Призрак коммунизма, о котором провидчески писали Маркс и Энгельс, наконец-то обрел плоть и кровь. Хотя и не совсем так, как того хотели коммунисты ХХ века. Коммунизм победил не в виде общественного строя, а в форме высокой технологии. Да-да, мы все живем при коммунизме. Точнее, у каждого из нас есть доступ в этот чудный дивный мир. Интернет — коммунизм 21 века, который представляет собой поистине неисчерпаемый и практически бесплатный ресурс информации. Классический коммунизм проиграл в схватке с капитализмом, но возродился в новом обличье, чтобы уже на новом уровне вступить в схватку с глобальными корпорациями.

Cомалийские медиапираты победили транснациональные корпорации

«В бедных странах Африки нет даже мысли о том, что автор произведения должен получать что-то с каждой проданной копии. Предложить такое было бы просто дикостью — так как цена самого носителя информации является едва подъёмной для многих представителей бедного населения, и дальнейшее её увеличение означало бы фактический запрет на доступ большинства к произведениям искусства. Поэтому (в отличие от России даже во времена наибольшего расцвета пиратства), никто и не догадывается, что в покупке диска с Windows 7 за $ 1 есть что-то дурное, нелегальное.»

Грань между сетью и реальной жизнь медленно, но неуклонно стирается. Политика и экономика уже давно взяли на вооружение интернет-технологии. Революции планируются и реализуются через сеть. Кибератаки на потенциального противника становятся привычным делом. Чтобы сделать покупку не обязательно идти в реальный магазин, вполне достаточно интернет-шоппинга. Наше общение и досуг регулируется уже не столько нашими желаниями, сколько самой сетью, неуклонно втягивающей нас внутрь безбрежного информационного океана. Мы уже живем не только по законам физического мира, но и по законам мира виртуального. Сеть все более откровенно берет над нами власть.

Как игры встроятся в жизнь и улучшат её

«Мир, о котором говорит Шелл, отличается от нашего повсеместным использованием технологии, которую обозначают английским словом gamification, которое можно перевести как „игрофикация“ — превращение чего угодно в подобие игры. Если, к примеру, индикатор прогресса или (пусть даже виртуальная) награда смогут сделать какое-то дело менее обременительным, то глупо было бы упускать такую возможность. Проблема тут только в том, как выбрать игровые механики, которые смогли бы сработать за пределами компьютерных игр.»

Когда-то изгнание считалось одним из наиболее суровых наказаний. Человек обрекался на мучительную жизнь на чужбине, среди незнакомых ему людей, говорящих на непонятном языке и живущих по своим, подчас пугающим, обычаям. Ностальгия по утерянной родине становилась нескончаемой мучительной пыткой. Даже в начале ХХ века вынужденная эмиграция тех, кто не принял большевиков, рассматривалась ими как величайшая трагедия, хотя эти люди не испытывали трудностей языкового и культурного барьера. Конец прошлого века породил феномен добровольного изгнанничества. Эмиграция стала восприниматься не как наказание, а как реальный шанс добиться в жизни успеха.

Русские эмигранты выбирают мир без России

«Есть очень любопытное исследование Жанны Зайончковской „Миграция в дальнее зарубежье“. Она очень убедительно показывает, что диаспора решительно рвёт связи с родиной. Нет, сохраняются её связи с друзьями и родственниками, „ушельцы“ даже интересуются игрой любимых футбольных команд, покупают русские книги и фильмы — но не более того. Россия для них стала заграницей. Эмигрант превращается в гражданина страны, в которой живёт. И не надо утешать себя: русские и русскоязычные общины не складываются в сильные сплоченные группировки, а растворяются в местном населении. Так происходит везде, где русских много — в США, Германии, Финляндии.»