— Мариам, почему Вам так важно спеть джаз на русском языке?

— Джаз и до нас пелся на русском, но это делалось в общем контексте эстрады, просто стили не назывались своим именем, все было в общем котле эстрадной музыки: в советское время прекрасные композиторы творили в джазовом стиле роскошные вещи. А мы хотим эту тему в очередной раз актуализировать, тем более, что уже около десяти лет делаем авторские вещи, реанимируем старые произведения, трактуем их в джазовом стиле.

В Казани прозвучала одна из любимейших моих вещей «Зашумит ли клеверное поле» на стихи Евгения Евтушенко, которые поются, удивительным образом подтверждая гениальную музыку Андрея Эшпая. Прозвучало много наших авторских произведений, это и «Дочкин сон», и «Баллада о любви» — вообще первая в нашей жизни вещь, которую мы явили слушателям.

Постарались сделать упор на русский язык, чтобы дать возможность людям услышать, насколько он вкусно звучит в джазе, на это просто часто не обращают внимания.

Я всегда привожу в пример Ришара Бона, который поет джаз на камерунском, все слушают с удовольствием, но никто не является носителем камерунского. Наверное, так и надо воспринимать произведения: в целом как единство и переплетение всех звуков, включая язык.

Никто ведь не говорил, что надо петь джаз только на английском, французском или бразильском. Кстати, на польском роскошно звучит джаз.

— А на армянском Вы пробовали?

— Да, это не мой конек, я знаю, с каким акцентом говорю на армянском, но я пела изумительную песню, написанную Артуром Григоряном, ее название в переводе на русский звучит как «Мелодия». Ее исполняла когда-то удивительная певица, к сожалению, ушедшая из жизни, Эльвина Макарян. Кстати, она очень дружна была с Брайаном Макнайтом, и когда она ушла, Брайан посвятил ей целое выступление.

— Вы помните музыку своего детства, какие песни Вам пела мама? Ваша музыкальность, она откуда проросла?

— В доме не прекращалась музыка: все в семье, хотя не были музыкантами, владели фортепиано. Мама играла, папа был очень одаренным, мог услышать мелодию и сразу сесть за рояль подобрать, хотя был юристом, следователем по особо важным делам. А песни мне изумительно пела бабушка: романсы, арии из опер и оперетт. И мое впечатление детское, знаете, что я помню? Мы с мамой подсчитали, что мне было года два, то есть я себя еще не помню в том возрасте, но состояние прекрасно запомнилось, когда бабушка играет, поет какой-то очень сердобольный романс, и я начала плакать, мне показалось, что ей больно! Вот это состояние я помню до сих пор.

До шестнадцати лет я была полностью только в классике. Хотя мама побаловала меня однажды Pink Floyd и Queen — принесла с работы болгарские диски и даже повела меня на концерт Pink Floyd в Москве.

— Вас, погруженную в классику, зацепило?

— Конечно.

А потом очень круто менялись мои музыкальные воззрения, пристрастия в связи с взрослением.

Скажем, до восемнадцати лет примерно я не воспринимала совсем тяжелый рок, была таким снобствующим классиком. Со своим консерваторским образованием я мало что соображала, мне казалось, что рок только пэтэушники слушают. А потом я просто открыла его для себя и влюбилась в эту музыку. Led Zeppelin — как это не любить?! Я сама сейчас иногда работаю в тяжелом ритм-энд-блюзе.

— Возвращаясь к песням детства, Вы своим детям поете?

— Да, обязательно, если удается засыпать вместе с детьми, конечно, пою «За печкою поет сверчок», «Спи мой мальчик» и так далее.

— А дети занимаются музыкой?

В обязательном порядке все должны учиться в музыкальной школе, независимо от того, будут они потом в музыке или нет.

Я считаю это необходимым, именно семилетка, потому что это воспитание души, вкуса, слуха — я точно могу быть уверена, что они не будут дергать ножкой под группу «Комбинация».

— Какие инструменты звучат у Вас дома?

— Фортепиано. Чем владеем, то и можем контролировать.

— Судьба Вас сводила с разными известными людьми: это и Николай Носков, и Леонид Агутин. Как это сотрудничество обогатило Вас?

— Каждый одарил огромным багажом мастерства. Николай Носков меня научил не зависеть от голоса, от его состояния. Я два года проработала у него на бэк-вокале. Он говорил: «Выходи на сцену и пой, есть ли голос, нет ли его, пой, дыши». Мы долго не могли понять, что такое «дышать». Нас абсолютно не так учили. И когда ты это понимаешь, делаешь колоссальное открытие, что действительно можешь не зависеть от состояния голоса, просто выходишь, и идет звук от дыхания. Вся жизнь — это открытия…

— Проект «Голос» чем помог профессионально?

— Счастье, что я оказалась у Леонида Николаевича. Я так и ожидала, что мы поймем друг друга, и я очень благодарна, что он в меня поверил. Я вообще готова была уйти сразу, потому что была сильнейшая команда, и я за каждого сама болела, и была бы рада, если бы каждый из команды остался — все были достойны оказаться в финале безоговорочно.

«Голос» дал мне возможность выйти из моего музыкального круга и спеть те произведения, которые я всегда хотела петь, но они не вмещались в мой репертуар.

13 ноября мы с Арменом в Светлановском зале в Москве с большим оркестром явим концерт, который называется «Сто часов счастья». Это будет полностью концерт произведений советской эстрады, любимые мои вещи. И мы реанимируем немного творчество Левона Мирабова, отца Армена, который был в течение десяти лет главным дирижером оркестра Муслима Магомаева, написал произведения, которые и Клавдия Шульженко исполняла, и Муслим Магомаев, и Алла Пугачева. И мы хотим, чтобы на этом концерте вышел Левон Габриэлович, будет много специальных гостей.

— Мариам, когда Вы издалека, из других стран и городов, вспоминаете Казань и фестиваль «Джаз в усадьбе Сандецкого», какие ассоциации он у Вас вызывает?

Изумительная атмосфера, уют и какое-то особое единство. Чудесная публика, фантастические организаторы — Ольга Скепнер — низкий ей поклон. И город феноменальный.

Мы очень любим Казань, от чистого сердца говорю. Здесь спокойно, красиво, ухоженно, что очень важно. Мы, как люди, ориентированные на семью, можем это сравнить с заботой о стариках: когда так следят за городом, значит, люди понимают, как надо следить за стариками, чтобы их старость была благородна и красива.

— У Вас уже есть любимые места в Казани?

— Мне очень нравится пряничный театр кукол. Красивейший центр, и мечети, и русские церкви.

— Музей, на территории которого Вы выступаете, успели посмотреть?

— Нет, не успели, к сожалению, потому что гастроли — это чудовищно: мы ничего не успеваем.

— Значит, будет повод вернуться.

— Да, обязательно, мы хотим просто приехать, потусоваться с нашими друзьями, спокойно погулять, подышать городом.

— Вы нынче на фестивале еще и в качестве слушателя: всегда стараетесь слушать выступления супруга?

— Я очень люблю его творчество, считаю его потрясающим мелодистом, уникальным музыкантом, у него пианистические приемы не похожи на других исполнителей, и для меня он всегда новый. В этом трио его единение с такими фантастическими музыкантами, как Петр Ившин, Антон Горбунов, Манук Газарян — это великолепно, взаимопонимание полнейшее в музыке, и это такой кайф!

— А у Вас с мужем бывают музыкальные разногласия?

— Конечно! И злимся, и фыркаем, и не разговариваем. Сцена мирит очень часто. Мы можем ехать в машине, не разговаривать друг с другом, а после сцены, конечно, и обнимемся, и поцелуемся.

— Мариам, что бы Вам хотелось в творческом плане сотворить совершенно новое?

— Есть задумки. Честно говоря, я еще пишу сценарии к фильмам и хочу поступить на сценарный факультет, наверное, я это сделаю.

У меня много идей музыкальных фильмов. Это важная ниша, но она почему-то сейчас никак не играется. Музыкальные фильмы должны быть обязательно, это воспитание хорошего музыкального вкуса.

— Те музыкальные направления, в которых Вам сейчас интересно работать: джаз, фанк, фьюжн — за счет чего они сейчас обогащаются?

— Вы знаете, у нас недавно был с музыкантами спор в фейсбуке по поводу снобизма джазовых музыкантов. В Норвегии живет наш великий пианист Михаил Альперин. Кстати, одни из первых джазовых концертов, которые я услышала в Москве, это были его выступления. Так вот он сказал очень хорошую фразу в этом споре: «Снобизм — это отсутствие любви».

Любовь безумна, ее нельзя просчитать, а музыка без любви — это не музыка и даже не математика, это просто какая-то пародия.

Я думаю, что если и что и может убить развитие любого направления в искусстве, так это снобизм. Люди должны быть более восприимчивы и открыты к творчеству других, перестать осуждать, умничать, шушукаться, каждый, родившись, имеет право что-то творить на этой земле, и судьи точно не мы.

Беседовала Нина Максимова

Фото: Викентий Потапов

В Татарстане оценили запасы охотничьих ресурсов на сумму 2,9 млрд рублей, что на 7% больше, чем в прошлом году. Об этом сообщил зампредседателя Госкомитета РТ по биоресурсам Рамиль Шарафутдинов во время выступления в Госсовете региона.

По его словам, увеличение произошло в том числе благодаря появлению двух новых видов охотничьих ресурсов в естественной среде обитания: маралов и пятнистых оленей. На сегодняшний день в естественной среде обитает более 500 особей этих видов. Всего в Татарстане насчитывается более 700 видов животных, из которых 81 вид относится к охотничьим ресурсам, отметил Шарафутдинов.

Ранее TatCenter писал, что «Центр цифровой трансформации Татарстана» заключил сделку на сумму 2,5 млн рублей, чтобы получить право использовать программное обеспечение зимнего маршрутного учета охотничьих ресурсов.

Шарафутдинов Рамиль Гумерович

Заместитель председателя государственного комитета РТ по биологическим ресурсам