Справка TatCenter.ru:
Рустем Хасанов — главный онколог ПФО и РТ, заведующий кафедрой онкологии и хирургии КГМА, член Правления Ассоциации онкологов РФ, заслуженный врач РФ и РТ, доктор медицинских наук, профессор. С 1985 года является главным врачом Клинического онкологического диспансера РТ, с 2007 года — директором Приволжского филиала РОНЦ им. Н.Н. Блохина РАМН. На его счету свыше 300 научных публикаций.
Ценит в людях порядочность и профессионализм, честность и целеустремленность. Не прощает предательства, «а в остальном долго терпим». Кредо: «Цель должна быть настолько достойной, чтобы на ее достижение не жаль было потратить всю жизнь».
Рустем Шамильевич, в 85-м году Вам не было и тридцати. Вы, не имея никаких особых званий и регалий, работали хирургом в одной из казанских больниц. И вдруг Вас назначают на должность главного врача клиники с многолетними традициями, в которой работали светила советской медицины…
— Мне самому тогда это было удивительно. Может быть, количество работы, выполняемой мною в больнице скорой медицинской помощи, перешло в качество или просто заметили мое упорство и работоспособность …
В 15-й Казанской горбольнице я проходил интернатуру, а после окончания института Людмила Александровна Баранчикова (тогда она была главным врачом БСМП) решила «не отдавать» меня в район. Она столько высоких кабинетов обошла, столько с чиновниками переспорила, но добилась-таки, чтобы меня оставили у нее врачом — хирургом.
Работать в отделении неотложной хирургии было очень интересно, потому что в «неотложке» результат твоей деятельности сразу виден. А это самая большая радость, сознавать, что человек, накануне поступивший на «скорой» с тяжелейшими травмами и ранениями, после твоей операции остается живым и уже через пару дней начинает ходить!
Много пациентов выздоравливало. Но бывали и случаи, когда я не мог помочь… Поэтому стремился как можно больше учиться у старших и опытных коллег, старался больше практиковаться. Пахал день и ночь, иногда по трое суток не выходя из операционных. Когда возвращался из клиники, то от меня так пахло наркозом, что на улице люди шарахались, а жена к стенке отворачивалась. Вообще в БСМП мне «везло» с ранениями в сердце: как мое дежурство, так привозят такого больного (между прочим, за шесть лет работы в неотложной хирургии я проделал операций на сердце больше некоторых врачей, проработавших там по десятку лет).
Практически сразу после интернатуры меня назначили руководителем бригады хирургов. Ответственность огромная, ведь приходилось принимать решения в считанные мгновения… Еще как-то неожиданно для себя я занялся наукой — проблемой лечения гнойных ран и ожогов. Было очень интересно. Я и не думал никуда переходить.
Но в 1985 году я, будучи в научной командировке в Москве, вдруг получил срочный вызов в Казань в Минздрав. Перепугался, думая, что научная деятельность практикующего врача наказуема, и главврачу за это попало. А оказалось — вызвали, чтобы предложить возглавить Республиканский онкологический диспансер, пообещали квартиру (между прочим, я ее получил… лет через шесть-семь). Наверное, если бы я был старше и представлял, что меня ждет, то отказался бы.
Ну, и как вас приняли в коллективе?
— Я пришел в клинику, на базе которой уже много лет работала кафедра онкологии ГИДУВА. Здесь работали люди, на которых молился весь Союз: М.С. Сигал, Ю.А. Ратнер, Б.К. Дружков, В.Н. Дмитриевский. Чтобы попасть к ним на обучение врачи со всей страны месяцами стояли в очереди. А я — пацан (огромные очки, физиономия с кулак), пришел из соседней клиники ими руководить: «Здрасьте, я — ваш новый главврач» (смеется — прим. авт.).
Сначала отношение ко мне было настороженное. Потом, решив, что ничего неожиданного от меня ждать не стоит («хочет, пусть хозяйничает: за канализацией следит, за лампочками, за крышами и потолками»), каждый занялся своим делом, а я своим. Ну, а уж, когда
увидели, что я работаю, начали помогать, и мои идеи обсуждать и свои подсказывать. Так вот и стала создаваться команда.
Хозяйство мне досталось сложное… Переполненные тяжело больными людьми палаты, в отделениях радиологии и общей онкологии «каменный век», состояние самих зданий было неважным: текущие крыши, щелястые рамы и настолько «ухабистый» пол, что больные с тележек чуть не падали… Нужно было срочно развивать диспансер, но без ремонта это было невозможно.
Я дошел до первого секретаря Обкома партии Г. И. Усманова, убеждая, что клинику необходимо закрыть на ремонт немедленно. Он меня поддержал, и была создана Чрезвычайная комиссия по состоянию Республиканского онкологического центра, принявшая решение о капремонте диспансера.
А куда же больных, сотрудников?
— Гинекологию мы перевели в городской диспансер на Япеева, а всю хирургию временно в РКБ (очень помог нам тогда С. В. Абуладзе — главный врач РКБ). Наши медики числились у нас, зарплату получали у нас, а работали там. Здесь оставались только поликлиника, и радиология, которые девать было некуда.
Клинику закрыли, больных и сотрудников перевели, но в планы года мы не вошли и денег на ремонт нам никто не выделил. Тогда родилось у нас с коллегами совершенно нестандартное по тем временам решение. Поехал я на КАМАЗ, попросил помощи у руководства завода, и заключили мы пятилетний договор о сотрудничестве. Согласно ему, мы обязались провести углубленный профилактический осмотр заводчан, а челнинцы отремонтировать Онкодиспансер.
Мы провели анкетирование всех рабочих и сотрудников станкостроительного и инструментального заводов КАМАЗа, выявили группу риска по онкологии, и тех, кто внушал какое-либо подозрение, стали приглашать на профосмотр. Но тут остальные заводчане заявили: «Мы все равны, пусть смотрят всех!».
Пришлось создавать солидный медицинский десант. От участия в нем никто не отказывался, даже наши светила бросали все свои дела и дважды в месяц выезжали в Челны. В результате, нам удалось просмотреть 12 тысяч человек (!): кому-то давали рекомендации, кого-то направляли на лечение. А для заводской фабрики-кухни (выявив колоссальное количество страдающих заболеваниями желудочно-кишечного тракта), мы разработали рекомендации по изменению технологии приготовления пищи, что серьезно изменило ситуацию. Трижды мы продлевали договоры о сотрудничестве, которое продолжалось в общей сложности пятнадцать лет. По такому же договору работали и с ЕлАЗом.
Онкологи отработали по полной, но и шефы не подвели. Нам сделали очень качественный капитальный ремонт всех зданий (что позволило открыть отделение реанимации, оборудовать хорошие операционные). Соорудили пристрой к радиологическому корпусу, возобновили строительство семиэтажного лечебного и начали возведение нынешнего девятиэтажного пансионата для приезжих больных и их сопровождающих.
Зачем больнице пансионат?
— Как зачем? К нам приезжают пациенты со всей республики и из регионов России, через поликлинику ежедневно проходит от трехсот до пятисот человек. На обследование в клинику мы не кладем, а жить в гостинице может позволить себе не каждый. Зато в пансионате все время амбулаторного обследования больные живут бесплатно.
А что представляет собой Республиканский клинический онкологический диспансер МЗ РТ сегодня?
— Благодаря постоянной помощи Президента и Правительства республики, у нас неплохие возможности и для лечебной, и для научной работы: двадцать три клинических отделения, самое современное оборудование, высококвалифицированный персонал. Это позволяет нам ежегодно лечить в стационаре более двадцати трех тысяч пациентов.
Наши сотрудники, среди которых около восьмидесяти докторов и кандидатов наук имеют собственные научные разработки по различным направлениям онкологии, реабилитации и паллиативной терапии, широко используемые в работе. А в 2008 году при активной поддержке М.Ш.Шаймиева на базе Онкодиспансера оказалось возможным создание Приволжского филиала Российского онкологического научного центра им. Н.Н.Блохина РАМН.
Рустем Шамильевич, и все это Ваша заслуга?
— Конечно, кто же здесь главный врач (смеется — прим. авт.)? А серьезно… Каким бы гениальным руководитель ни был, ничего он один не сделает. Мы — команда, команда руководителей большого лечебного учреждения. Какие-то идеи мне в голову приходят, какие-то коллегам. Я вообще считаю, что руководитель любого предприятия должен предвидеть развитие ситуации в своей сфере как минимум на лет пять вперед, а руководитель отделения предприятия — минимум на год-два. Вот эти предвидения (улыбается — прим. авт.) мы и обсуждаем.
В 1995 году нами была разработана первая противораковая программа. Утвержденная постановлением Правительства РТ, несмотря на сложные времена, когда не было денег, а был бартер, она была выполнена. Программа «стоила» всего 6 миллионов (по тем ценам), но сработала сильно: в республике снизилась смертность онкологических больных, в том числе и от рака матки, увеличилась пятилетняя выживаемость по раку молочной железы.
Кроме того, в ее рамках мы создали Противораковый фонд, который позволил привлекать дополнительные средства для реализации пилотных проектов. Это и Маммологический центр, и создание современнейшей лаборатории имунногистохимической диагностики раковой опухоли, и отделение паллиативной помощи на дому. Утвержденный отдельным постановлением Правительства республики последний проект уже десять лет существует как клиническое отделение нашего диспансера.
