Почему инновационное развитие «идет вязко»
— На петербургском форуме один из спикеров сказал, что главная беда России заключается в том, что мы не умеем делать из открытий технологии, не умеем коммерциализировать научные разработки. Вы сами оканчивали курс «Основы коммерциализации». Как думаете, почему так?
— Немного неправильно говорить, что мы не умеем делать технологии. Технологии мы делать умеем, но, что действительно правда, не умеем их коммерциализировать. Это одна из основных проблем, почему инновационное развитие у нас идет так вязко. Ответ, с моей точки зрения, кроется в простой плоскости. Делать открытия и делать технологии — это одна компетенция, а выводить их на рынок, продавать технологии — совершенно другая. Поэтому традиционно у нас десятилетиями складывалась и система образования, и менталитет, которые стимулировали изобретательство, технологические решения, мы были очень сильны в естественных науках, но напрочь пресекалось предпринимательство. Коммерциализация — это всегда предпринимательство.
В обществе есть разные люди с разными компетенциями. Та часть предпринимателей, которые были способны коммерциализировать идеи, была вытеснена предыдущими десятилетиями, а ученые поднимались высоко. Сформировался общественный дисбаланс, плоды которого мы сейчас и пожинаем.
В основе любой коммерциализации лежит простая вещь. Ее трудно измерить количественными характеристиками — это дух предпринимательства. Его у нас в стране явно не хватает. Дух предпринимательства — это культура без страха рисковать, без боязни делать большие деньги честным трудом. К сожалению, у нас к таким людям отношение все еще подозрительное. Это все отголоски предыдущих десятилетий. Потихоньку мы это преодолеваем, но преодолеваем тяжело. В этом и заключается основная проблема.
Дух предпринимательства в России очень слаб, потому что он подавлялся с 1917 года. Социалистическая идеология на корню не принимала идею предпринимательства. Предприниматель в сельском хозяйстве — это кто? Кулак. Кто пытался торговать, были спекулянтами, их просто сажали. А сейчас, в наше время, они были бы уважаемыми людьми. В той идеологии тоже было много хорошего, благодаря ей очень сильно развились естественные и технические науки, но, к сожалению, предприниматели были полностью задавлены.
Новое качество инженерного образования
— Разработки — это больше не образование, а наука. Вся система стоит на трех столпах — образование, наука и бизнес. Сейчас бизнес готов идти в образование и науку?
— Ситуация реально меняется в лучшую сторону — российские предприятия все больше разворачиваются к техническим университетам. Если говорить конкретно о КАИ — у нас сложились прекрасные отношения со всеми машиностроительными предприятиями, причем не только в Казани. Очень серьезно и вдумчиво завод «Позис» и Судостроительный завод работают с нашим зеленодольским филиалом, «КАМАЗ» — с филиалом в Набережных Челнах, «Бетар» — с филиалом в Чистополе, предприятия, обеспечивающие деятельность «Татнефти», плотно работают с нашими юго-восточными филиалами в Чистополе и Альметьевске.
Естественно, не только бизнес должен идти в университеты, но и университеты должны идти к промышленникам, на предприятия.
Альберт Гильмутдинов на выпускном «вертолетного класса» КВЗ
Помимо традиционных форм сотрудничества мы развиваем и новые подходы. Первое направление — базовые, совместные кафедры непосредственно на самих предприятиях. В нашем университете — целая сеть таких кафедр: с вертолетным, авиационным заводами, c заводом «Элекон», с КАМАЗом, НПО «Радиоэлектроника», КОМЗом.
Организовано это просто, мы это называем «обучающее производство»: скажем, на втором этаже производственного корпуса находятся учебные аудитории, а внизу — сборочный цех. До обеда изучаем теорию в аудиториях, после обеда — спустились в цех и применяем изученное на практике.
Ценность такого подхода заключается в том, что это не просто практикоориентированное образование, а обучение в абсолютно реальных условиях жизни предприятия и на реальных задачах. Специалисты завода у нас зачислены на долю ставок в университете, наши профессора — симметрично на заводе.
Университет может научить чему угодно, но поставщиком задачи на подготовку специалиста, определяющим содержание его образования, кроме базовых вещей, должно быть само предприятие. Такой симбиоз дает новое качество инженерного образования, новое качество специалистов.
Кроме образовательной деятельности, второе направление сотрудничества с промышленностью — совместные разработки.
Например, КАМАЗу нужно разработать двигатель нового поколения, который работает не на дизельном топливе, а на газе — принципиально новый двигатель. Наш университет всей своей исследовательской базой ему помогает. Мы вместе подаем заявку, КАМАЗ софинансирует разработку, но плюс к своим 300 млн рублей государство дает такое же количество денег через поддержку этого проекта в нашем университете. КАМАЗу это чрезвычайно выгодно. И университету — тоже.
Мы, привлекая нашу молодежь, участвуем в реальном, амбициозном проекте. Подытоживая, могу сказать, что процессы интеграции инженерного образования и реального производства действительно пошли, но мы еще в начале пути.
— В принципе, сейчас как и сколько зарабатывает КАИ?
— Зарабатывает очень неплохо, но это сильно варьируется по специальностям. Есть те, кто зарабатывает очень хорошо — Институт авиации, наземного транспорта и энергетики, потому, что они ближе всех к промышленности, физмат-факультет, немного меньше зарабатывает Институт автоматики и электронного приборостроения и Институт радиоэлектроники и телекоммуникаций. Есть те, кто вообще не зарабатывает сейчас, но, я уверен, проснутся позже и начнут зарабатывать. Это жизнь. Я верю, что потенциал есть у всех.
В среднем в год мы зарабатываем под миллиард рублей и примерно столько же составляет бюджетное финансирование. Это неплохая пропорция, хотя потенциал КАИ намного выше. Мы ставим задачу зарабатывать кратно больше.
«Образование обязательно надо приближать на места»
— Вы сказали, что образование может дать все, что угодно. Как сейчас модернизируются учебные программы и планируется ли внедрить новые направления?
— Конечно. Особенность XXI века — это быстрые изменения. Недавно проводился опрос среди крупных компаний, у них спрашивали, что является самым важным требованием для успеха. Подавляющее большинство сказало о способности меняться. Технологии стремительно обновляются, соответственно, это должно отображаться в учебных программах и новых специальностях.
Пару лет назад мы открыли программу «Лазерные технологии», за ней же стоят аддитивные технологии — 3D-печать. Это новая, успешная специальность, сейчас на ней учатся 30 магистров и 60 бакалавров. Если будет востребовано — мы увеличим набор.
Мы открываем направления подготовки по другим базовым технологиям, например, по композитным технологиям. Открыли новые специальности «Инноватика», «Промышленный дизайн».
— Понятно, что в головном вузе все идет хорошо, но идут разговоры о неэффективности филиалов…
— На самом деле, филиалы крайне важны, хотя я понимаю логику тех, кто критикует их работу. Но жизнь гораздо сложнее, чем один фактор. Филиалы критикуются за то, что качество образования уступает головному вузу. Это правда. И это неизбежно, и с этим ничего не поделать. Такая ситуация везде. В филиалах работают сильные специалисты, фанаты своего дела, но количество докторов, кандидатов наук там по определению меньше.
Второе — в филиалах вузов никогда не будет такого же лабораторного, технологического оснащения. Вот только один пример. У нас здесь, в головном вузе, есть центр нанотехнологий, с электронными микроскопами за сотни миллионов рублей каждый. Конечно, оснастить филиалы подобным оборудованием невозможно.
По этим двум совершенно объективным причинам уровень образования в филиалах всегда будет несколько ниже, чем в головном вузе.
Тем не менее, филиалы крайне нужны. Не везде нужны люди, которые будут проектировать новые двигатели и новые самолеты. Необходимы люди, которые придут на завод, будут осваивать существующие технологии — и их большинство. Таких специалистов, профессионалов, филиалы вполне могут и очень хорошо готовят, они занимают свою нишу.
Если мы закроем филиал в маленьком городе, молодежь поедет к нам, это нормально. Но проблема в том, что они потом в свой маленький город уже никогда не вернуться. А кто тогда будет обустраивать жизнь в этих городах? Образование обязательно надо приближать на места. У кого большой талант — поедет в Казань, в Москву, никаких проблем. Но очень много нужных профессий, много людей можно и нужно готовить на местах.
Везде открываются те же самые производственные кафедры. Я уже говорил, что в Зеленодольске наш филиал активно работает с судостроительным заводом и с «Позисом», есть кафедры в Чистополе, в Лениногорске, в Альметьевске — везде филиалы встроены в жизнь местной промышленности. В противном случае они бы не выжили.
Но я бы не хотел, что бы сложилось впечатление, что все у нас «белое и пушистое», далеко не так. Есть проблемы, их много, но сейчас мы говорим о принципиальных вещах. Повторюсь, на местах нужно продолжать готовить кадры.
— Возвращаясь к преподавателям. Заметен ли сейчас разрыв поколений?
— Да, он есть. Есть много возрастных преподавателей, много появляется талантливой молодежи. Но, наверное, как у всех, у нас ощущается дефицит преподавателей 40−50 лет. Провал не глубокий, но он есть. Потихоньку мы его восполняем, кризиса нет.
«Мы с проректорами ошалели — неужели мы все сделали?»
— В 90-е вы работали в Америке. Вы можете сравнить, что происходило у нас и у них. Почему там есть MIT (Массачусетский технологический университет — одно из самых престижных технических учебных заведений мира, ред.), а у нас нет?
— У них есть MIT, а у нас есть КАИ. Ничего, пройдет немного времени, и мы будем не хуже MIT.
КАИ набрал мощный ход, мы сейчас на подъеме. Это не голый оптимизм, это совершенно четкая позиция.
У нас в стране очень талантливые люди в инженерии. Да, в 90-ые годы, когда у нас был глубочайший кризис образования и науки, я много работал в Америке, Европе, и даже в Азии. Могу сказать точно, что наша молодежь в естественных науках (математика, физика, химия) и инженерии самая талантливая в мире. И это наш самый главный ресурс, самый главный капитал. Просто надо ребят хорошо учить, со школьной скамьи. Мы делаем это с седьмого класса, в Инженерном лицее для одаренных детей КНИТУ-КАИ.
Голограмма, созданная семиклассником Арсеном из инженерного лицея
Я точно могу сказать, когда КАИ будет серьезно конкурировать с MIT: когда сегодняшние семиклассники окончат лицей, затем окончат КАИ и поработают 3−5 лет. Они поднимут наш университет на самый высокий мировой уровень, не сомневаюсь в этом. Просто детям нужно дать хорошее, качественное образование, что мы и делаем сегодня. Будущее у нашей страны чрезвычайно яркое, я в этом уверен.
— Вы четыре года занимаете должность. Что у вас получилось сделать за это время?
— Не так давно, когда мы собирали общую конференцию коллектива университета, мы с проректорами проанализировали работу за это время и просто ошалели — неужели все это сделано? Конкретные факты: открыли уникальный для страны Германо-Российский институт новых технологий, в сентябре этого года уже будет первый выпуск.
Открытие ГРИНТ
При прямой поддержке президента республики открыт и начал свою работу Инженерный лицей для одаренных школьников, дети уже сейчас показывают серьезные результаты.
С нуля создали самые современные инженерные центры: КАИ-Лазер, Квантовый центр, КАИ-Композит, лабораторию аддитивных технологий. Открыли целый ряд базовых кафедр на предприятиях, разработали и приступили к реализации целого ряда новых образовательных программ. Выиграли и реализовали много крупных грантов, публикационная активность университета выросла кратно, значительно выросло количество защит докторских и кандидатских диссертаций, зарплаты сотрудников КАИ тоже выросли существенно.
Не мне судить о работе ректора, но ощущение такое, что университет динамично развивается и тьфу-тьфу пока у нас все получается.
— А что не получилось?
Мы исповедуем принцип «решили-делаем». Все, что планировали — сделали. Практически все, о чем я говорил три с половиной года назад, когда избирался на пост ректора, материализовалось и уже работает.
Не удовлетворяют темпы развития. Наши связи с промышленностью должны быть еще более плотными, тесными. В ГРИНТе сейчас семь магистерских программ. А хотелось бы — десять. Да, семь — это тоже хорошо, и десять будут, но на следующий год.
— Какие дальнейшие планы по международной деятельности?
— Сейчас партнером ГРИНТа являются три немецких университета: технические университеты Ильменау и Кайзерслаутерна, и университет Магдебурга. На следующий год со своими магистерскими программами в наш проект планируют войти: технические университеты Брауншвейга, Дармштадта, Заарланда и Дрездена. Вот это развитие.
Интернационализация КАИ — это не пустой девиз, это абсолютное требование XXI века, потому что наука и технологии развиваются стремительно и нужно кооперироваться. Мы будем также развивать азиатское направление (Китай, Индия). КАИ в перспективе — серьезный университет международного уровня.
«Пока нам абитуриентов более чем хватает»
— Как вы сейчас можете оценить уровень абитуриентов?
— То, что молодежь слабая, да, так было в 90-е, но тогда рушилось все. Сейчас разговоры о слабом уровне абитуриентов сильно преувеличены. Посмотрите на факты. Раньше, в Советском Союзе, при лучшей в мире системе образования, в вузы поступал 1 из 5 выпускников школ.
Поэтому сейчас вместо того, чтобы в вузы шли 20% выпускников школ, идут почти 100%. Конечно, это серьезно понижает общий уровень, но те самые 20% сильных выпускников — эта доля не уменьшилась. Надо брать себе выпускников из этой когорты, тогда будет первоклассный студент.
У нас хорошая тенденция по увеличению среднего балла ЕГЭ — более сильные выпускники школ идут к нам в университет. Очень приятный тренд, нам начинают доверять по-настоящему.
Спрос на инженерные специальности в Татарстане растет. По всем инженерным специальностям у нас растет количество бюджетных мест. Остальные, гуманитарные, социальные — тоже нужны, но этот рынок сильно пересыщен, выпускникам некуда трудоустроиться.
Мы объединили три наших гуманитарных института в один. Раньше были бюджетные места по экономике, по юриспруденции, но сейчас они обнулились, как и во всех технических университетах по стране. Никакого уменьшения на платные места нет: наши цены конкурентоспособны, а качество достойное. Пока нам абитуриентов более чем хватает.
— Вы сами доктор физ-мат. наук, у вас много своих патентов. Какая ваша главная научная работа?
— Есть разный стиль работы в науке. Есть те, кто всю жизнь занимаются одним направлением. Другие, в том числе и я, через 7−8 лет серьезно меняют направление.
Мой первый научный этап завершился защитой докторской диссертации под названием «Атомно-абсорбционная спектрометрия с пространственным разрешением». Это было признано новым научным направлением, очень успешный для меня проект. Исследования были хорошо признаны мировым научным сообществом, итоги этой работы подведены в двух монографиях, опубликованных в ведущих издательствах США и Великобритании, за эти работы я получил несколько международных научных премий.
После этого я переключился на исследование индуктивно-связанной плазмы, тоже успешно. Буквально недавно вернулся из Норвегии, где выступал с обзором наших работ в этом направлении в качестве приглашенного «distinguishedspeaker».
Сейчас, вместе со своими учениками, осваиваю третье направление — лазерные и аддитивные технологии. Я сам с нуля создал и возглавил кафедру под таким названием в КАИ. Мы уже имеем неплохие результаты, которые докладывались на престижных конференциях и опубликованы в серьезных международных журналах, есть и патенты.
Три разных направления, везде достаточно успешно. Я удовлетворен.
Но, если говорить о самой главной работе, которую я опубликовал до настоящего времени, то, как ни странно, это книга под названием «Уроки лидерства». В «Уроках», только что изданных в пилотном варианте, рассматриваются чрезвычайно важные вопросы личностного развития людей, особенно молодых, жизнь которых только начинается. Но это — отдельная большая тема, поэтому я ее больше здесь комментировать не буду.
«Я никогда не был привязан к креслам»
— В душе вы себя кем больше ощущаете — ученым или менеджером?
— Есть хорошие ученые, но очень плохие организаторы. Есть сильные организаторы, но сами серьезную научную работу вести не могут. И есть меньшая категория людей, у которых все это представлено более-менее в равных пропорциях. Наверное, не мне судить, но себя я ощущаю в этой третьей категории.
Для меня одинаково интересны и научные исследования и большие проекты, связанные с развитием системы образования. — Благодаря тому, что много лет назад я на совесть учился в университете, я получил очень хорошее фундаментальное образование. Это основа того, что ты комфортно чувствуешь себя в разных науках.
У нас университет политехнический, и я могу оценить любую разработку. Не в деталях, но оценить, почувствовать научную изюминку, принципы я могу однозначно. Это результат качественного фундаментального образования. В молодости я учился взахлеб, и мне это помогает всю оставшуюся жизнь. Законы физики одни, независимо от того, чем занимаешься.
А касательно управления — это может от характера зависит. В юности занимался спортом, он меня закалил. А еще я был шабашником, с 17 лет летом я ездил на Север. Что делали там? Строили коммунизм (смеется). Да что угодно — рубили тайгу и строили там вертодром, лили бетонную кузницу, ставили финские гаражи. Что только не делали. Два месяца в очень тяжелых условиях, без выходных, рабочий день длился 12−14 часов, спали в палатках, один сезон мы жили в недостроенной бане. Все это очень закалило характер.
Для управленца иметь крепкий характер очень важно. Я не могу себя оценивать, но, видимо, от науки — неплохие мозги, а от спорта и шабашек — крепкий характер. Такое сочетание позволяет себя чувствовать уверенно в любой жизненной ситуации.
— Кресло ректора нравится больше кресла министра?
— Я не могу так сказать. Никогда не был привязан к креслам. Я совершенно искренне говорю, в университете это знают: ректор — не главный человек в вузе. Самый главный человек в университете — это профессор. Задача остальных, в том числе ректора, — помогать профессорам, потому что главная задача университета — образование и наука, и именно они делают и то, и другое.
Я был бы не в меньшей степени счастлив, если бы был просто профессором. Оттянулся бы по полной в науке, сделал бы открытия, разработки. В 90-е, когда я был просто неплохим ученым и работал за границей, зарабатывал тогда больше, чем сейчас министр и ректор вместе взятые. Это очень высокооплачиваемая работа, если ты профессионал.
Поэтому нет особой тяги к креслу «начальника». В этих креслах меня привлекает только одно — возможность реализовывать большие проекты. В управлении, менеджменте, находок, креативности ничуть не меньше, чем в науке. В том же ГРИНТе — масса инноваций. Для меня и наука, и управление — одинаково интересные задачи.
— Нисколько не жалеете, что покинули кресло министра?
— Нисколько не жалею, но и нисколько не жалею, что я туда попал. Я возглавлял министерство более трех с половиной лет. Это были очень хорошие годы. Мы разработали стратегию развития образования на всех уровнях. Мы сделали многие тома аналитики, сотни людей работали. «Наш молодой учитель», «Наш лучший учитель», «Школа после уроков», «Educare» и много другого — массу новых вещей запустили.
Сейчас наше министерство образования очень хорошо работает, очень. Когда я туда пришел, то встал на платформу, подготовленную до меня. Сейчас опираются на мои труды, и так будет потом. Система образования в Татарстане в последние годы развивается великолепно. Там много проблем, я очень далек от идеализации, но темпы и вектор развития очень позитивные.
Почти кремлевский мечтатель
— Сейчас, с оглядкой, чтобы вы изменили в своей работе на посту министра?
— Один из моих руководителей по министерской работе, когда я только разрабатывал проект татарстанской стратегии развития образования «Килэчэк», сказал мне: «Хорошо, что твое министерство вывели за пределы кремлевской стены». «Почему?», — спросил я. «Тебя бы все называли кремлевским мечтателем». Потому что размечтался. Через три с половиной года, когда я уходил на место ректора КАИ, я спросил у него: «Что из заявленного я не сделал». Он подумал и сказал, что реализовано все.
Так получилось, что все, что было задумано, я сделал. Сейчас я работаю здесь.
— Как вы все успеваете? Как проводите день?
— В жизни можно успеть сделать очень много. В частности, об этом «Уроки лидерства», о которых я упоминал выше. В ней все ответы на эти вопросы. В моем конкретном случае все просто.
Я встаю рано — в пять, полшестого. Полтора-два часа с утра я всегда работаю. Эту книгу, кстати, я писал именно в эти часы, каждый день без исключения. С семи до восьми я иду на улицу и, или быстро хожу, или бегаю. Бегаю немного, не быстро, у меня нет задачи ставить рекорды. Просто разогнать кровь, пропотеть, продышаться. Это дает мощнейший заряд на весь день. Потом небольшая зарядка, самый холодный душ, завтрак. В девять я на работе и занимаюсь только работой ректора в среднем до восьми вечера. По субботам, после обеда, когда «ректорские» дела недели более-менее завершены, я еду на свою кафедру, работаю со своей молодежью.
Очень важно заниматься своим делом в жизни, делом, которое поглощает тебя полностью.
Нейрофизиологи обнаружили у человека особое состояние, его называют состоянием потока. Это состояние полного единения с тем, что ты делаешь. В этом состоянии происходит гармонизация всех внутренних процессов и человек не изнашивается, а наоборот — излечивается. Это нужно почувствовать. Можно сделать очень много, если ты занимаешься любимым, интересным делом. По жизни у меня всегда получалось так, что мне все было интересно.
Есть и вторичные приемы, но они вторичны, но если нет глубинного ощущения, они не сработают. По данным только Amazon, более 100 тысяч книг посвящено тайм-менеджменту. Если бы они все работали, то мир давно был наполнен организованными и успешными людьми. Но это не так. Нужны две вещи — подлинное понимание ценности времени и уверенность в том, что ты можешь стать организованным человеком.
— Ваша книга называется «Уроки лидерства», в лицее такие уроки вы читаете детям. А от кого вы получили свои уроки лидерства?
— Есть один очень хороший учитель — сама жизнь. Наблюдал, изучал, я до сих пор любознательный. Другой учитель — хорошие книги. Любая хорошая, глубокая книга содержит много объяснений для человека. Главное читать их основательно, не торопясь.
— Чем вам хочется заняться кроме ректорства?
— Наукой. С тоской смотрю на свою молодежь, которая не совсем понимают, какое редкое счастье открывать то, что никто никогда не знал. Года три назад я научился кататься на горных лыжах, хотел бы развить это. Хотел написать эту книгу, как уже говорил, ее я начал писать, еще работая министром. Я понял, что сидя в кабинете, ты можешь придумать много стратегий, но ведь они для детей, поэтому важно быть с ними. У меня был свой класс, я чувствовал, чем они дышат, чем занимаются. Очень хочется творить.
Очень хочется развить университет. КАИ — великий университет, без преувеличения.
Главный конструктор ракеты-носителя «Энергия» Борис Губанов, генеральный конструктор ОКБ Сухого Михаил Симонов, главный конструктор мощных ракетных комплексов «Тополь» Владимир Садовников и многие десятки выдающихся инженеров страны — это все наши выпускники.
Мы ставим задачу не только вернуть былое величие нашего университета, но поднять его на новый уровень. Для этого у нас есть все, нужно просто хорошо поработать.
Беседовал Илья Иванов
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: