— На самом деле, — продолжил Ави, — когда в наших сердцах война, мы не только навлекаем на себя неудачи: мы активно вкладываемся в них. Позвольте привести пример.
Однажды в субботу, — начал он, — я вернулся домой примерно в 17:45, за пятнадцать минут до встречи с другом, с которым я договорился поиграть в теннис. Но была одна проблема: я обещал своей жене Ханне, что постригу газон.
В комнате послышались понимающие смешки
— Так вот, я побежал в гараж, вывез газонокосилку и быстро-быстро постриг газон. А потом убежал домой, чтобы пере одеться для игры в теннис. Пробегая мимо Ханны, я пробормотал что-то о том, что собираюсь поиграть в теннис с Полом. Я уже почти дошел до лестницы на второй этаж, и тут Ханна спросила меня: «А края подстригать ты не собираешься?»
Я остановился как вкопанный. «Края подстригать не нужно, — сказал я. — Не в этот раз».
«А по-моему, нужно», — ответила она.
«Да ладно тебе, — запротестовал я. — Думаешь, кто-то пройдет мимо нашего дома и скажет: ой, смотри, Мардж, Розены не подстригли края газона? Не будет такого!» Это, впрочем, ее нисколько не убедило, так что я добавил: «К тому же я заехал колесами газонокосилки на бетонные дорожки, когда косил возле краев. Все выглядит нормально».
«Ты сказал, что подстрижешь газон, — сказала она. — А это значит, что и края тоже».
«Нет, не значит! — возразил я. — Газон — это газон, а края — это края. Подстригать края каждый раз, когда косишь траву на газоне, не обязательно. Это просто смешно. И вообще, я уже опаздываю на теннис. Хочешь, чтобы Пол там стоял и ждал, да?»
Я решил, что теперь-то уже ей предъявить нечего, но тут она сказала: «Ладно, хорошо, тогда я сама подстригу края».
Снова послышались понимающие смешки.
— Давила на совесть, да? — впервые заговорил Мигель, хриплый голос которого вполне соответствовал внешности. Его жену, Риа, эти слова явно не слишком порадовали.
— Именно, — ответил Ави. — Мне не хотелось, чтобы она этим занималась, так что я сказал ей, что, может быть, подстригу края, когда вернусь. Потом переоделся в теннисную форму и ушел.
Домой я вернулся уже затемно. Я впервые обыграл Пола и был этому очень рад. Я прошел на кухню, открыл холодильник и налил себе стакан апельсинового сока. И, едва сделал большой глоток, вошла Ханна. Я быстро убрал стакан ото рта и уже собирался сказать «Я обыграл Пола!», и тут она спросила: «Ты собираешься подстригать края?»
Радость тут же улетучилась, сменившись тем же раздражением, в котором я пребывал пару часов назад.
«Ты что, все эти два часа сидела и думала только о том, достригу ли я газон? — насмешливо спросил я. — О, как трогательно».
«Но ты же сказал, что подстрижешь края, когда вернешься», — ответила она.
«Я же сказал: может быть, подстригу, — возразил я. — Я же не думал, что когда вернусь, будет уже так темно».
«Но ты же обещал».
«Ты что, хочешь, чтобы я себе глаз выколол, или что? — спросил я. —Ты этого хочешь, да? На улице и без этого хоть глаз выколи. Я не смогу надеть темные очки».
«Тогда я сама подстригу края», — сказала она.
— Черт возьми, ну и пусть стрижет тогда! — воскликнул Лу. — Если уж ей так этого хочется, пусть стрижет газон сама! Несколько человек усмехнулись, особенно громко хмыкнул Мигель. Кэрол сжала губы.
— Я поступил иначе, Лу, — ответил Ави. — Я поднял голову, словно в молитве, сделал глубокий вдох и сказал: «Хорошо. Я подстригу газон, чтобы сохранить мир в семье». После этого я ушел в гараж, вытащил триммер и подстригал края газона целых два часа. Хотела подстриженные края — будут ей подстриженные края!
Снова послышались смешки. Мигель так энергично фыркнул, что чуть не подавился воздухом.
— Но подумайте вот о чем, — продолжил Ави. — Сохранила ли моя работа мир в семье, когда я вернулся домой?
Все дружно помотали головами. Даже Лу, хотя сам этого
не заметил.
— А не сохранила она мир в семье по одной простой причине: мое сердце по-прежнему хотело воевать с Ханной. Она казалась такой узколобой, невнимательной, требовательной, нерассудительной и холодной — причем вне зависимости от того, достриг я газон или нет. Мое поведение изменилось, а вот мои чувства к ней — нет. Собственно говоря, чем дольше я подстригал газон в темноте, тем хуже она мне казалась. Когда я ткнулся лицом в живую изгородь, потому что в темноте ничего не было видно, я даже почувствовал странную радость. Для меня это стало лишним доказательством того, насколько неразумно повела себя Ханна.
Как вы наверняка уже себе представили, когда я вернулся домой, наши чувства друг к другу проявлялись в каждом слове, взгляде и жесте. Собственно, мы уже даже менее вежливо разговаривали друг с другом, чем раньше — и это меня раздражало еще больше. Я только что, рискуя зрением, выполнил ее ничем не оправданное требование — а она все равно на меня злится! «Вообще-то могла бы и спасибо сказать, — твердил я себе. — Но нет, ей невозможно угодить!»
Мигель закашлялся от смеха и поднес ко рту бочкообразный кулак, чтобы хоть немного приглушить извержение звуков.
— Что такое, Мигель? — спросил Ави. Мигель вытянул руку перед собой, прося Ави чуть подождать, пока он не придет в себя.
Ави и сам широко улыбнулся, наблюдая, как здоровяк пытается справиться с попавшей в рот смешинкой.
Прокашлявшись, Мигель наконец ответил чуть сдавленным голосом:
Простите. Ваш рассказ мне кое о чем напомнил, — сказал он. — Это случилось позавчера.
Риа уставилась на него, широко раскрыв глаза.
— Мне пришлось вымыть посуду. Я знал, что Риа разозлится, если я ее не вымою. Хотя мне рано утром надо вставать на работу.
Лу едва заметно улыбнулся, представив, как этот детина, наклонившись над раковиной, послушно моет посуду.
— А потом, — продолжил Мигель, — когда я закончил, она пришла на кухню и стала шнырять глазами туда-сюда. Хотела проверить, правда ли я все сделал.
— Неправда! — энергично запротестовала Риа. Даже слишком энергично.
— Правда. Ты всегда так делаешь.
— Я просто пришла, чтобы взять что-нибудь поесть.
— Ну да, ну да, — засмеялся он. — Конечно, ты искала в раковине еду.
Теперь засмеялся уже и Лу.
Риа покраснела.
— Знаешь, я бы так не делала, если бы ты всегда убирал за собой, как должен, — парировала она.
Мигель покачал головой.
— Полагаю, вы рассказали об этом, Мигель, — вмешался Ави, — потому что ощущали те самые воинственные чувства, о которых мы говорим?
— Верно. Но кто бы их не почувствовал, правильно? Она же сама призналась, — сказал он, показывая на Риа. — Все время нависает надо мной. Проверяет, что я делаю. Думает, что у меня все получается плохо.
Кэрол встрепенулась.
— Может быть, она не нависает над вами, Мигель? Может быть, ей просто надоело делать все самой?
Лу ошеломили эти слова — отчасти потому, что он чувствовал в Мигеле родственную душу, отчасти потому, что это было так непохоже на Кэрол: ставить кого-то на место.
— Что Мигель тебе сделал, Кэрол? — спросил он. — Может быть, этой женщине стоит поблагодарить мужа, что он находит время помыть посуду, несмотря на то что на нем лежит еще и груз семейного благополучия?
— О, значит, женщины не несут свою долю груза, да, Лу? —заговорила незнакомая женщина, которую Лу заметил, когда они только вошли в комнату. Ей, похоже, надоело слушать, как Лу постоянно лезет во все разговоры, и она решила наконец высказаться.
— В том числе и карьерного груза? — продолжила она. — Вы хотите сказать, что только мужчины знают, каково это?
Если уж на то пошло, может быть, вы женщин и по именам-то не называете? Вот эта женщина, вон та женщина. Или, хуже того, я — вон та черная женщина. Вот так все у вас, да? Мы должны быть счастливы лишь потому, что можем что-то сделать для вас? У вас дома и в вашей компании тоже все так устроено?
Вопрос показался Лу совершенно неожиданным. Он уже готов был запротестовать, но Ави успел заговорить раньше.
— Мы сейчас говорим о войне в наших сердцах, — сказал он. — Гвин, Лу, Кэрол, Мигель, Риа, все остальные, вы понимаете, о чем я говорю? Как мы все сейчас смотрим друг на друга? Как на союзников? Как на врагов? Это все чувства, связанные с войной.
Лу посмотрел на свою обидчицу, сидевшую с другой стороны от Элизабет. «Значит, ее зовут Гвин», — подумал он.
Ави ненадолго замолчал.
— Давайте, осмотритесь, — сказал он. — Мы видим вокруг людей или объекты?
Большинство присутствующих старались не смотреть друг другу в глаза, несмотря на просьбу оглядеться.
— Когда мы начинаем смотреть на других как на объекты, — продолжил Ави, — мы провоцируем их: сделайте нашу жизнь еще труднее. Мы буквально просим других усложнить нашу жизнь. Мы провоцируем в других именно то, что нам больше всего не нравится.
— Как это? — спросил Лу.
— А вы разве этого не чувствуете? — спросил Ави. — Эмоции выходят из-под контроля, и мы начинаем провоцировать друг друга на враждебные замечания и чувства.
Лу пришлось признать, что он действительно это чувствует.
— То же самое произошло и в моем конфликте с Ханной, — продолжил он. — Давайте попробуем изобразить это схематично и, полагаю, вы поймете, что я имею в виду. Для начала, — сказал он, — Ханна попросила меня подстричь края газона, правильно? А потом начала жаловаться и изводить меня, когда я отказался.
Он нарисовал на доске схему.
СХЕМА КОЛЛИЗИИ
— Почему вы называете это «коллизией»? — спросил Петтис.
— Через несколько минут вам станет ясно, — ответил Ави. —Обязательно напомните, чтобы я к этому вернулся, хорошо?
Петтис кивнул.
— Когда Ханна попросила меня подстричь края газона, — продолжил Ави, — что, по вашему, я о ней подумал?
— Что она требовательная, — ответил Мигель. Покосившись на Риа, он добавил: — И неразумная.
Ави записал это в таблицу под пунктом 2.
— Давайте по-честному, — сказал Лу, — она же пилит его. Нет, я не хочу сказать, что она всегда такая — готов поспорить, Ханна чудесная женщина. Но в этом случае она могла просто сделать все сама и перестать жаловаться.
— Так, хорошо, Лу, — усмехнулся Ави, дописав в таблице «пилит меня». — Будет ли справедливым сказать, что я относился к ней как к объекту?
— Как к препятствию. Определенно, — ответил Лу.
Ави дописал в таблицу и это.
— Итак, когда я увидел, что Ханна меня пилит — и прочее, что мы перечислили во втором пункте, — как я себя повел?
Что я сделал?
— Вы стали протестовать, — ответила Гвин. — Считали, что не должны это делать, и так ей и сказали. Вели себя довольно по-детски, хочу заметить.
Ави доброжелательно улыбнулся.
— Да, спасибо, Гвин.
— О, всегда пожалуйста, — ответила она не без стали в голосе.
— Итак, я запротестовал, — повторил Ави, записывая это в третий пункт таблицы. — Что я еще сделал?
— Я бы сказала, что вы попытались помочь ей более разумно взглянуть на ситуацию, — высказалась Элизабет. — И, кстати, я не считаю, что вы вели себя по-детски, — добавила она. — Вы, конечно, были недовольны, но это не детская обида. В конце концов, вы же подстригли газон, хотя очень спешили. Вы лишь хотели вовремя успеть на встречу.
— Да, на свою встречу, — сказала Гвин. — В этом-то и дело. Может быть, у нее тоже были свои планы. Что она хотела сделать? Это разве не важно?
— Хорошо, Гвин, — вставил Лу. — Скажите мне, ради каких своих планов Ханна заставила Ави стричь газон, да еще и немедленно? Как это связано с ее планами, если предположить, что они вообще у нее были?
— Если предположить, что они вообще у нее были? — насмешливо переспросила Гвин. — Что, у женщин не бывает планов, Лу?
— Конечно, у них бывают планы. Я не об этом. Но не надо делать меня частью вашего плана. Не пытайтесь управлять моей жизнью, а потом вести себя так, словно я нарушил ваши гражданские права, если я не сделаю в точности то, что вы от меня хотите.
— О, так вы еще и расист, — протянула Гвин и кивнула, словно говоря: «Я так и думала».
— Расист? О чем вы вообще? Что с вами такое, леди? Что я вообще вам сделал?
— Гвин, Лу, — умоляющим тоном сказал Ави, — давайте на этом остановимся. Мы можем быть не согласны друг с другом по самым разным вопросам, но многое зависит от того, как именно мы не соглашаемся. Если мы начнем видеть друг в друге объекты, то в конечном счете дойдем до того, что начнем считать друг друга недоговороспособными, а не просто не согласными друг с другом. А после того как это произойдет, мы начнем провоцировать друг друга— точно так же, как я и Ханна. Давайте не будем попадать в ту самую ловушку, суть которой мы хотим понять, чтобы избежать ее.
Эти слова, как и предложение Ави несколькими минутами ранее, похоже, немного снизили градус враждебности в комнате. Но Ави знал, что по большей части это иллюзия. Гнев — или, если точнее, война — уже вскипали прямо под поверхностью и угрожали полностью захватить их мысли и эмоции.
— Давайте вернемся к нашему рассказу, — сказал он.
СХЕМА КОЛЛИЗИИ
— Итак, сначала я спорил с Ханной, — сказал он, показывая на третий квадрант таблицы, — потом попытался поучать ее. А потом, конечно же, я в результате все-таки докосил газон. Собственно говоря, косил я с прилежанием, граничившим с яростью. Так сказать, с настроем. Почти все кивнули.
— Учитывая, как я себя вел и что думал о Ханне, каким, по-вашему, она видела меня?
— Эгоистичным, — ответила Гвин.
— И невнимательным к ней, — сказала Риа.
— И незрелым, — добавила Гвин.
— Так, хорошо. Спасибо, наверное, — иронично улыбнулся Ави, заполняя четвертый квадрант. — Итак, давайте рассмотрим эту ситуацию, — сказал он и отошел от доски.
СХЕМА КОЛЛИЗИИ
— Если Ханна видит меня таким, как мы описали в четвертом пункте — эгоистичным, невнимательным и незрелым, — то меньше или больше она будет склонна настаивать, чтобы я делал так, как она говорит, и жаловаться, когда я этого не делаю?
— Больше, — хором ответили все.
— Соответственно, она будет и дальше поступать так, как описано в пункте 1, я, соответственно, буду видеть то, что описано в пункте 2, и поступать так, как в пункте 3, она увидит меня таким, как в пункте 4, и снова вернется к пункту 1! И мы так и будем дальше ходить кругами, провоцируя друг в друге именно те качества, на которые жалуемся.
Он немного помолчал, давая остальным возможность обдумать эти слова.
— Мы оба провоцируем то самое поведение, которое, по нашим же словам, мы друг в друге ненавидим!
— Но это же безумие, — заметил Петтис.
— Да, Петтис, это безумие. И поскольку так оно и есть, мы называем это коллизией, а не просто конфликтом.
Петтис задумался.
— Не очень понимаю разницу.
— Слово «конфликт» пассивно, — ответил Ави. — Это то, что происходит с нами. Например, то, что мы называем конфликтом, может быть результатом недопонимания. Но многие конфликты совсем не такие. Многие конфликты развиваются именно так, как рассматриваем мы: это ситуации, где стороны активно способствуют сохранению проблем. В таких случаях мы уже не пассивные жертвы недопонимания: мы активно его поддерживаем. Слово «коллизия» описывает этот элемент активного участия намного лучше, чем «конфликт», так что мы используем его для описания конфликтов, в которых стороны навлекают на себя те проблемы, с которыми пытаются бороться.
Ави снова начал писать на доске.
КОЛЛИЗИЯ — Конфликт, в котором стороны навлекают на себя те самые проблемы, с которыми борются.
— И вы правы, — продолжил Ави, — это чистое безумие. Тем не менее этим безумием пронизаны самые разные области нашей жизни. Оно описывает то, что происходит между супругами, которым трудно вместе, между враждующими родителями и детьми, между конкурирующими коллегами, между воюющими странами.
Ави оглядел своих слушателей.
— А еще оно описывает то, что происходит в этой комнате, верно ведь? Мы начинаем провоцировать других на те самые слова и поступки, в которых их обвиняем.
Несмотря на все безумие, этот шаблон межличностного и внутреннего насилия нередко начинает управлять нашей жизнью и жизнью организаций и стран, в которых мы работаем и живем. И это безумие пытается распространяться.
Отрывок из книги предоставлен издательством «МИФ».
Книга в продаже на mann-ivanov-ferber.ru.
Больше книг — в Библиотеке TatCenter.
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: