Владимир Александрович Попов в этом году номинирован на премию им. Габдуллы Тукая. В середине марта в Казани открывается экспозиция его работ, а также готовится к выходу альбом, посвященный каллиграфии художника. Он пишет каждый день. Творит в русле канонического искусства каллиграфии, но не следует канонам и остается свободным творцом. Каллиграфы из мусульманских стран не отторгают, а высоко ценят работы русского художника из Татарстана.
— Владимир Александрович, как у Вас получается не нарушать каноны каллиграфии, но и не следовать им?
— Я пишу тугры, не нарушая ни одного закона каллиграфии, и при этом создаю авторские произведения, ведь я же живописец! Я использовал в своих работах более семи почерков. В каждом из них буквы пишутся по-разному, мало того, написание отличается в зависимости от позиции буквы в слове. Скажем, один канон написания придумал некий Мухаммад Сабрия, живший в Персии в 14 веке. Этот почерк называется дивани — самый изысканный, пластичный, музыкальный, я его очень люблю и часто использую. Тугры первым лицам государств разрешалось писать только этим почерком. Использую почерк куфи, шихаста и другие — все они очень разные.
Я в своих работах совмещаю фактически несовмещаемое по законам искусства, потому что работу принято создавать в одном стиле, а я — как мне хочется, могу и несколько стилей объединить.
Вот представьте, что вашим любимым блюдом вас кормили бы целую неделю, с утра и до вечера — конечно, надоест. Так вот и в искусстве нельзя повторять тысячу раз придуманное тысячи лет назад каллиграфами, надо придумывать свое.
Вот, например, моя личная тугра: имя «Владимир Попов» арабской вязью, парус и, как у Рериха, знак из трех цветов — символ объединения мира.
— Почему парус?
— Бродяга! Каждый год я уезжаю в творческие командировки, с этюдником, с палаткой. Человеку нужны эмоции, и я учусь у природы, даже каллиграфии. Если смотреть на тугры и шамаили, не зная арабского, ничего не понятно, но красиво.
У меня в 2000 г. была выставка в Музее Востока. И вместо положенных 13 дней экспозиция держалась 44! Такая выставка в Москве для периферийного художника — это очень много значит. И все шли и шли люди… Там были такие отзывы, например, женским почерком: «Я ничего не поняла, что здесь увидела, но я получила наслаждение!».
Конечно, кто не может прочитать надпись на арабском, для того тугра — это абстракция. Но если это композиционно, по форме, по прокладке и соединению линий, по их пластике выверено и гармонично, то это приятно глазу, как музыка, ведь она тоже абстрактна.
В зале тысяча человек, и исполняют новое произведение композитора — все слушают, но воспринимают по-своему, у каждого возникают личные ассоциации: один вспоминает родину, другой — первую любовь… Вот так и с произведениями каллиграфии.
— Вы ради занятия каллиграфией выучили арабский язык?
— Передо мной всегда арабский алфавит, я его использую, но каждую букву я изменяю, как мне хочется. При этом все мои тугры читаются людьми, владеющими арабским языком. В произведениях нет ни одного чисто художественного элемента — все является частью надписи, все читается. Однако мои буквы не повторяют ни один из существующих канонических вариантов написания, а их — почерков каллиграфии — существует более двадцати. Каллиграфы, работающие в рамках канона, изучают эти почерки с трех лет, чтобы с точностью до миллиметра соблюдать пропорции букв, их толщину
У меня сейчас есть ученица. Она казанская, но учится в Турции, изучает теологию. Она уже сделала несколько своих работ и выставляла их на моей экспозиции в Минске. Вот приедет летом на каникулы сюда, и продолжим занятия. А пока я ей посоветовал там, в университете Турции, подойти к учителю каллиграфии и показать свои работы. Там преподаватель работает строго в рамках канонов и учит традиционной каллиграфии — до миллиметра буквы выводить, делать изгиб и утолщение строго в нужном месте. Мне интересно было, что он скажет. И вот она рассказывает: преподавателю понравились ее работы.
Затем она устроилась на платные курсы к городскому каллиграфу. И тоже, когда принесла свои работы, он с большим интересом их изучал и велел приносить на занятия, чтобы показывать как пример. И вскоре сказал, что она уже на голову выше всех учеников, хотя только-только начала заниматься. Я ей велел научиться традиционному искусству каллиграфии, впитывать, как губка. Эти люди, ее учителя в Турции, они скованы оковами традиции, но они в душе тоже художники, им тоже хочется определенной свободы, поэтому они так благосклонны к ее работам.
