Борис Кагарлицкий, директор ИГСО

«Выборы в Италии завершились, можно сказать, вничью, хотя формально победителями объявила себя демократическая партия, т. е. левоцентристская партия и ее союзники, Берлускони набрал немножко меньше. Причем интересно, интрига сохранялась буквально до последнего момента — то на четверть процента лидирует Берлускони, то, наоборот, его опережает демократическая партия, то опять вырывается Берлускони на несколько десятых процента. И в итоге на четыре десятых процента побеждает демократическая партия, но с партнёрами, потому что на самом деле и Берлускони возглавлял коалицию, и демократическая партия — это тоже на самом деле часть коалиции, которая более или менее представляется как левоцентристская. Но в результате — более или менее поровну, о чем это говорит? Это, конечно же, было бы соблазнительно представить в виде победы левых, в действительности это не так. И вообще, это представить в виде чьей-то победы невозможно, потому что на самом деле итальянское общество своеобразным способом выразило отношение к политикам вообще. Т. е. люди сказали — «мы не видим между вами никакой разницы».

Вот это равное, одинаковое голосование за обе стороны показало, что люди не могут понять, не хотят, строго говоря, понимать в чем между ними разница. Что эти, что те — это примерно одно и то же. И это, собственно говоря, это и есть трагедия итальянских левых. Потому что Италия — страна с давней и радикальной, очень развитой традицией левого движения. Причем страна, которая в этом смысле была очень счастлива, потому что там были и героические эпизоды — сопротивление антифашистское. Традиция — это левые партии, которые всегда были демократическими, т. е. даже когда где-то в компартии вывешивали портреты Сталина, все равно понятно, что эти партии всегда жили в рамках демократической традиции. Им нельзя было предъявить какую-либо антидемократическую, тоталитарную практику, причем не только в плане реальном, что они никого не сажали, не арестовывали, но и потому, что внутриполитическая практика их партий была вполне демократичной, это все знали. Это были партии, у которых были идеологи-теоретики интеллектуалы, это были одновременно не только интеллектуальные силы, но и силы традиционно пролетарские, т. е. там же было мощное рабочее движение, профсоюзы, крестьянское движение, чего, кстати говоря, во многих странах Западной Европы не было.

Казалось бы, если где-то может быть полноценная, полнокровная история левого движения, где было все, где было представлено на высшем уровне, если можно так выразиться, в самом высоком качестве, то это Италия, безусловно. И вот в этой стране на сегодня практически в серьез левых партий нет, потому что демократы — это наследники той самой старой коммунистической партии, они не случайно сменили даже название. Потом была одна небольшая партия, т. е. возрождение коммунистической партии, которая вошла в блок в центристами и оказалась в Правительстве. Оказалось, что она ничем не отличается от остальных партий в Правительстве. И наступил некий моральный коллапс. Вдруг выяснилось, что левые политики в Италии — это такие же политики, как все остальные, которые просто имеют свою клиентуру. И, строго говоря, вся борьба и все выборы сводятся к вопросу, кто будет конкретно пилить бюджет в рамках определенных правил, конечно, и чьим друзьям пойдут контракты — друзьям Берлускони или друзьям этих ребят из демократической партии. Во всех остальных отношениях мелкие культурные различия. Там, Берлускони любит женщин, а какие-то деятели из демократической партии любят мужчин, допустим. Ну это вопрос тонкостей, личной жизни. И по большому счёту все.

И поэтому общество оказалось в некотором тупике и разводит руками. На сомом деле то, что произошло в Италии, на мой взгляд, некий крайний случай процесса, который произошел во всей Западной Европе, т. е. интеграция «левых» в капиталистическую систему достигла такой степени, что система попросту их переварила, т. е. нельзя сказать, что они работают в системе, они работают в системе только в том смысле, что стали частью питательного материала для этой системы, система их переваривает и никаких проб
лем в этом смысле нет. Никаких шансов поменять систему, причем не только революционным образом, но хотя бы реформистским, у них нет, потому что можно сказать у них сейчас нет запроса на свержение капитализма, но есть проблема, очевидно, можно наблюдать, что современный капитализм, как минимум, сталкивается с некоторыми проблемами. Как минимум реформистская повестка дня, даже в рамках принятия капиталистической действительности, все равно вроде бы должна быть, но ее нет, потому что если вы посмотрите экономические программы партий, то они идентичны, они написаны под копирку, более того эти партии постоянно собираются в коалиционные правительства, которые прекрасно работают, потому что нет никаких разногласий.

И вот тут возникает самое интересное. Когда «левых» нет в политическом поле, то, как не парадоксально начинает разрушаться демократия как таковая, потому что выбора нет, т. е. выборы превращаются в чисто технический акт, так опустить бюллетень или так опустить бюллетень, т. е. чисто технический акт, не имеющий политического содержания. И в итоге, начинает говорить улица, протесты, когда люди, минуя все политические институты, начинают чего-то добиваться. И мы видим в Италии горящие автомобили, битые витрины, периодически возникающие на улицах баррикады, забастовки, останавливающиеся поезда, заводы и т. д. Почему? Потому что люди потеряли доверие к политике, потому что «левые» не пытаются в эту политику внести хотя бы элемент этих потребностей.

Что будет дальше? Я думаю, что мы переживаем острейший институциональный кризис, и потенциально есть два варианта выхода из этого кризиса. Либо мы увидим все-таки какую-то новую «левую» — но не новую «левую» 68 года, а «левую», которая уже является новой по отношению к новой «левой», может быть даже будет правильнее сказать, новую классовую «левую» силу или коалицию, на которую опираются конкретно низовые социальные интересы в противоположность как раз новым «левым», которые говорили «воображение к власти», «запрещать запрещается» вместо того, чтобы идти от низовых потребностей. Т. е. эта вот сила, возможно, вырастет из социального протеста. Или мы этого не увидим, сила не вырастет, и тогда нам предстоит увидеть продолжающееся разложение демократии, и вполне возможно, что ответы будут найдены на уровне авторитаризма.

Говорить о том, что в Европе навсегда победила демократия, что в Европе не может быть снова диктатуры, что в Европе не может быть авторитарных режимов, на мой взгляд, преждевременно. Лет двадцать назад это казалось очевидным, что в Европе демократия это раз и навсегда и даже представить себе каких-то диктаторов просто невозможно. Но сейчас мы видим в Венгрии такую своеобразную лабораторию, где, кстати, авторитарно-популистский режим работает гораздо лучше во многих отношениях, чем какие-то демократические режимы в соседних центрально европейских странах. Если «левые» не предложат какие-то осмысленные социально ориентированные альтернативы, новой модели социального государства, то, как будут решать проблемы? Будут завинчивать гайки, и тогда венгерская модель будет распространяться дальше по Европе."

Источник: tv.russia.ru