— Гузель Любисовна, какими такими особенными полномочиями наделен детский омбудсмен, которых не хватало структурам, ответственным за «счастливое детство» — органам опеки, социальным службам, министерству образования и так далее?

— Моя задача — координировать работу всех ведомств, так или иначе задействованных в этой сфере. А если нужно — защищать детей от деятельности самих этих ведомств. Уполномоченный по правам ребенка не подотчетен ни одной структуре, ни одному чиновнику. Мы имеем право проверить деятельность абсолютно любых органов и организаций — без каких бы то ни было дополнительных согласований. И любое должностное лицо обязано безотлагательно нас принять. А на запросы детского уполномоченного должностное лицо или руководитель организации должны дать ответ не в течение месяца, а в течение 15 дней. В некоторых случаях могут быть установлены и более сжатые сроки. За невыполнение предписаний уполномоченного по правам ребенка республиканский Кодекс об административных правонарушениях предусматривает штрафы. Правда, у меня пока что не было повода нажимать на все эти рычаги.

— Насколько часто в Татарстане нарушаются права ребенка?

— В республике должность уполномоченного по правам ребенка появилась только 8 июля нынешнего года. До этого все вопросы, касающиеся детей, были в компетенции «взрослого» уполномоченного. В прошлом году ему поступило всего 15 жалоб на нарушение прав ребенка.

— Получается, детскому омбудсмену в Татарстане делать практически нечего?

— Я не думаю, что у нас в республике действительно настолько все благополучно. Есть проблемы и в семьях, и в образовательных учреждениях. Просто у нас менталитет такой — не выносить сор из избы. Почему сейчас активно обсуждаются вопиющие факты издевательства над усыновленными в России детьми в американских семьях? Потому что Америка — страна достаточно демократическая. И любой такой случай получает огромный резонанс. А у нас о подобных вещах долгое время может никто ничего не знать. Меня настораживает, что к нам практически не поступает обращений о жестоком обращении с детьми. Ну не верю я, что таких фактов нет! Кстати, что касается татарстанских детей, усыновленных в Америку, то после нескольких случаев с гибелью российских сирот представители наших республиканских органов опеки и прокуратуры провели в США выездную проверку, которая не выявила никаких нарушений. Я в этой проверке не участвовала, поскольку тогда в Татарстане еще не было должности детского уполномоченного.

— А что вы успели сделать за два месяца в новой должности?

— Мы рассмотрели около 50 обращений о нарушениях прав детей. Правда, не все факты подтвердились. Так, в июле возникла конфликтная ситуация в лагере на Черноморском побережье — во время смены, организованной нашим республиканским центром «Лето». Родителям позвонили две девочки и пожаловались, что их якобы не кормят, не дают спать и применяют к ним какие-то карательные меры воздействия. Мы стали разбираться, и выяснилось, что на самом деле ничего такого не было. Просто возник конфликт между девочками и педагогом. Он был погашен, и ситуация не получила продолжения. А вот трагедия, которая произошла этим летом на пляже «Локомотив» — вопиющий пример нарушения прав детей. Напомню, там утонул девятиклассник, который бросился на помощь утопающему пятикласснику. Органы внутренних дел не усмотрели в гибели ребенка вины спасателей, которые дежурили на пляже. Ко мне обратилась мама погибшего подростка. Мы вмешались, и прокуратура отменила милицейское постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Сейчас мы держим этот случай на контроле.

— Есть ли в Татарстане факты нарушения прав детей учителями или чиновниками, которые по роду своей деятельности обязаны эти самые права защищать?

— Учебный год только начался, и, возможно, поэтому жалоб пока немного, но есть. Буквально на прошлой неделе женщина из Казани пожаловалась, что ее ребенка не берут в первый класс престижной школы, ссылаясь на то, что живут они в другом микрорайоне. Но в этом случае нам даже вмешиваться не пришлось. Мама пришла к директору школы и заявила, что обратилась к уполномоченному по правам ребенка, и та сразу отменила свое решение. Понятно, что это пока не столько моя заслуга, сколько Павла Астахова, имя которого у всех на слуху.

— Ходить в школу — это право ребенка или обязанность?

— Безусловно, это в первую очередь право. Но, точно так же как и родительские права
, право ребенка на образование — это совокупность прав и обязанностей. Причем и детей, и родителей.

— Не нарушит ли права детей «комендантский час», который собираются вводить для них в Татарстане и который уже действует в некоторых регионах?

— Пока не знаю. Опыт других регионов показывает положительный результат. В плане снижения детской преступности и правонарушений. Хотя определенные вопросы тут есть… Мы будем участвовать в обсуждении этого законопроекта и вырабатывать свою точку зрения.

— А сами дети приходили когда-нибудь к вам на прием с жалобами на родителей?

— Пока такого не было, думаю, что и не будет — дети слишком зависимы от взрослых. Даже если имеет место домашнее насилие, ребенку в силу его возрастных особенностей даже в голову не придет идти куда-то жаловаться. Тем не менее мне хотелось бы, чтобы дети, если с ними жестоко обращаются родители, не молчали. Мы найдем способ помочь. Поймите правильно, я не призываю всех детей стать Павликами Морозовыми. Но ситуации бывают разные. К тому же ребенку не обязательно приезжать к нам. С 1 сентября в республике действует единый общероссийский телефон доверия: 8−800−2000−122. Открыть его — инициатива Федерального фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации. Звонки по всей России — бесплатные. Жаловаться можно и на педагогов, и на врачей, на любое нарушение прав ребенка.

— Вы реагируете только на жалобы или сами как-то мониторите ситуацию с правами ребенка в Татарстане?

— И то, и другое. Вот недавно в Калининграде мальчика придавило качелями, которые были установлены во дворе. Павел Астахов разослал по регионам письмо с просьбой предоставить сведения, как на местах обстоит дело с игровыми площадками. Мы сейчас изучаем этот вопрос. С одной стороны — есть ли вообще игровые площадки во дворах, с другой — насколько они безопасны для наших детей и кто за это отвечает. Еще одно больное место — безопасность ребенка на дорогах республики. Ведь наши водители не снижают скорость даже на зебре возле школ. Кроме того, с началом нового учебного года мы проверяем все школы на предмет создания благоприятной среды не только для обучения, но и для воспитания и общения ребят. Интересуемся, как разрешаются в школе всевозможные конфликты, в том числе — между школьниками и учителями.