Я неуемный по характеру человек.
За свои 67 лет творческого стажа попробовал практически все виды искусства, прошел все, кроме скульптуры. Я станковой живописи отдал более 25 лет, потом всеми видами станковой графики занимался около 20 лет, теперь вот уже почти 20 лет занимаюсь этим искусством, каллиграфией. И вот поставил себе задачу делать тугры — личные знаки человека — в понимании, близком понятиям экслибрис или личный герб. Причем в этом знаке любыми возможностями, какие только дает каллиграфия, подчеркивать какую-то черту характера. И вот некоторые мои тугры называют портретами — значит, мне это удается.
— Тугра может выражать сакральное? В религии, где запрещено изображение Бога, она дает возможность на языке каллиграфии сказать «Бог»?
— Да. Я Аллаха выражаю в своих произведениях совершенно по-разному: и надписью бисмилля, и точкой, и звездочкой. У меня есть тугра — бисмилля — это не просто начертанное изречение «Во имя единого Бога», но оформленное особым образом. И в этой форме, напоминающей какой-то средневековый сосуд, мне удалось выразить такую мощь и силу! Ведь речь идет о создателе всего и вся, и великого космоса, и мироздания, и нашей солнечной системы, и планеты Земля, и человечества — неслучайно, за формой сосуда-вместилища энергии просматривается и фигура человека.
— Вы изучали религиозные тексты?
— Конечно, я придерживаюсь Корана неукоснительно.
Выбираю интересные для меня материалы, абзацы, вот и Библия тут рядом, потому что мусульманство и христианство, вообще все религии мира — из одного источника.
Я верю в Единого Бога и уважаю все религии, поэтому меня отлично принимают все конфессии. С исламом роднит именно вера в единого Бога. Мне Пиотровский написал в письме, что я делаю свои мусульманские вещи, придавая им межцивилизационный аспект. Это так, я не только для татар делаю, фактически я работаю на весь мир, потому что во всем мире я уже известен. На всемирном форуме Корана и каллиграфии я завоевал второе место среди каллиграфов-представителей 17 мусульманских государств.
— Наверное, в других странах хотят купить Ваши работы?
— Я не продаю.
— А в дар преподносите?
— У президента Ирана есть большое полотно с выставки — как раз после того форума я ему преподнес. По приглашению правительства Ирана я жил в этой стране 15 дней на всем готовом, в шикарном отеле, мне оплатили проезд туда и обратно, в любом ресторане я мог заказывать любое блюдо, ничего с меня не брали — я жил, как при коммунизме. Обещание «от каждого по способности, каждому по потребности» я ощутил там за эти 15 дней пребывания. И тем более еще второе место завоевал на таком серьезном форуме. От правительства мне презентовали огромный Коран в кожаном переплете, писаный золотом.
— В каких еще странах видели Ваши произведения?
— Я работаю при поддержке министерства иностранных дел РФ. И серьезную помощь я получил от органа татаро-японской дружбы «Сакура», который ведет Асия Юсуфовна Садыкова. Она фактически со мной работает уже около 10 лет. За это время выставки моих работ прошли в таких странах, как Египет (Александрия), Ливан, Сирия, Иордания, Марокко (Рабат), Турция (Анкара, Стамбул), Белоруссия (Минск, Гродно, Витебск, Ивье).
А в 2007 году в Москве МИД РФ проводил международную конференцию всех руководителей своих культурных центров за рубежом при посольствах, а их 150 или больше. И пригласили меня выставить работы для делегатов. И тогда фактически наша с Садыковой выставка была приглашена в 24 государства мира — на все континенты, только в Антарктиду не пригласили.
Мои работы не противоречат законам шариата, потому что я эти законы уважаю и ничего не нарушаю, поэтому и у суннитов, и у шиитов я хорош, и у других: очень много разных ветвей в Исламе.
— Вы только выставляете работы, а в собственность музеям зарубежным не отдаете?
— Не отдаю. И вывожу я не подлинники, а копии. Это рукодельные работы, которые выполнены мной специально для выставок формата А3. Их можно вывезти за рубеж без таможни.
Я только раз вывозил подлинники в 2000 году в Иран, и так замучался с холстами: в самолет невозможно пронести, в багажное отделение не берут, приходилось снимать с подрамников, скручивать в рулоны, там заказывать новые подрамники, экспонировать, потом опять разбирать, в рулоны и домой. После этого я решил, что больше подлинники не повезу, тем более, что на них надо оформлять документы на вывоз.
Для меня был большой сюрприз: в 2008 году на международной книжной ярмарке Россия выставила огромную, 1500 страниц, энциклопедию всех религий мира. Над этим изданием работали 5 университетов и две академии. Так вот, в разделе, посвященном Аллаху, там всего две иллюстрации: первая — обычное написание каноническим простым почерком слова Аллах, а вторая — Пророк Мухаммад — моя работа. Было большой неожиданностью, что ученые из всего мирового наследия каллиграфов выбрали именно мою работу. Эту энциклопедию я подарил Ильдару Ханову, мы с ним дружили…
У меня есть две тугры Ильдара Ханова: на первой он как творец своего создания — Вселенского храма, а вторая написана после его смерти — это тугра-память о великом мастере, и в ней я ни одной буквы не использовал, просто дал символ его характера, творчества — всплеск энергии.
На выставке по случаю Тукаевской премии я выставляю памятные тугры, написанные уже после ухода людей из жизни, в том числе и тугру Ильдару Ханову.
Также выставляю тугры для особых людей нашей республики. В Булгарах я познакомился с удивительной женщиной: она три раза ходила в хадж — на мой взгляд, это подвиг. И у меня есть работа «Тугра женщины из Булгар, трижды совершившей хадж». В написании ее имени отражена душа, видна женская фигура и воспоминание о Мекке — вот в уголке этот клин журавлей, улетающих куда-то туда, за Средиземное море…
— Для Вас, как автора, какая общая идея объединяет все произведения?
— Все международные выставки мои проходят под девизом «Каллиграфия за мир». Там нет покосившихся заборчиков, лебедей и прочее. Вот только журавли появились на вышеупомянутой тугре первый раз… Тематически все работы с большим смыслом.
Я прошел всю войну: с 41-го по 45-й год был на фронтах. Ушел добровольцем в 17 лет. Мы прошли 1250 км — я циркулем на карте подсчитал. Это расстояние от села Поповка, что между Харьковом и Киевом, там первый бой приняла наше противотанковое соединение, и от него почти ничего не осталось, но отбили атаку. И вот оттуда я отступал аж до Северного Кавказа.
Освобождали Кавказ, Харьков, Киев, Белоруссию, Польшу, Литву, Латвию, Эстонию, Пруссию. И еще Берлин не был взят, командование нашу дивизию бросило на Эльбу, чтобы остановить продвижение союзных войск. Вот такой я прошел путь и видел то, что не дай Бог еще раз увидеть и перечувствовать. И поэтому я вышел из войны противником всякого насилия. Во всех видах своего творчества я призываю людей не воевать, не конфликтовать. Считаю, что я еще не вышел из этих рядов борьбы за мир до сих пор.
Я фанат, работаю не для себя, не для того, чтобы продать эти работы. Чтобы продавать, их другими надо делать, иные темы выбирать. А я работаю только для выставок, чтобы показать людям это искусство.
И у меня тысячи отзывов с благодарностью — это меня поддерживает, убеждает, что я все-таки живу недаром на этой земле.
— Ваша жизнь сейчас по-прежнему целиком и полностью посвящена творчеству?
— Да, у меня только работа, без отдыха фактически. И раньше было также: даже если покупал путевку в санаторий, то всегда брал с собой этюдник и в свободное время рисовал. И до сих пор я такой ненормальный человек, свободного времени нет.
— Над чем сейчас работаете?
— У меня много больших работ, пока не завершенных, сейчас дорабатываю их. Шариат не запрещает рисовать природу, поэтому часто пишу тугры поверх пейзажей, объединяю две работы в одной.
— Как строится работа над тугрой: ее пишут за один присест?
— Нет, работа может растянуться на несколько лет, как и над живописным полотном. Иногда начинаешь писать тугру, отставляешь, проходит год, два, три. У меня это даже зафиксировано на самих полотнах: год начала работы, продолжения, внесения изменений.
Это очень важно, ведь когда что-то добавляешь, смысл произведения углубляется.
Сейчас дорабатываю свои ранние произведения, а вместе с тем и развиваю каллиграфию, совершенствую, потому что нельзя идти все время уже найденными путями, каждый старается найти новую дорогу, космос изменяется, земля изменяется…
И мы с вами ежеминутно меняемся, а почему каллиграфия должна быть на одном каком-то мертвом этапе?!
Беседовала Нина Максимова
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: