— Наталия, в одной из недавних публикаций Вы выразили сомнение в реалистичности прогноза минэкономразвития о 20-летней стагнации экономики России. Какие корректировки данного прогноза, на Ваш взгляд, сделали бы его более объективным?

— От правительства хотелось бы слышать набор конкретных мер, а не абстрактный прогноз, ведь правительство — это основной игрок, который может изменить траекторию роста. Одно дело, когда эксперт говорит, что нас ждет 20 лет стагнации. Но когда правительство, у которого есть очень много рычагов влияния, делает такое заявление, это достаточно негативный сигнал в первую очередь для инвестиционных решений. На мой взгляд, задача правительства не в том, чтобы представить такой отстраненный прогноз, очищенный от собственных решений, а, наоборот, в том, чтобы сказать, что планируется делать, и как эти действия позволят ускориться по сравнению со сценарием нулевого роста, скажем, на том же двадцатилетнем горизонте.

Сообщение о такой длительной стагнации — это для экономики очень большой вызов.

С 2000 года мы жили в условиях быстрого экономического роста: средний темп роста с 2000 по 2008 год был порядка 7\% в реальном выражении. И вплоть до 2012 года экономика росла в среднем на 4\%. Сейчас, когда нам говорят «20 лет без роста» — такой прогноз может стать самореализующимся.

Данное сообщение как бы подразумевает, что правительство ничего не будет делать. И это самое опасное, потому что игроки, экономические агенты ждут заявлений руководителей страны, чтобы разобраться, куда «дует политический ветер». Раз говорят о стагнации, люди, опираясь на этот прогноз, начинают принимать решения, и это решения, скорее всего, не о росте, а о том, как удержать свой бизнес, сократить издержки, то есть они начинают готовиться к худшему, и этот худший сценарий реализуется.

— Тем более странно, что правительство озвучило такой прогноз.

— Это отражает определенное изменение расклада сил на уровне правительства в экономическом блоке. Сейчас у нас три центра принятия и озвучивания решений: это министерство финансов РФ, Центральный банк и министерство экономического развития РФ. И проблема в том, что у Центрального банка есть понятное поле ответственности, связанное с таргетированием инфляции и с чисткой банковского сектора. У минфина есть понятная зона ответственности — это бюджетная политика. А минэкономразвития, безусловно, должно заниматься проблематикой структурных реформ, но поскольку это немножко абстрактная вещь, мы никаких новостей по поводу структурных реформ не слышим. И минэкономразвития в нынешней ситуации, по сути, действует как экспертная инстанция, старается оценить действия Центрального банка и минфина, и то, как они скажутся на экономике страны, но не этого экономические агенты ждут от министерства.

И проблема в том, что поскольку подготовка структурных реформ по разным причинам является неблагодарным делом, то позиция минэкономразвития достаточно сильно ослабилась за последние годы, потому что весь экономический дискурс идет в поле таргетирования инфляции и бюджетной политики, а более долгосрочные вопросы всерьез обсуждаются мало.

Экономическая дискуссия сконцентрирована на краткосрочном горизонте, и об этом, в частности, свидетельствуют высказывания минфина об оптимизации налоговой базы и изменения в расходной политике. Но мы мало знаем из этих выступлений о том, что будет через три-пять-десять лет. И у минэкономразвития нет возможности встроиться в дискуссию, потому что ведомство не определяет бюджетную политику, монетарную политику, у него нет поля, где оно могло бы отвечать за какие-то показатели, влияющие на экономику.

— Уже известно, что налоговый режим решено не менять в ближайшие три года. Как Вам кажется, удастся ли это правительству, и какими иными инструментами в этот период кабмин может компенсировать отложенное решение о повышении нагрузки на налогоплательщиков?

— Сейчас есть некие фундаментальные траектории, обоснованные действия, и на этом фоне — краткосрочные конъюнктурные заявления, связанные с выборами. Фундаментальная ситуация заключается в том, что у нас есть проблемы бюджетной политики, они в основном связаны с недостаточным уровнем бюджетных доходов.

Мы можем рассуждать, что хорошо бы сократить расходы бюджета, но порядка 60\% суммарных расходов консолидированного бюджета — это социальные расходы, еще 10\% — оборонные расходы, то есть у нас очень большая доля неснижаемых расходов бюджета. И рассуждать о серьезном сокращении расходов бюджета в такой ситуации бессмысленно.

Главная проблема бюджета связана с тем, что экономика не растет, то есть даже если собираемость налогов не меняется, рост доходной базы очень и очень умеренный. Главная причина этого — отсутствие экономического роста. Поэтому повышение налогов, я бы сказала, это безальтернативная вещь: сейчас или позже, но мы должны будем это сделать.

Заявление, о котором Вы спрашиваете, носит скорее электоральный характер: приближаются президентские выборы и заморозка налоговой базы до 2019 года — это электорально обоснованное решение.

Я бы говорила о том, что повышение налогов просто отложено. Очевидно, что чем дольше будем откладывать, тем больше вероятность, что налоги могут сильно вырасти.

Параллельно с решением о заморозке мы слышим, что, возможно, регионам будет дано право повышать налоги на недвижимость, то есть даже краткосрочно не факт, что это обещание действительно стабилизирует налоговые ставки, потому что находятся обходные пути и все равно проблемы бюджетной системы приходится решать.

Сейчас мир экономических новостей, я бы сказала, обманчивый, иллюзорный: с одной стороны, делаются громкие заявления, но с другой стороны, по факту они полностью не могут быть реализованы и они противоречат фундаментальной необходимости экономики. Опасно выстраивать стратегию компаний и домохозяйств, исходя из таких краткосрочных ориентировок.

— Возможно ли введение новых видов налогов/сборов?

— Честно говоря, каким образом будет повышаться налоговое бремя на экономику, сейчас сложно гадать. Наверное, если рассуждать о направлениях, самое очевидное, что будет, безусловно, расти налогообложение физических лиц, потому что у нас домохозяйства в виде налогов платят всего 4\% ВВП, в западных странах домохозяйства платят 14\% ВВП в бюджет, то есть у нас колоссальный разрыв, понятна причина: у нас очень низкая 13-типроцентная ставка подоходного налога.

Фундаментально речь должна идти о том, чтобы вводить прогрессивную ставку, потому что мы сейчас видим обеднение части населения, и должно эффективнее работать перераспределение.

На фундаментальную картину накладываются соображения практического плана. Первое: если вводим прогрессивную ставку, мы действительно верим, что можем собрать эти налоги; но если мы боимся ухода плательщиков в тень и того, что будет трудно и дорого налоговое администрирование, тогда, может быть, нам проще двигать эту фиксированную ставку подоходного налога, сделать ее, например, 15\% или 16\%.

Повышение подоходного налога — в любом случае непопулярная мера, это всегда провоцирует социальную нервозность. Может быть, тогда правительство предпочтет повышать косвенные налоги, например НДС. Но эта мера инфляционна и противоречит стратегии таргетирования инфляции. Но для минфина эта мера, возможно, более приемлемая, чем повышение подоходного налога.

То есть мы можем сейчас обсуждать меню повышения налогового бремени и в этом меню может быть очень много разных соображений, но это вторично, а главное, что есть фундаментальный тренд необходимости повышения налогообложения физлиц.

Возможны ли новые налоги? Может быть, они будут введены, а возможно, это будет какой-то разовый сбор, как, например, появился сбор на капитальный ремонт, и так далее.

— Как Вы оцениваете инициативу введения «налога на тунеядство»?

— Инициатива спорная. Мне представляется, что ее экономически обосновано увязывать с желанием населения пользоваться социальными услугами: логика этой меры такова, что люди, которые не платят налоги, все равно пользуются системой медицины, образования и так далее. Может быть, уместно напрямую привязать этот вопрос к использованию, в частности, медицинского обслуживания, грубо говоря, сделать для неработающих платный медицинский полис.

Если бы экономика была в фазе роста, легализация трудовых ресурсов набирала бы обороты, тогда введение этой меры имело бы смысл. А сейчас мы видим, что экономика сжимается, люди начинают экономить и уходить в тень, и любой запретительный налог может это движение только усилить.

Что еще смущает: колоссальное количество инициатив со стороны минфина. Где-то полтора года мы обсуждали повышение пенсионного возраста. Сейчас эта некомфортная тема упоминается редко. Появилась идея налога на тунеядство. Происходит такое фонтанирование предложениями, но многие не реализуются, а умирают еще на стадии обсуждения. И, на мой взгляд, в экономике это создает неопределенность, потому что людям кажется, что и пенсионный возраст повысят, и налоги увеличат, возникает ощущение стресса, а это для экономического роста не благоприятно.

— Какого витка налоговой политики можно ожидать после президентских выборов? Какие налоги вырастут в первую очередь? Какие будут повышены наиболее значительно?

— На мой взгляд, тут есть два направления: первое, и что было бы экономически обосновано, я считаю, что будет принято решение повысить фиксированную ставку подоходного налога. Или ввести прогрессивную ставку, если будет найден удобный способ администрирования этих налогов. В принципе сейчас есть госуслуги, если будет ускорение электронного учета налогов, то по большому счету введение прогрессивной ставки — это более справедливая мера.

В значительное повышение корпоративных налогов я не очень верю, мне кажется сейчас время повышать налогообложение населения.

— Наталия, как Вы оцениваете проект бюджета РФ на 2017−2019гг. Назовите его сильные и слабые стороны, на Ваш взгляд?

— Честно говоря, хотя проект бюджета составлен на три года, я считаю, что бюджет у нас однолетний. Когда мы в этот год входили, минфин говорил, что у нас будет очень жесткая бюджетная политика, обещал номинальные расходы 16,2 трлн руб. по итогам года, а на следующий год говорили, что зафиксируют 15,8. В сентябре было принято решение не делать вторую индексацию пенсий — это подтверждало, что они не готовы повышать расходы. Потом появилась тема покрытия госгарантий оборонному сектору на 800 млрд рублей, которые учитываются в бюджете этого года. И у нас уровень расходов на этот год теперь 16,4 трлн — буквально за несколько недель цифра поменялась. А поскольку база увеличивается, то увеличиваются и прогнозы на следующий год, поэтому очень сильная непредсказуемость даже в краткосрочном периоде. Поэтому я считаю, что горизонт предсказуемости бюджета никак не три года.

То, что бюджетная политика достаточно жесткая, это сильная сторона. Минфин как может старается контролировать рост расходов. Единственное, что меня смущает, не очень понятно в какой степени минфин имеет возможность блокировать расходные инициативы. Опять-таки ситуация этого года показывает, что когда было принято решение о финансировании дополнительных военных расходов, похоже, что это распоряжение, которое минфин получает к исполнению.

Не ясно, насколько бюджетная конструкция устойчива, потому что она может подвергаться сильным модификациям в зависимости от политического и геополитического контекста, то есть от факторов, которые минфин не контролирует. И это является проблемой бюджетной политики.

— В период, предшествующий президентским выборам, ожидаемо увеличение социальных расходов. На Ваш взгляд, такая вероятность существует?

— Я считаю, что это возможно. Правительство, на мой взгляд, будет исповедовать прагматический подход, смотреть на социальные рейтинги и настроения. Почему, например, сохраняется жесткая риторика и до сих пор говорят о росте налогов для физических лиц, потому что на сентябрьских парламентских выборах «Единая Россия» получила конституционное большинство. Это показывает, что в целом население поддерживает экономический, политический курс власти.

Покуда население будет демонстрировать такое согласие, есть большие возможности для сохранения жесткой социальной политики.

Если настроения населения будут меняться, поползет вниз рейтинг правительства или президента, тогда могут быть приняты совершенно другие решения. Так что возможность увеличения социальных расходов есть, на мой взгляд.

— Каких статей оно может коснуться?

— Это повышение зарплат в госсекторе и индексация пенсий. Первое, думаю, сейчас даже более вероятно, потому что два года не было повышения. Но повышать зарплаты, не повышая пенсии, может быть чревато недовольством, потому что есть вопрос социальной справедливости, отношения к старшему поколению.

— Каковы источники возможного увеличения социальных расходов?

— Основной источник, который есть, это правительственные фонды, но резервный фонд исчерпывается во втором квартале следующего года, поэтому в 2017 году этого источника уже не будет.

Фонд национального благосостояния — наверное, это деньги частично могут быть потрачены для покрытия дефицита, но это неочевидно, поскольку средства ФНБ рассчитаны под использование на структурные вызовы, а не на финансирование текущего дефицита бюджета.

С большой вероятностью после исчерпания резервного фонда будет необходимость выходить на долговой рынок. В первую очередь это рублевый внутренний рынок, потому что наращивать валютные займы не в интересах России.

По сути, реалистично у нас 2 опции: это исчерпание резервного фонда и заимствование на рынке рублевых облигаций.

— Какими могут быть последствия для экономики, в том числе для региональных экономик?

— Пока мы тратим резервный фонд, экономика себя чувствует достаточно комфортно. Но когда правительство начнет заимствовать на рынке, то, конечно, будет определенная конкуренция между государством и компаниями, и с точки зрения многих банков государство как заемщик может выглядеть более привлекательно как минимум с точки зрения уровня риска.

Поэтому мы идет в ситуацию, которая с одной стороны не позволяет говорить о том, что процентная ставка будет снижаться, ведь если государство выходит с заимствованиями, это ограничит потенциал снижения стоимости денег.

И во-вторых, для частных заемщиков, корпоративного сектора, это будет означать прямую конкуренцию с государством с точки зрения доступа к финансовым потокам.

Вторую часть интервью с Наталией Орловой о региональных экономиках и экономике Татарстана читайте на TatCenter.ru в ближайшие дни.

Беседовала Нина Максимова