Это хоспис?
— Почти, но в отличие от хосписа мы не можем себе позволить круглосуточно находиться у постели умирающего. Но к кому-то медики приезжают домой каждый день, к кому-то раз в два-три дня. Они контролируют состояние больного, ставят капельницы, обучают родственников несложным медицинским процедурам, пациенту и его родственникам оказывают и психологическую помощь.
И вообще… Мы совершенно иначе относимся к своим больным, нежели хирурги, которые после операции отправляют пациента домой или к другому врачу. Своих пациентов мы не бросаем до самого их последнего часа. Ведь аппендикс или гланды заново не вырастут, а у наших больных через какое-то время возможны рецидивы. Поэтому чтобы, по возможности это произошло как можно позже или вообще не случилось, мы работаем по максимуму, применяем разные способы (химио-, гормоно -, лучевую терапию). Иначе пациент вернется к нам. Больше-то ему идти некуда…
Рустем Шамильевич, Противораковый фонд — организация некоммерческая, откуда же у него средства?
— Честно говоря, я горжусь, что этот фонд есть, что идея его создания родилась. Он аккумулирует и спонсорские, и грантовые средства, и поступившие от реализации различных программ, как, например, программы диспансеризации и обследования сотрудников предприятий.
Мы еще при создании фонда решили, что привлеченные средства будут расходоваться только на новые проекты. Конечно, можно было бы на его деньги помочь одному — второму — пятому пациенту, но за счет внедрения ноу-хау, мы поможем тысячам больных.
К примеру, у нас есть новый проект по внедрению брахитерапии при лечении рака предстательной железы. Да, его лечат и лекарственными средствами, и посредством хирургического вмешательства. Но лечение препаратами эффективно не всегда, а операция на предстательной железе очень коварна. При брахитерапии же в определенные зоны железы вживляются специальные зернышки с радиоактивным элементом, излучающие альфа-частицы на несколько миллиметров вокруг себя. Человек лечится и при этом совершенно безопасен для окружающих с точки зрения радиационного излучения. Методика не наша, но поскольку в Татарстане ничего подобного не было, фонд привлек людей, нашел деньги. Мы закупили оборудование, пригласили консультантов, обучили специалистов и теперь владеем этой методикой.
А вот совсем недавнее мероприятие, организованное Противораковым фондом — Международный конгресс «Реконструктивная, пластическая и эстетическая хирургия молочной железы», проходивший в Казани 3−5 сентября. На конгрессе более двухсот онкологов из России, СНГ, Италии, Франции, Австрии, Израиля, Германии и других стран обсуждали хирургические методы лечения рака молочной железы, реконструкция молочных желез, эстетическую хирургию. Более того, участники этого форума наблюдали за ходом показательных операций, которые транслировались прямо из операционных.
Это было грандиозное событие не только для врачей. Ведь рак молочной железы — трагедия для больных не только потому, что это — онкологическое заболевание, но и потому, что в ходе операции женщины теряют орган, являющийся символом женственности и привлекательности. Новые методики позволяют не только
спасать жизнь нашим дамам, но и возвращать им красоту.
Все это впечатляет. Но, неужели Вам иногда не хочется бросить административную работу, войти в операционную и взять в руки скальпель?
— Честно? Очень хочется, это же моя основная профессия… Иногда думаю: «Ну, хватит. У меня уже все организовано, пойду наконец-то в операционную». Но тут, глядь: что-то еще нужно сделать; кто-то подкинул идею интересную, или меня какая-то мысль стратегическая посетила…
А оперировать в нашем учреждении есть кому. У нас великолепные хирурги: Тазеев, Потанин, Сигал, Ахметзянов, Аглуллин, Хамидуллин, Дружков, Исмагилов и др. Да и в операционных я бываю нередко: учусь, подсказываю, советую, иногда и контролирую.
Понимаете, что еще… За последние двадцать лет заболеваемость раком в Татарстане выросла в два раза (в том числе и за счет лучшего диагностирования), но при этом все же увеличивается и продолжительность жизни онкологических больных. Значит, с раком можно бороться, значит, мы не зря работаем.
Да, у нас пациенты умирают чаще, чем в терапевтических отделениях. И, как и любому моему коллеге, мне это больно… Ведь, поверьте, мы делаем все, чтобы они жили долго. Но я считаю, что на своем месте, на месте главврача, делаю больше, чем смог бы сделать за операционным столом. Ведь добиваясь поставок в диспансер суперсовременных препаратов или внедрения новых методик, я создаю своим коллегам условия для того, чтобы они могли сохранить жизнь каждому больному. И ради этого, я готов работать всю жизнь.
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: