О том, зачем ему, инженеру-химику, экология, швейная промышленность и финансовый бизнес; о том, как он сумел стать не только одним из первых в республике бизнесменов, но и известным в России защитником малого и среднего бизнеса, а еще, почему на стене его кабинета висят «трехлинейка» и казачья шашка.

Павел Абрамович, Вы помните свой первый самостоятельный поступок?

— Конечно, помню. Мне было лет пять-шесть. Во дворе я пинал мяч и вдруг так сильно пнул, что тот перелетел через забор. Вообще-то я был послушным и помнил, что мне категорически запрещено одному выходить на улицу. Но что было делать? Я тихонечко приоткрыл ворота, вижу — мяч спокойненько лежит на другой стороне улицы. Машин нет, людей нет… Я рванул через дорогу, схватил мяч и назад. Вот это был мой самый первый самостоятельный поступок.

А вообще-то Вы росли пай-мальчиком?

— Хотя мама у меня — врач, а отец-учитель истории, я не был ни чересчур домашним, ни особо хулиганистым. В свободное время — на улице с мальчишками: то футбол, то велосипед. В средних классах я был щуплым, не спортивным, и очень быстро рос. Начал заниматься баскетболом, фехтованием, но стал искривляться позвоночник, и мне пришлось бросить спорт. Да и все равно спортсмена бы из меня и не получилось — конституция не та.

Я рано научился читать и читал много (даже на ходу, по пути из библиотеки). Школу закончил всего с тремя четверками — по русскому, украинскому и английскому языкам. До сих пор не понимаю, почему «четверки»: ведь литературу любил, русский и украинский знал в совершенстве. Правда, сочинения меня часто подводили: я ведь писал, что думал. Например, на тему «Базаров — предвестник чего-то там» я написал, что человек, который после ловли лягушек грязным садится за стол, не может считаться преданным труду представителем нового поколения, это просто невоспитанный хам.

Учился я с удовольствием и все успевал: уроки, книжки, всевозможные олимпиады по гуманитарным предметам. Хотел быть археологом, очень увлекался античной историей. Да и по натуре я, все-таки, видимо, гуманитарий.

Почему же поступили в технический вуз?

— А он мне был предопределен. Родители все время внушали мне, что не инженеру заработать на кусок хлеба трудно. Кроме того, на Украине в то время евреям на гуманитарные факультеты поступать было гораздо сложнее, чем украинцам или русским, а инженерное образование получить было можно.

Физику я не любил, а химия давалась мне легко, да и преподавал ее один лучших педагогов в городе — старый украинец, фронтовик. А еще у нас был очень сильный учитель труда, настоящий самородок, имевший два авторских свидетельства. Он сколотил группу ребят, и мы по его разработкам смастерили эпидиаскоп, проецировавший изображение с предметного стекла микроскопа на экран. Увеличение было не очень большое, но позволяло, например, крылышки насекомых рассматривать. Наш прибор экспонировался на Выставке достижений народного хозяйства в Москве, а мы получили грамоты и медали «Юный участник ВДНХ».

Дальше — больше. Девятиклассником я занял первое место в городской химической олимпиаде, потом — в областной, потом стал лауреатом украинской олимпиады (анилин синтезировал) и получил за свои достижения грамоту ЦК ВЛКСМ Украины. На химию я уже убил столько времени и так хоро
шо ее знал, что после школы передо мной вопрос «куда поступать» не стоял, надо было только выбрать город. Поскольку казанская химическая школа всемирно признана, в семнадцать лет я поступил в КХТИ на инженерный факультет (как оказалось, на «физику и механику быстрых процессов»). И хоть не знал физику так хорошо, как химию, но справился.

В те времена многие студенты занимались общественной работой. У Вас была какая-то «нагрузка»?

— А как же? Вот тогда я и научился распределять время, иначе бы совсем пропал — ведь мне все было интересно. Со второго курса — староста группы, потом пошел по профсоюзной линии — студенческий профком факультета, института. Занимался научной работой, а на шестом курсе у меня уже была своя группа из студентов младших курсов, и мы вели хоздоговорной проект. Представляете, я получал повышенную стипендию в 75 рублей да еще и полставки лаборанта! У меня, у студента, зарплата была больше, чем у рядового инженера. Жил я сначала на квартире, потом в общежитии.

Институт закончил с отличием, распределился на Казанский моторостроительный завод. Но меньше чем через год вернулся в институт на кафедру «процессы и аппараты химической технологии». Мы делали настоящее лазерное оружие, и когда в газетах писали, что «звездные войны — происки империалистов», я только посмеивался, потому что сам на заводе разрабатывал то же самое.

Почему же Вы ушли с завода — семья, маленькая дочка и зарплата выше, чем в институте?

