О том, что необходимость болонского процесса на российских просторах в первую очередь диктовалась нуждой найти ключ к дверям в ВТО, говорят большинство экспертов, кто с надеждой, а кто с изрядной долей скептицизма. Среди первых чаще остальных встречаются чиновники, среди вторых — ученые мужи. Всем, однако, предельно ясно, что процесс начат и необратим: тележку в очередной раз толкнули под откос, не спросив хозяев. Так что обсуждать уже поздно — время осталось только для активных спасательных действий.

Михаил Щелкунов, доктор философских наук, заведующий кафедрой философии КГУ:

— Болонский процесс представляет собой тенденцию к глобализации в сфере образования в европейском исполнении. Академическое образовательное сообщество очень настороженно относится к идее модернизации российского образования по болонской модели. Это сообщество условно делится на тех, кто «за» — «еврооптимистов», и на тех, кто «против», — так называемых «евроскептиков». Одной из важнейших подоплек Болонского процесса в России, является то, что Россия несколько лет настойчиво ищет пути для вступления во Всемирную торговую организацию. По условиям этой организации вступающая страна должна выполнить целый ряд обязательств, одно из которых — признать образование исключительно товарной услугой. С этой точки зрения многие процессы развертывания болонской модели образования в России становятся очень прозрачными и понятными.

БОЛОНСКИЙ ПРОЦЕСС

Болонская конвенция по высшему образованию была подписана министрами образования 29 европейских стран в июне 1999 года в итальянском городе Болонья. Согласно этому документу, в Европе за 10 лет должна быть построена единая структура высшего образования. Болонское соглашение принципиально отличается от других международных соглашений об унификации образовательных систем и признании дипломов и аттестатов. Например, от Лисcабонской конвенции и Конвенции ЮНЕСКО, которые были рамочными, то есть не работали на практике и являлись просто декларациями о намерениях, в то время как Болонская конвенция устанавливает четкие требования к государствам, ее подписавшим, и конкретные сроки их исполнения.

Завершить мероприятия, связанные с адаптацией национальных систем образования к целям Болонского процесса, планируется к 2010 г. Формирование же европейского образовательного пространства к этому сроку подчинено таким задачам: увеличить способность выпускников к трудоустройству, повысить мобильность граждан, нарастить высшему образованию потенциал конкурентоспособности и тем самым поднять престиж Европы. В настоящее время в Болонском процессе участвуют около 40 стран. Это практически все западноевропейские государства (включая Латвию, Литву и Эстонию), а также Турция и Кипр. Одновременно с Россией на конференции в Берлине 19 сентября 2003 года в Болонский клуб вступили Албания, Андорра, Босния и Герцеговина, Сербия и Черногория, Македония, Ватикан.

СУТЬ ПРОЦЕССА

Действующими субъектами Болонского процесса считаются: министерства образования (только подписывают, дальше занимаются ректоры), Конференции ректоров Академическая общественность, Союзы студентов, Национальные подразделения ENIC-NARIC (сеть национальных информационных центров).

Декларацией предусматривается:

1. Использование системы ясных, прозрачных и сопоставимых степеней с выдачей приложений к дипломам (таким образом планируется обеспечить трудоустройство выпускников и усиление конкурентоспособности системы высшего образования).

2. Введение системы двухэтапного высшего образования: базового и постдипломного (градуального и постградуального). Однако переход к этому этапу должен произойти только после обязательного завершения первого. Здесь важно также то, что степень, получаемая после окончания первого этапа, признается на европейском рынке труда как достаточный уровень квалификации.

Структура степеней (I степень — бакалавр — 3−4 г.; II степень — магистр + 2−1 г.; докторант — 3 г.; всего 3 (4)-5(6)-8 (9) лет), принятая за основу англосаксонской двухступенчатой модели образования).

3. Принятие системы кредитов, аналогичной ECTS, как средства повышения мобильности студентов. Кредиты могут действовать на всех уровнях высшего образования, включая непрерывное образование, при условии их признания принимающими учебными заведениями.

Под кредитом понимаются академические часы, которые студент по системе может прослушать в таком порядке и концентрации, в каком ему больше нравится или удобнее. То студент может выстроить свою траекторию образования.

4. Стимулирование мобильности и создание условий для свободного перемещения студентов, преподавателей, менеджеров образования, исследователей.

5. Развитие европейского сотрудничества в области контроля качества с целью выработки сопоставимых критериев и методологий.

6. Усиление европейского измерения высшего образования, прежде всего в таких областях, как проектирование образовательных программ, научные исследования и так далее.

БОЛОНСКИЙ ПРОЦЕСС В РОССИИ

Михаил Щелкунов:

— Если посмотреть на пункты Болонской декларации, то внешне выглядит все действительно очень привлекательно и перспективно. Ведь это попытка создать востребованное в современных условиях образование нового времени, это личностная направленность, это выбор самим студентом собственной учебной траектории, это академическая мобильность — раскрашивать болонский процесс можно часами и не без основания. Но когда все это переводишь в плоскость российских реалий, тогда очень часто плюсы начинают тускнеть и оборачиваться в минусы.

Например, поскольку сегодня требование цивилизации — научить человека учиться, а не забить ему голову суммой знаний, формирование мощнейшей мотивации на самообразование наша прямая задача. Что же получается при достижении этих благих целей посредством инструментов Болонского процесса в российских условиях, при влиянии на теоретические методы действительной российской ментальности? Урезаем аудиторные часы — сокращаем на одну треть, все остальное относим на самостоятельную работу студента. Уверены ли мы в том, что современный российский студент будет использовать освободившееся время, предназначенное для самообразования по назначению? То есть он пойдет грызть гранит науки, будет корпеть над учебниками, «зависнет» в Интернете, чтобы ознакомиться с новейшими научными работами по предметам? Глубоко сомневаюсь в этом, ибо опыт показывает, что освободившееся время он будет использовать на что угодно, только не на самостоятельную работу. А проконтролировать мы не сможем. Потому как — где формы и критерии контроля? Ну что, нам ставить вертушку в библиотеке — и по пропускам смотреть, сколько времени конкретный студент провел времени в библиотеке и изучением каких книг занимался?

Вот в этом опасность. И опыт внедрения некоторых мероприятий болонского процесса в некоторых российских вузах показывает, что самостоятельная работа остается самым больным пунктом.

С тем, что курсы по выбору — вещь полезная, никто не спорит. Но наши не имеющие общеевропейских дипломов специалисты ценятся и в Европе, и в Америке, главным образом за то, что они умеют взглянуть на любую проблему широко, не замыкаясь в узких рамках своей специальности.

Риаз Минзарипов, проректор, начальник управления по непрерывному образованию КГУ:

—  Академизм, гуманитаризация образования — одни из самых больших достижений русской высшей школы. Наша вузовская подготовка сильна традициями: большими аудиторными нагрузками, высоким уровнем контроля над студентами, добротными методиками. На Западе господствует другой принцип — прагматизм. Однако даже в элитных вузах Англии и США (например, в Оксфорде и Стенфорде), профессорский состав жалуется на то, что узкая профессионализация вытесняет универсализацию.

Действительно, например, в Германии студенты могут не читать Гете. И это — норма, ведь система кредитов предполагает свободный выбор курсов. Одни и те же баллы можно набрать, прослушав один курс о Гете или два о последних новинках литературы. Российская система образования такого не допускает.

С другой стороны, «еврооптимистами», например, указывается такой плюс от внедрения процесса, как освобождение преподавательского и профессорского состава за счет сокращения аудиторных часов. Считается, что это может расширить потенциальные возможности ученых, предоставив им время для занятия наукой и исследованиями.

Риаз Минзарипов:

— Сегодня у нас профессиональная нагрузка -600−700 часов, в Европе — 300−350 часов. И, надо отдать должное, европейская нагрузка весьма хороша для того, чтобы, наконец, заняться научными разработками. Однако велика ли вероятность того, что при подобном сокращении часов в российских условиях не сократится и зарплата профессоров? Скажем прямо, она и сегодня не велика. А в случае ее уменьшения, думаю, никакое свободное время не заставит профессора заниматься наукой — он будет вынужден заниматься зарабатыванием денег.

