— Сейчас многие говорят, что российская банковская система более адаптирована к новым внешним и внутренним экономическим условиям, чем население и компании реального сектора. Вы бы согласились с таким мнением?

— Вы знаете, я бы не отделял банковскую систему от населения и реального сектора: население и реальный сектор — это клиенты банков. Соответственно, если мы говорим, что реальный сектор и население, которые практически все являются клиентами банков, не адаптировались, то, следовательно, не может адаптироваться и банковская система. А адаптация банковской системы заключается в трех основных моментах.

Во-первых, это стабилизация ситуации с ликвидностью в новых условиях — условиях высоких ставок и плавающего валютного курса рубля. Эта стабилизация произошла уже к концу 2014 года — началу 2015-го, а второй и третий моменты между собой взаимосвязаны. Это банковский капитал и состояние заемщиков. Когда качество заемщиков ухудшается, то, безусловно, ухудшается ситуация с капиталом банков. Банки вынуждены создавать резервы, потом их списывать.

Но большое количество банков уже заведомо создали значительные резервы. Некоторые из банков даже стали частично распускать резервы. Кроме того, требования «Базеля» в российских условиях, конечно, заставили банки значительно ужесточить резервирование. Банки более готовы к возможному ухудшению положения заемщиков, чем если бы «Базеля» не было. «Базель» зачастую ругают, но значительное резервирование в его рамках немножко опередило то резервирование, которое надо было бы создать в случае перехода клиентов из одной категории качества.

Мысль о стабилизации ситуации в банках основана также на том, что практически полностью остановился рост доли неработающий кредитов. По крайней мере, эта цифра стала более прогнозируемой. В ряде сегментов ситуация точно стабилизировалась. В первую очередь я говорю о значительной части розничного кредитования, в частности залоговых кредитов. То же самое касается многих предприятий реального сектора. Рассматривать банковскую систему в отрыве от экономики нельзя.

В целом мы сейчас рассматриваем ситуацию как стабильную. Банковский сектор заработал прибыль. Понятно, что эту прибыль заработали несколько банков, но в целом мы говорим о том, что у нас нет катастрофы с колоссальными потерями. Есть отдельные банки, которые находятся в тяжелом положении. И я предполагаю, что, к сожалению, отзывы лицензий продолжатся: по-прежнему будут вскрываться отмывочные банки, некоторые будут оказываться в тяжелом положении из-за прежних проблем, которые будут догонять; кому-то может не хватать капитала.

Осталась, по сути, лишь одна проблема: что дальше, откуда пойдет рост?..

— …если высокие ставки и почти отсутствует спрос на кредиты компаний?

— Спрос все-таки есть, и я бы не сказал, что ставки высоки. Есть сегменты, где кредитование растет. Здесь не обошлось и без государственной поддержки. Здесь можно привести в пример наше любимое ипотечное кредитование как один из элементов такой поддержки. Кстати, поддержка там небольшая. По новым кредитам поддерживается 1,5 процентного пункта от ставки.

Но я могу понять, что в прошлом году, когда в первом полугодии запускалась программа, была большая разница между рыночными ставками и 12\% сейчас. Сейчас я вижу ставки ниже программы субсидирования, то есть ставки снижаются. Это ряд банков, которые на входе в кризис в 2013 году начали формировать резервы, внимательно смотреть на своего заемщика, ужесточать критерии по риску и т. д. И они оказались в хорошем положении в том смысле, что вопросы с плохим качеством заемщиков либо не вошли в список их проблем, либо прошли относительно легко. Эти банки начали наращивать кредитование, в первую очередь POS-кредитование.

Точно так же с реальным сектором: в номинальных цифрах есть колоссальный рост. Но мы все понимаем, что этот рост связан с замещением внешних кредитов, когда приходят крупнейшие экспортеры в крупнейшие банки и замещают свои еврооблигации и кредиты от этих банков. Конечно, надо признать, что российская банковская система, в общем и целом не без помощи властей, смогла справиться с возмещением внешних кредитов для крупнейших компаний. Они выплачивают долг, долг у них сокращается. С другой стороны, банки, пользуясь исключительно внутренними ресурсами, также смогли значительную часть долга заместить.

Возможно, для ряда компаний реального сектора экономики действительно ставки высоковаты. Но, во-первых, существуют масштабные программы субсидирования: и для автопрома, и в области проектного финансирования, и для сельского хозяйства. Во-вторых, правительство начало активно расходовать резервный фонд, что по факту является количественным смягчением. Это значит, что ключевая ставка смещается от ставки кредитных операций ЦБ к ставке депозитных операций, а по сути это — снижение ставки на 200 базисных пунктов. Поэтому смягчение денежно-кредитной политики происходит уже сейчас. Если ЦБ будет снижать ставку, то это может быть слишком поспешным.

— Поспешным для чего?

— Данные платежного баланса указывают на то, что не столько вырос профицит текущего счета, сколько сократился отток капитала. На фоне этого мы видим определенное восстановление импорта. Но в целом динамика платежного баланса неоднозначная, неизвестно, куда вывернет. Если ЦБ понизит ключевую ставку, то это усилило бы эффект и сделало бы воздействие на экономику не очень понятным. Плюс при прочих равных это будет означать более резкое снижение ставок в будущем. Поэтому я считаю правильной ту осторожность, которую ЦБ проявляет.

— Но это означает, что экономика и вообще банковская система не долечились от кризиса?

— Да, это тоже очень важный пункт. У нас в стране все-таки хоть и специфический, но капитализм. Капитализм должен проходить периоды самоочищения. И эти периоды самоочищения, естественно, болезненны для всех. Кризис, в конечном итоге, должен оставить только те производства, которые действительно эффективны, которые проводили нормальную финансовую политику. А если кто-то не проводил нормальную финансовую политику, то — банкротство. По сути, что такое банкротство? Это не есть ликвидация, это освобождение хорошего актива от плохого собственника. Потому что плохой собственник своей неумелой финансовой политикой довел сам по себе хороший актив до состояния банкротства. Но при этом актив производит что-то нужное. Тогда банк как кредитор, получая собственность, будет заинтересован в работе этого актива. Банк также может продать актив эффективному собственнику, с тем чтобы новый владелец извлекал из актива прибыль. Вот как раз эта относительно высокая процентная ставка является фактором, который способствует тому, чтобы все-таки процесс оздоровления экономики шел и успешно завершился.

— Сейчас российский финансовый рынок становится более привлекательным для внутренних инвесторов, как вы считаете, какие тому причины?

— Очевидно, что люди консервативны. И это даже не психологические тезисы, а статистические. Я никогда не изучал психологию, но изучал статистику принятия решений. Данные говорят о том, что люди пытаются избегать рисков, людям комфортнее в привычной среде, ведь в ней риск меньше. Когда в этой комфортной хижине начинает протекать крыша, люди начинают ее менять на какую-то другую. Такое действие может быть вынужденным, но в конечном итоге идет людям на пользу. Конечно, ситуации, когда происходят разные непонятные события с деньгами наших граждан за границей, подталкивают россиян к размещению средств в российских банках.

Это также привело к тому, что радикально повысилось качество работы российских рынков. Я говорю про инвестирование в ценные бумаги. Может, я излишне оптимистичен здесь, но мне кажется, что профессионалу рынка в конечном итоге хочется чего-то интересного. Плюс базовое чувство, что у себя-то нам понятнее.

— Недавно доходность российских десятилетних ОФЗ, выпущенных Минфином, побила определенный рекорд и опустилось до минимума с июля 2014 года. Получается, что российский рынок становится более «своим в доску» для внешних инвесторов параллельно с внутренними?

— Да. Я недавно приехал с пресс-конференции, которая проходила в столице мирового капитала. И там я был приятно удивлен, что интерес к российским облигациям очень высокий. Я говорю сейчас не только про ОФЗ, но и про облигации в рублях, торгуемые на Московской бирже.

Инвесторы поверили в окончательное и бесповоротное достижение макроэкономической стабильности. Конечно, это большой кредит доверия.

— Вы говорили, что законопроект о запрете биткоинов будет внесен в Думу в мае. Уже почти конец месяца, а документа все нет. Меняется ли там что-то концептуально?

— Последнее, что мы хотим сделать, — это выпустить законы, которые не ловили бы жуликов, а подставляли добросовестных людей. Поэтому мы не будем торопиться с внесением и еще раз подумаем. В конечном итоге есть несколько целей, которые мы преследуем. Биткоин стал предпочтительным средством расчетов для преступников. Мы хотим это пресечь, и это первое. Второе — это централизация финансовой информации. Поэтому мы должны разобраться, как решать этот вопрос с биткоинами.

Банки построили собственную систему безопасности, а Росфинмониторинг отслеживает все подозрительные операции. Это возможно благодаря соответствующим законам, которые создавались и отрабатывались на практике не один год. Поэтому, что касается биткоинов, наверное, можно сказать то же самое: ввести стандартные мероприятия борьбы с отмыванием и преступниками. Заставить участников сделок знать своих клиентов.

Пока не знаю, как это можно сделать реалистично, когда эмитентом является каждый участник этой системы, но решимость исключить проникновение расчетов в биткоинах за товары и услуги в России достаточно жесткая, иначе это полностью подорвет эффективность системы против отмывания капиталов и преступных доходов. Это также будет означать подрыв исключительности денежных средств в России: представьте, что 50\% расчетов будет происходить в криптовалютах, причем в разных. Тогда центральные банки можно распускать, так как вопрос процентной ставки вообще потеряет свой смысл.

Вот у меня и закрались сомнения, что последняя формулировка в законе может быть не вполне эффективна, поэтому за лето мы решили определиться с тем, что вносить в правительство в конце лета, затем — из правительства в Думу. Эта работа обычно занимает месяц.

— Вы уже выступали за идею дать 100-процентную аллокацию негосударственным пенсионным фондам при приватизациигосактивов. Какой эффект это даст экономике в целом?

— 100-процентную аллокацию никто не запрещает. Речь о том, чтобы принять совместное решение отдавать предпочтение НПФам. Хотя я должен сказать, что страны, которые размещали приватизацию преимущественно в НПФы, сталкивались со снижением эффективности своего фондового рынка, так как последний в итоге оказывался под НПФами. НПФы являются держателями, которые не торгуют. А раз не торгуют, то нет ликвидности. Но рынок должен выполнять функцию определения цены. Это невозможно, если нет ликвидности, ведь НПФы смотрят на среднесрочную и долгосрочную привлекательность бумаги.

Почему хорошо, чтобы пенсионные фонды имели эти активы? Потому что в конечном итоге мы продаем наше национальное достояние. И хорошо, чтобы национальное достояние по хорошей цене продали пенсионерам, потому что за счет этих активов они заработают деньги и повысят свою пенсию. В целом же я не ожидаю, что будут какие-то специальные меры по стимулированию приобретения наших активов отдельными видами инвесторов.

— Недавно было принято решение повысить базовую ставку взносов банков в фонд страхования вкладов в третьем квартале до 0,12\%. Какой экономический эффект будет от повышения базовой ставки?

— В принципе, это очень просто посчитать: взять объем депозитов банков и умножить на 0,12\%. Если я не ошибаюсь, данная мера принесет дополнительно 5 миллиардов рублей в квартал, то есть в год дополнительно 20 миллиардов рублей.

— Возможно ли, что в следующем году будет что-то аналогичное?

— Естественно, надо смотреть на динамику пополнения фонда страхования вкладов. Мы сейчас исходим из того, что в течение пятилетнего срока кредиты ЦБ должны возвращаться. Конечно, если окажется, что Агентству по страхованию вкладов 0,12\% будет недостаточно, значит, придется еще раз повышать.

— Некоторое время назад возникла идея сделать из банка «Российский Капитал» основу для специализированного промышленно-строительного банка в РФ по аналогии с Промстройбанком СССР. На каком этапе эта идея? Как ее планируется реализовать?

— Действительно, обсуждалась стратегия «Роскапа», пока она не выносилась в набсовет АСВ. Как один из вариантов, обсуждался вопрос участия банка в промышленных проектах и работы с компаниями. Скорее всего, стратегия не будет предполагать руководящее участие «Роскапа» в санации промышленных предприятий, то есть банк обслуживающий и банк-санатор не будут одним и тем же. Во всяком случае, с нашей точки зрения, банк должен оставаться банком, а не менеджером этих вещей.

— И это параллельно с тем, что «Роскап» будет мегасанатором банков?..

— Это название раздражает многих людей.

— Понимаю: изначально идея мегасанатора была другая.

— Совершенно точно. Прежде всего, банк будет санатором с правом «последней ночи», давайте так скажем. В каком смысле? «Роскап», если принимается решение о санации банка, будет заниматься финансовым оздоровлением только в том случае, если нет никаких частных желающих. Другой аспект — когда «Роскап» является «якорем» в цене по санации, то есть когда его предложение оказывается лучше, чем другие.

— Вспомнилась цитата из фильма «Формула любви»: «На двух лошадях — седалища не хватит». Хватит ли банку ресурсов на исполнение таких обширных функций?

— Стратегия еще обсуждается. Третье седалище — санация предприятий — мы точно не поддержим. Мы не поддержим, и не мы одни. Вопрос обслуживания строительства санатором «последней ночи» — вот это как раз вопрос, который подлежит обсуждению.

Беседовал Михаил ТЕГИН, Banki.ru