является частью большого международного процесса. А это — другие законы повествования. Вы думаете, сценарист Илья Тилькин, да и вся наша команда, такие идиоты, что не могли прописать поточнее связи между героями? Или где-то прибавить эмоциональную составляющую? Кстати, по поводу критики и критиков: среди комментаторов я не насчитаю и одного процента тех, кто ушел бы с картины. А это 2 часа 15 минут экранного времени. Значит, что-то перед экраном их удерживало? А что касается замечаний о том, бывает так или нет… Во-первых, бывает, даже история с горящими солдатами…

— Это, кстати, один из самых запоминающихся моментов фильма.

— А я вам лучше прочитаю, у меня в айфоне есть: «…в одну минуту, одновременно, сразу вспыхнули все до единого нефте- и бензохранилища. И знаменитый курган на какое-то время превратился в низвергающий лавины огня и черного дыма вулкан. И устремившаяся вниз по скатам горящая нефть усиливала впечатление расплавленной лавы, стекающей из кратера вулкана. Никто бы не удивился и не посмел бы обвинить в трусости наших солдат, если б они вдруг оставили свои оборонительные позиции и побежали к Волге, чтобы спастись в ее волнах. Но они не побежали. Многие моряки, поднявшиеся в контратаку, в своих воспламенившихся и дымящихся бушлатах походили на факелы. На ходу сбрасывали с себя все, что было на них, а кому это не удавалось, падали, сгорая и плавясь, не преодолев катящейся с кургана огненной реки. Бежали, не опуская оружия, босиком. В одних тельняшках добежали до первых улиц рабочего поселка „Красный Октябрь“. Жуткие эти привидения заставили немцев в безумном страхе броситься от накатывающегося на них с хриплыми криками непонятной брани дьявольского видения. Неужели это люди? И откуда они взялись? Не дьяволы ли они в самом деле? — не такое ли могли подумать немцы, улепетывая и бросая, для облегчения, не только винтовки и автоматы, но и мундиры».

— Это откуда?

— Михаил Алексеев, «Мой Сталинград», почти документальное описание. Мне прислали по почте, я его сам впервые несколько дней назад прочел. А есть похожий фрагмент у Василия Гроссмана. Но главный для меня вопрос был не в реконструкции событий, а в том, как все это снимать. Как предложить историю про «Сталинград» массовому зрителю, цепляя один эпизод за другим, не ослабляя при этом эмоционального напряжения и не теряя связи между зрителями и конкретными персонажами? Еще раз повторяю, и настаиваю на этом, и хочу, чтобы услышали: если собрать все претензии к фильму и переснять его, то ничего не получится. Это первое. Второе: я очень ценю кинематографическую образованность наших критиков, и стомиллионное упоминание Зака Снайдера с «300 спартанцами» не могу даже передать, как меня радует! Могу порекомендовать вспомнить еще «Запрещенный прием». И я счастлив, что многие знают слово «slowmo». Но историю про отрицательную и положительную конвергенцию, а также про позитивные и негативные параллаксы рассказать тоже могу — и, боюсь, не все из них поймут, о чем я говорю. Поэтому не надо мне рассказывать то, что я и так знаю. Я могу в таком тоне сейчас разговаривать, и мне это нравится! Потому что мы идем на первую строчку российского проката. Разговаривать с многомиллионной аудиторией — это отдельное умение. Кто может сказать, что у него большой опыт в этом, в сегодняшнем новом кино и с новым зрителем? Ну, приведите мне примеры!

— Но разговаривать с международной аудиторией еще сложнее.

— Эсэмэска «Russia is in the game» — это моя реплика в дискуссии о патриотизме. Ответ всем: и правым, и левым, и центристам. Когда я начинал картину, я примерно что-то такое формулировал в качестве задачи, только даже себе не признавался. И уж точно не хотел плакатно что-то артикулировать словами одного из героев.

— А что касается вашей фразы о том, что каждый режиссер мечтает снять фильм о войне? «Сталинград» тему для вас закрыл?

— Не-а. Если все сложится с большим проектом, то это будет снова война. Ну, может быть, там не будут стрелять.

— А работу с 3D будете продолжать?

— Я следующую картину буду делать в 3D.

— Про Павла Дурова?

— Нет, конечно! Я имею в виду большую картину. Я буду работать с 3D, и я бы с удовольствием снял еще один фильм на камеры IMAX 3D — это такие огромные спруты. Но у нас же, кстати, невероятные показатели по 3D-просмотрам! Во всем мире идет падение 3D-просмотров, а у нас и у «Гравитации» — вверх! Две картины, которые изменили после долгого провала процентное соотношение 3D- и IMAX-просмотров к 2D.

Панорама вглубь

— У вас сейчас есть опыт работы с технологией IMAX 3D, которого не было, когда вы начинали работать со сценарием «Сталинграда». Начиная следующий фильм, вы какие-то драматургические штуки будете сразу под 3D писать?

— Да, конечно. Мы и в «Сталинграде» изначально готовились под 3D. Но без опыта, конечно, многое предусмотреть нельзя. Например, такая вещь, как панорама — не в глубину, а справа налево, — не проходит. Это я сам вижу. Проходит все, что идет в глубину, что снимается с использованием крана, и чем он длиннее, тем лучше. С этим связано огромное количество проблем. Если это обычная картина, то там все зависит от игры актеров. А если это военное действие и на заднем плане каскадер неправильно, неубедительно упал, то весь план не работает. К сожалению, я не взял многие из больших, сложнопостановочных кадров только из-за того, что вижу эту неправильно взорванную лодку или неубедительно упавшего солдата на заднем плане. Это высший пилотаж режиссуры. Почему Герман снимал длинными планами? Ведь в принципе картина Германа «Трудно быть богом» для 3D сделана.

У меня, кстати, была идея сделать «Сталинград» черно-белым и в 3D. Но это был бы вообще какой-то взрыв головы, и, конечно, мы бы никогда ничего не собрали. IMAX — это такой подробный мир, что глаз даже не может выделить что-то одно, настолько детально все сделано. Хотите верьте — хотите нет, но каждый раз, когда я смотрю «Сталинград» на большом экране в IMAX, я обращаю внимание на то, что мне сейчас интересно как зрителю. Я как зритель сам монтирую внутри кадра. Вот у тебя взгляд падает на засохший цветок алоэ, а здесь у тебя фотографии семьи Кати, и ты думаешь, похожа она или не похожа (похожа!), а здесь корыто овальное из оцинкованного железа, в котором, кстати, твоя бабушка стирала белье, — и так далее. Это все нужно смотреть на большом экране. И, между прочим, это поняли зрители, потому что нас никак не сбили пираты, хотя копия в Интернете появилась довольно быстро.

— В суд на пиратов подаете?

— А нет надобности: все крупные интернет-игроки, тот же «Вконтакте», сами все мгновенно закрывают, даже без нашего участия.

— Что касается «Вконтакте», как обстоят дела с проектом «Код Дурова», с фильмом об основателе этого проекта?

— Теперь я могу выдохнуть и приступить к сценарию. Мне его месяц назад показали, и сейчас над ним работает группа авторов. Книгу бы я, конечно, не экранизировал, она хорошая, но это чистый байопик. А кино будет совсем другое.

— Получается, это будет ваша первая картина на современную тему?

— Да. И я боюсь ее больше «Сталинрада».

— В Петербурге будете снимать? На «Ленфильме»?

— Обязательно! И я уже знаю первый кадр этой картины. Я знаю, что я много буду снимать в городе, Петербург будет одним из героев картины. Пока еще не придумал способ съемки. Я все хорохорился, что сразу же приступлю к съемочному периоду, — но, честно сказать, я устал смертельно. Да, признаюсь: я просто смертельно устал.

Автор: Константин Шавловский, редакционный директор журнала «Сеанс»,

специально для VTBRussia.ru