То обстоятельство, что в России многие положительные моменты имеют обыкновение оставаться положительными только на бумаге, до неузнаваемости изменяясь в действительности, знакомо всем. Но о таких «побочных» эффектах в Болонской декларации не написано.

Михаил Щелкунов:

— С точки зрения «разгрузки» преподавательского состава мы как бы выигрываем. Действительно, профессор сможет свободное время посвятить составлению и написанию методичек, проведению консультаций широкого спектра. Но, опять же, зная российскую специфику, не будет ли это так, как бывает обычно? Да, уменьшится так называемая загрузка «горловыми часами» — это бесспорно плюс. Но не будет ли это связано с пересмотром часов общей нагрузки — ведь могут пересмотреть так, что нагрузят другими часами?

Сильные сомнения ученого сообщества России вызывает и переход, который подразумевает Болонская конвенция, на так называемую двухуровневую англосаксонскую модель образования.

Риаз Минзарипов:

— Многие европейские университеты раньше правительственных кругов поняли: если не ввести англосаксонскую двухступенчатую архитектуру степеней высшего образования, может нарастать угроза утраты конкурентоспособности европейского высшего образования. Опасение Европы относительно экспансии панамериканизма в высшем образовании — вот до известной меры скрытая пружина развернувшегося процесса. В Европе должна быть распространена система близких, сравнимых, удобочитаемых, прозрачных, понятных, точно определенных и самостоятельных степеней. Без таковых Европа теряет престиж своего высшего образования, сокращаются возможности его экспорта. В России, традиционно имеющей иное представление о необходимом уровне подготовки студентов, предлагаемая реформа снизит научный потенциал страны. Вообще все принципы Болонской конвенции прежде всего направлены на то, чтобы образовательные программы имели преимущественно рыночную направленность. Образование становится сферой экономики, а не культуры, как принято у нас.

При внедрении Болонского процесса может сложиться странная ситуация. На Западе доктор наук (PhD) — это выпускник магистратуры. Его знания, как правило, ниже, чем у нашего кандидата наук, учившегося 5 лет в вузе и 3 года в аспирантуре, успевшего поработать под индивидуальным руководством как минимум опытного ученого, а в лучшем случае — создателя научной школы. Есть ли смысл терять это? Более того, российский работодатель не готов сегодня и вряд ли будет готов в обозримом будущем принять такое явление, как бакалавр. Для такого уровня подготовки нет вакансий, рассчитанных по старой российской системе, либо на специалистов с пятилетним образованием в высшем учебном заведении, либо на выпускников техникумов.

Михаил Щелкунов:

— Риск состоит в том, что если у работодателя будет выбор принимать выпускника с бакалаврским дипломом на место специалиста или на место рабочего — куда он предпочтет его принять? С высокой долей вероятности могу сказать, что в современных условиях, скорее всего на должность рабочего. И ход мысли такого работодателя понятен — человек пришел с трехлетним или четырехлетним образованием в вузе, раньше таких называли с «неполным высшим», и до специалиста явно «не дотягивает».

Так, по словам Михаила Щелкунова, Болонская декларация говорит о том, что степень, присуждаемая после первого цикла, также должна быть востребованной на европейском рынке труда как квалификация соответствующего уровня. «Соответствующий уровень» — это младший специалист. У нас с подготовкой выпускников такого уровня справлялись техникумы.

Михаил Щелкунов:

— В связи с таким положением дел, на мой взгляд, можно сделать предположение, что государство таким образом пытается решить проблему дефицита квалифицированной рабочей силы в стране. Идея с бакалаврами в этом смысле очень выгодна. Ситуация, конечно, может измениться и выровняться — спустя время, когда работодатель или государство начнут подталкивать бакалавров к магистратуре.

Проблема востребованности будущих бакалавров работодателями осознается даже теми, кто Болонский процесс поддерживает.

Рамиль Валеев, начальник управления высшего, среднего профессионального образования и науки Кабинета министров РТ, доктор исторических наук, профессор:

— Болонский процесс открывает очень широкие возможности, как для российских вузов, так и для академического сообщества. Академическая мобильность и признание дипломов в любых вузах стран — участниц Болонского процесса в перспективе может играть очень большую положительную роль. С перестройкой системы образования выпускники наших вузов получат право работать как минимум в 33 странах Европы! Обмен опытом, возможность трудоустройства где угодно без процедуры подтверждения диплома — это очень важные моменты Болонской декларации. И если думать на перспективу, то проблемы, как, например, востребованность бакалавров нашими работодателями сегодня не будут казаться неразрешимыми. Думаю, внесение некоторых изменений в Закон об образовании в связи с переходом российского образования на болонскую модель, решит очень многие из них, в том числе — и проблему востребованности бакалавров.

Положительные моменты в протекании Болонского процесса в России, по мнению Рамиля Валеева, не заметить невозможно. Тем более что Россия к этому шла давно. Так, некоторые направления начали активно развиваться в России еще до подписания Болонской декларации. Например, в начале 90-х годов Россия предприняла шаги для введения системы высшего профессионального образования, основанной на двух основных циклах: бакалавриат и магистратуры. В 1994 году было утверждено введение в России системы обучения, обеспечивающей подготовку бакалавров и магистров, наряду с традиционно готовящимися специалистами.

Рамиль Валеев:

— Согласно Федеральному Закону РФ «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» (1996 год), расширена автономия высших учебных заведений, которая позволяет внедрить систему кредитов по типу ECTS — европейской системы перезачета зачетных единиц трудоемкости, как надлежащего средства поддержки крупномасштабной студенческой мобильности. В 2002 году Министерство образования Российской Федерации начало крупный эксперимент по введению системы зачетных единиц в вузах. Эксперимент проводится на добровольной основе и к маю 2003 года число вузов, использующих (полностью или частично) систему зачетных единиц, составило более тридцати. В том же году была разработана и направлена во все вузы России методика расчета зачетных единиц для российских вузов. Эта методика учитывает особенности российской системы образования и рекомендует вузам определенный порядок расчета зачетных единиц, совместимый с ECTS. В настоящее время Минобразование России рассматривает вопрос о внедрении в перспективе Приложения к диплому (Diploma Supplement) на всей территории Российской Федерации.

Кроме того, по словам Рамиля Валеева, Федеральный Закон «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» поддерживает развитие мобильности студентов и преподавателей. Автономия вузов позволяет вузам разрабатывать и реализовывать программы взаимообмена и стажировок студентов и преподавателей в других вузах России и мира. По системе грантов несколько сотен российских студентов в течение учебного года проходят обучение в зарубежных вузах. Самое главное, по мнению Рамиля Валеева, не погрязнуть в возникающих проблемах. А то, что они возникать будут — это естественно, особенно на начальном этапе.

Российская система образования в любом случае требует пересмотра и перехода на принципиально новый уровень работы. А многие пункты Болонской декларации должны способствовать этому. Так, для стран — участниц Болонской конвенции будет первостепенно важной борьба за повышение качества образования. Учитывая, что сегодня в большинстве российских вузов отсутствует оценка качества предоставляемого образования, такое «болонское» положение есть несомненный плюс.

Рамиль Валеев:

— Для обеспечения высокого качества образования Россия приступила к разработке сопоставимых критериев и методологий оценки качества образования. В настоящее время Министерство образования прилагает усилия для согласования требований университетов Европейского Союза и высших учебных заведений России. Модернизация высшего профессионального образования в рамках Болонского процесса проходит быстрыми темпами. В целом, сегодня российская система высшего профессионального образования готова к включению в Болонский процесс. При вхождении в Болонский процесс мы добиваемся международной узнаваемости наших дипломов, возможности быстро реагировать как на российский, так и на европейский рынок спроса специалистов.

Впрочем, относительно идеи признания дипломов у противников Болонского процесса в России также имеются возражения. Так, считается, что наши дипломы и вкладыши к ним непонятны европейским и американским работодателям. Но проблема утечки мозгов из России говорит об обратном. И если сегодня от 1−2\% выпускников российских вузов уезжают за пределы страны, то при Болонской модели счет может пойти уже на десятки процентов. Надежда лишь на то, что подготовленные по общеевропейским стандартам выпускники окажутся Западу не нужны — там и своих хватает.

Рамиль Валеев:

— Я не считаю правильным отметать любые попытки интегрирования российского образования (именно интегрирования, а не слома) в мировое. Почему Болонский процесс изначально видится как односторонний? Почему не ставится вопрос о взаимном движении навстречу «болонцев» и российской образовательной системы? Опыт работы в направлении равноправной интеграции всегда был, накапливается и сегодня.

Многие вопросы, которые сегодня вызывают сомнения, получится обсудить на конференции министров образования европейских стран, которая пройдет в мае этого года в Бергене (Норвегия). На этой конференции Министерство образования РФ должно будет предоставить Национальный доклад, в котором будут изложены данные о том, как Россия выполняет принятые на себя обязательства по Болонской декларации. Результаты, опубликованные в этом докладе, снимут некоторое психологическое напряжение у нынешних противников Болонского процесса в России, уже более отчетливо обозначив пути дальнейшего развития российской высшей школы. Болонская конвенция оставляет возможность сохранить национальные традиции образования. Просто к этому надо стремиться, а навстречу нам пойдут обязательно. Ведь всем известно (и «болонцам» в том числе), что простая «пересадка» системы на совершенно чуждую почву может принести только отрицательные результаты. А этого не хочет никто.

Впрочем, здесь самое время вспомнить о намерении России вступить в ВТО. «Болонцы», они, может, ничего и не хотят, а вот страны — участницы ВТО?

Михаил Щелкунов:

—  Если отвечать на вопрос, что такое Болонский процесс для России, экономическая выгода или научные достижения, то получится любопытная картинка. Требованием для вступления в ВТО является то, что образование нивелируется до чисто экономической единицы. А что такое смотреть на образование узко экономически, только как на товарную единицу? Это значит руководствоваться чисто коммерческим подходом, который будет выражаться в максимальном удешевлении процесса образования и максимальной ставкой на прибыль. Прямым следствием этого будет то, что появится возможно большее количество коммерческих студентов — и как можно меньше всего, что не имеет высокой рыночной стоимости. Так, сократятся и подорожают гуманитарные науки, воспитательные и гражданские мотивы образования вообще сойдут на нет — все это мы видим сейчас уже только по документам Болонского процесса.

Также, по словам Михаила Щелкунова, экономическую подоплеку имеет и двухступенчатая модель образования.

Михаил Щелкунов:

— За счет сокращения сроков обучения (бакалавриат будет составлять 3 или 4 года), бюджет выигрывает как минимум год из пяти, иногда — два. Второе: магистратура, которая должна следовать за бакалвриатом в почти обязательном порядке (так происходит в той же Европе) — у нас, как это видно, опять же, по документам и выступлениям, посвященным Болонскому процессу будет на 90\% платной. Следовательно, опять выгода. Третий момент, также играющий на экономическую выгоду: после четырехлетнего срока (вместо пятилетнего) в народное хозяйство приходят люди с образованием, «готовые». Таким образом, на один год увеличивается число трудоспособных возрастов. Это целое поколение людей вольется в народное хозяйство!

Однако весь фокус в том, что Россия практикует другие традиции в образовании. Нам, с нашей самобытностью, которой иногда стоит гордиться, не подходит такой прагматичный подход к образованию. У нас образование рассматривается как общественное благо, оно не может быть свернуто только в узкий процесс обмена услуги на деньги — мы ценим гуманитарную подготовку, духовность просвещения, воспитание. Как сказал ректор МГУ, академик Садовничий — российское образование не экономическая, а культурная ценность. А культура без остатка на деньги не делится, есть всегда что-то, что нельзя измерить в денежном эквиваленте. В этом, я убежден, и есть корень спора.

Интересно, но чиновники, которые готовили реформу, услышали слова президента РФ только о том, что условия глобальной конкуренции требуют от России усилить практическую направленность образования. Однако в том же Послании президента 2004 года Государственной Думе говорится: «Российское образование — по своей фундаментальности — занимало и занимает одно из ведущих мест в мире. Утрата этого преимущества абсолютно недопустима» как-то упустили из виду.

Михаил Щелкунов:

— Сегодня вопрос Болонского процесса в России давно решен. Ему у нас быть, хотим мы того или нет. Но должен быть компромисс — национальные традиции нашего образования нужно и должно отстаивать. Более того, это возможно.