— Я же по базовому образованию инженер-химик, а большинство людей в лаборатории занимались физическими исследованиями. Представляете: заданий немного, народу — огромное количество, и все слоняются из угла в угол. Утром бежишь, чтобы вовремя проходную проскочить, а после завода — скорее домой, в настоящую жизнь, ведь здесь весь день чаи гоняешь. Ну, мне и захотелось чего-то другого.

Все-таки, советское образование давало хорошую фундаментальную подготовку (в том числе и в области химии, химических технологий). Ведь в институте я работал не совсем по своей специальности, а за два года стал руководителем самой большой тогда группы, у меня появились статьи, авторские изобретения. Поступил в аспирантуру Московского химико-технологического института и писал кандидатскую диссертацию уже той специальности, которой учился. Когда же защитился, понял, что знаний по математике для докторской мне не хватает, и поступил на мехмат КГУ, получил «второе высшее».

И вместо докторской диссертации Вы занялись политикой, которая и увела Вас из науки…

—  Но зато она-то и привела в бизнес.

Помог «административный ресурс»?

— Совсем нет. Как говорил Остап Бендер: «Пятнадцать рублей не деньги, важна идея!» А идеи в то время витали в воздухе.

Когда при Советской власти, я втянулся в политику и стал одним из создателей Народного фронта РТ, пятьдесят процентов членов нашей организации были городскими сумасшедшими, а пятьдесят процентов — интересными, активными, думающими людьми. Тогда мы, пытаясь перестроить страну, обсуждали невероятное количество различных тем. Среди них, одной из самых модных и новаторских для Советского Союза, была тема экологии.

А в нашей организации какие-то нездоровые антиядерные активисты постоянно говорили о мутантах в казанских озерах. Мне эта ерунда надоела, и я сказал, что если заниматься экологией, то надо не болтать, а разрабатывать технологические решения очистки сточных вод и газовых выбросов. А потом подумал, почему бы мне самому за это не взяться? Так вот из пустых разговоров возникла мысль об Экологическом центре.

Мы с обкомом комсомола и с КХТИ создали Коммерческое предприятие Научно-технический центр «Экология». И, между прочим, Вы видите перед собой предпринимателя, который впервые в истории республики стал членом Коллегии Государственного Комитета природы (представляете, предприниматель введен в структуру советского министерства!). В 1990 году Госкомприроды и ряд предприятий стали учредителями негосударственного банка «Татэкобанк», который активно работает до сих пор. Мы создали первый в республике негосударственный экологический фонд. А вскоре появился российский закон «Об экологии», Центр стал государственной структурой, и мне уже работать там было неинтересно.

Ну, не чиновник я! Нет, подчиняться я могу, но не могу изображать видимость деятельности, бегая по каждому пустяку
к начальнику, несмотря на то, что сам в состоянии решить вопрос. Не интересно мне это…

В 1992 году организовал и почти восемь лет возглавлял Инновационную аппаратурно-технологическую ассоциацию «ИНАТА», занимавшуюся внедрением научных разработок в области химических процессов и аппаратов. А через три года прослушал курс лекций и получил Диплом Правительства России как специалист по антикризисному управлению, оценки бизнеса и оценки недвижимости.

Вскоре меня попросили помочь правильно обанкротить одну из казанских швейных фабрик. Я сначала согласился, но когда ее увидел, меня посетила совершенно безумная идея — не банкротить, а реорганизовать. Оставил ИНАТА и стал наемным работником (директором) на швейной фабрике, тогда еще даже не будучи ее совладельцем. Интересно было — смогу ли я реорганизовать предприятие отрасли, в которой ничего не понимаю.

Смогли? И какой кровью?

— Признаюсь, большой. Я за эти годы через многое прошел (даже через суды), но сумел не только отстоять производство, но и убедить его хозяев купить еще три разорившиеся швейных фабрики: в Зеленодольске, Чистополе и в поселке Аракчино. Полностью поменяв технологию, объединил их в швейное объединение «Альтон» и целый год готовился к конкурсу на право экспортировать свою продукцию в Англию и Германию. Мы этот конкурс выиграли, и в 2000—2004 года нашили для заграницы 800 тысяч изделий. Потом я продал эти фабрики и создал Центр микрофинансирования, который выдает микрозаймы предпринимателям, занимающимся малым и средним бизнесом.

Сейчас вот обдумываю очередную идею: хочу из моей финансовой сети создать компанию, которая стала бы многопрофильным финансовым супермаркетом. В офисах, в одном месте, будут оказывать предпринимателям множество финансовых услуг: выдавать займы, принимать вклады, страховать; здесь же заработают кредитные кооперативы, электронные торги имущества. Но, главное, чего здесь не будет — пренебрежительно-советского отношения к клиенту. Уже сейчас наши сотрудники понемногу привыкают к мысли: «я — никто, клиент — все, и я здесь до тех пор, пока нужен ему».

Извините, но я уже запуталась… а какой у Вас бизнес сейчас?

— У меня их несколько: Бизнес-центр «Альтон» на Булаке, переделанный из той первой казанской швейной фабрики, Зеленодольское швейное предприятие, Центр микрофинансирования и финансовых услуг, инновационное предприятие «Флок» (линия по производству флокированной бумаги), ну и так далее.

Зачем же Вам все это?

— А почему бы и нет? Предпринимательство — такая же творческая профессия, как профессия художника, музыканта, писателя, танцовщика. Понятно, что для создания собственного дела необходимо соответствующее образование, но если у тебя нет предпринимательского таланта, то ты просто останешься хорошим мастеровым, ремесленником, но не Биллом Гейтсом, Фордом, Коркуновым. И для меня бизнес — не зарабатывание денег, а творчество, настоящее творчество. Поэтому я создаю разные бизнес-структуры, когда же теряю к ним интерес, то продаю их или передаю в управление другим людям (как швейное дело, например) и начинаю что-то новое.

Но при этом Вы еще и всерьез занимаетесь политикой…

— Да, мне, как капиталисту, абсолютно близка правая либеральная идеология. Государственную карьеру делать не собираюсь, а вот в «Опоре России» — самой крупной российской общественной организации предпринимателей малого и среднего предпринимательства — я уже семь лет.

Сначала возглавлял ее региональное отделение в Татарстане, а после избрания вице-президентом стал заниматься региональной политикой, но уже на федеральном уровне. Этой организации отдаю времени не меньше, чем бизнесу, поскольку считаю ее деятельность нужным, полезным и важным делом. Между прочим, если бы удалось внедрить в экономику России все разработки, подготовленные «Опорой» за эти годы, то сегодня мы могли бы в очень сложный период экономического кризиса реально защитить бизнес (особенно малый). Кстати, многое из того, что уже принято правительством по развитию предпринимательства в стране, предложила именно «Опора». Только мы об этом говорили давно, а работать оно начинает сейчас — вечно у нас долго запрягают.

Тьфу, тьфу, тьфу, у Вас вроде все получается и в работе, и в политике, и в жизни. Признайтесь честно, а Вы, случайно, не «везунчик»?

— Везунчик? Вряд ли… Мне вообще кажется, что я — рабочая лошадь, которой везет, потому, что она везет. Всю жизнь работал и работал. Вечно шел туда, куда мне идти не советовали, мол, «низя». «Низя», а мне интересно. Ну и делал. И получалось.

Вот недавно мне стукнуло пятьдесят пять, а я чувствую себя тридцатилетним, и мне кажется, что многое еще успею. Просто надо жизнь надо воспринимать такой, какая она есть, а к себе относиться с иронией. Банально, но выстрадано.

Все время хочу спросить: а почему у вас в кабинете рядом с плакатом «Ты защищаешь малый и средний бизнес?» висит винтовка-трехлинейка и казачья шашка?

— Я вдруг неожиданно начал увлекаться оружием. Видимо, не наигрался в детстве. Вот нравится мне оружие и все. Хотя это и нельзя назвать настоящей коллекцией. У меня есть винтовка, кинжалы, шашка, которую недавно друзья на юбилей подарили. Это, конечно, новодел и она не до конца заточена, зато на клинке надпись: «Пламенному защитнику малого и среднего бизнеса». Знаю, что иронизируют, а все равно приятно…

В Татарстане официально открыли завод «Татлифт», который занимается выпуском лифтового оборудования. В церемонии принял участие Раис РТ Рустам Минниханов.

Предприятие производит пассажирские лифты полного цикла. Создание завода началось в 2020 году, в феврале 2024 года инспекция Госстройнадзора выдала заключение о соответствии требованиям.

«Мы запускаем производство татарстанских лифтов. В 2020 году мы рассматривали этот проект, и сегодня он уже представлен здесь. Есть большие планы по выпуску продукции, это и скоростные лифты, и другие модели», — сказал Минниханов.

Сейчас производственная мощность предприятия составляет до 1,5 тысячи лифтов в год, но компания планирует развиваться. До 2030 года в рамках второго этапа здесь собираются построить испытательную башню и организовать производство лифтовых комплектующих. Прорабатываются задачи автоматизации производственных процессов. Это позволит увеличить годовой объем выпуска лифтов в два раза — до 3 тысяч в год.

Продукция предприятия предназначена для российских регионов, а также для экспорта. Ее планируют использовать в рамках программы замены устаревшего лифтового оборудования по программе Фонда жилищно-коммунального хозяйства РТ.

До 2025 года на предприятии создадут до 200 рабочих мест, а до 2030 их число увеличится до 300. Объем инвестиций в проект составил 950 млн рублей.

Минниханов Рустам Нургалиевич

Глава - раис Республики Татарстан