Яков Вениаминович, вы работали в Горжилуправлении Набережных Челнов и вот теперь стали директором Агентства по госзаказу. Это две абсолютно разные отрасли. Сложно было переквалифицироваться?

Очень сложно. Потому что эта работа законодательно прописана, но определенного опыта еще нет. Есть устоявшиеся схемы, но сразу разбивать их тоже рискованно. Приходится учиться на ходу. Та отрасль, которой я занимался до этого, конечно, далека от госзаказов. Я думаю, что мое назначение — это оказание доверия.

Вы добродушный человек. По крайней мере, такое впечатление сложилось у окружающих. Это качество вам не мешает как руководителю?

Искусство руководителя не в том, чтобы кричать, а в том, чтобы поднять бровь. На мой взгляд, правильный менеджмент заключается в том, чтобы не создавать ситуации, в которых нужно кричать и ругаться. Люди могут ошибаться, но они должны выполнять свои задачи. Но нельзя доводить дело до скандала, если это все-таки произошло — виноват руководитель. Себя самого хвалить нельзя, но вроде получается… Да, я добродушный, я не люблю обижать людей. Руководитель должен понимать своих подчиненных, должен создавать такую ауру, чтобы подчиненным хотелось идти на работу, а не на каторгу.

Вас можно вывести из себя?

Достаточно просто. У меня аллергия на три вещи: мяту, пилочку для ногтей и женщину, стоящую, когда я сижу. Я становлюсь невменяемым.

Как вы организовываете свой досуг?

Досуг — понятие относительное. Помните, как про Льва Толстого сказали: «Поле попашет, попишет стихи». Кому что. Очень важно восстановить силы до следующего рабочего дня. С годами на восстановление уходит все больше времени.

Не остается времени читать — это плохо. Мой отец говорил, что если человек не библиотекарь и не филолог, то он не может прочитать за свою жизнь более 3 тысяч книг. Мне хочется прочитать больше, в Интернете полазить, в шахматы поиграть. Я отдыхаю по-разному. Очень люблю субботу после обеда. Часа в три все уходят, и я сажусь читать документацию, которую я специально откладываю на этот день. Я боюсь в суете допустить ошибку, а в это время никто меня не беспокоит.

Это, по-вашему, отдых?

Конечно, это — отдых. Одно дело, когда человек бежит, другое, когда идет. В воскресенье приезжают дети (они пока в Челнах). Кормить их, гулять по Казани, сходить куда-нибудь — это уже хорошо.

В это воскресенье мы идем на Жванецкого. Я многое знаю наизусть из Жванецкого, и друзья мне дарят его книги. Он гениален, хотя не все его понимают. У меня со Жванецким есть личные счеты и если удастся в этот раз с ним встретиться, я ему напомню. Как-то мы встретились со Жванецким в Челнах. Меня предупредили, что ему нельзя пить, и алкоголя не должно быть принципиально. Мы ужинали без алкоголя, и он мне сказал: «Как ты, вроде умный парень, мог купиться на этот розыгрыш». Оказалось, что надо мной подшутили. Мне интересно помнит ли он.

Яков Вениаминович, вам, наверное, больно вспоминать, но случай, который произошел 1 июля 1999 года, когда вашего сына украли и увезли в Чечню, изменил ваше отношение к чеченской проблеме?

Бандиты есть бандиты. В Чечне или в Ярославской области — разницы нет. Но воровать людей — это национальное. Для меня всегда было важно законопослушание. Даже если закон плохой, все равно нужно его соблюдать.

Главное, что сын есть, он со мной. Конечно, страхи остались, но надо перешагнуть их и жить дальше. Прошло почти 4 года, ничто, конечно, не проходит бесследно. Слава Богу, что достали сына. Я благодарен всем, кто участвовал в этом. У меня была возможность сказать Путину «спасибо», потому что тогда он был начальником ФСБ, и мне говорили, что он лично курировал это дело. Совершенно случайно меня допустили к нему до рукопожатия, я ему сказал: «Спасибо за то, что все хорошо обошлось», Путин сказал: «Что вы хотите?», я ответил: «Я вам сказал спасибо, что мне еще хотеть».

После этого, как вам удалось не ожесточиться?

В том случае люди выполняли задание. Они же не просто бандиты, они военные. Солдаты не виноваты, они выполняли приказ. Те люди, которые отдали приказ, по сути, тоже не виноваты. Они считают, что ведут народную освободительную войну. Я не ожесточился. Когда в ночь на 18 августа мне позвонил сын, и стало понятно, что он жив, что он в Чечне и нужны деньги, огромные деньги… Вот тогда мир для меня разделился на две части, потому что, к сожалению, некоторые люди, которых я считал близкими, отказывались помочь. Говорили, что это личное дело семьи Геллеров. Мне было сложно это понять. С другой стороны, приезжали люди, которых я почти не знал, помогали мне. Старушки приносили в кассу 100 рублей и говорили: «Это для сына Геллера». Но осуждать я никого не хочу. Люди живут, у всех свои хлопоты.

Кем вы мечтали стать в детстве? Явно не домоуправом и не директором Агентства по госзаказу?

Вы знаете, я как-то давно, когда работал в ЖЭКе, написал несколько строчек, которые отвечают на этот вопрос.

Как в небо хотелось, разбежавшись подняться

По ночам снились звезды и ракеты не раз

Но надо кому-то на земле оставаться,

Чтобы ночью в квартире шумел унитаз.

Многого хотелось. Но у меня счастливая жизнь. В Челнах я достиг всего, что мог: лучший менеджер России, заслуженный работник, почетный гражданин города. Многие регионы тогда побывали в Челнах, перенимали опыт и внедряли его у себя. То, что сейчас называется реформой ЖКХ. Было сделано много того, что сейчас только внедряется в Казани. Не Геллер это сделал, но он в этом тоже участвовал.

Мне много кем стать хотелось, но, говорят, от судьбы не уйдешь. Когда мы приехали на КамАЗ, меня устроили в ЖЭК, чтобы поскорее получить жилье. А потом засосало: ведь хочется быть лучшим там, где работаешь. Я смотрю на своего младшего сына и вижу себя только с разрывом в 35 лет. Он талантливый мальчик, но не сосредоточен на чем-то одном, везде старается успеть. И я ему не мешаю. Я думаю, что у него судьба будет такая же: куда его вынесет, там он будет стараться сделать максимум. Я надеюсь на это.

Вы максималист?

В какой-то мере да. Как у Пастернака: «Во всем мне хочется дойти до самой сути, в работе, поисках пути, душевной смуте». Пастернак все видел очень чутко.

Почему вы перестали писать?

Знаете, услышал как-то песню Визбора: «Откроет печку Гоголь чугунной кочергой, и свет огня блеснет в пенсне фагота». Я подумал, что никогда я так не напишу. Если я так не напишу, то зачем писать хуже? Вот на этих строчках я сломался. Но я пишу иногда друзьям на дни рождения. Сейчас объявлен конкурс на гимн ЖКХ, и я написал на марш «Прощание славянки» очень злые слова. Но это так, экспромтом, а серьезное сейчас не пишу, да и возраст уже…

В течение первых трех месяцев 2024 года в бюджет республики поступило 4,9 млрд рублей от платных услуг, предоставленных государственными и муниципальными учреждениями. Это на 542,2 млн больше, чем за аналогичный период предыдущего года.

Доходы от государственных учреждений составили 3,27 млрд рублей, от муниципальных учреждений — 1,64 млрд рублей.

Напомним, за первые три месяца 2024 года доходы консолидированного бюджета Татарстана достигли 149 млрд рублей.