Ильдар Ягафаров: простая история татарского режиссера

В Казани кинорежиссера найти также сложно, как кинозвезду. Ильдар Ягафаров называет себя простым татарским парнем. И хочет снимать простое татарское кино. Он любит Казань, как художник любит свою музу. Он хочет увидеть свой город на большом экране и сделать татарскую культуру модной. У него пока все получается.

Ильдар Ягафаров. Режиссер. Родился в 1971 году в Пермской области. С родителями переехал в Казань в возрасте трех лет. Свою биографию описывает как «обычную историю татарских провинциалов». После школы поступил на спортфак пединститута, занимался парашютным спортом. Увлекался фотографией, в 1991 году пошел работать на татарское телевидение ассистентом режиссера. Поступил во ВГИК в 23 года. В 2000 году вернулся в Казань, чтобы снимать кино. Имеет несколько международных наград за свои кинематографические работы. В 2000 году снял дипломную работу «Бэхеткэй». Фильм получил диплом Дней тюркского кино в 2001 году в Стамбуле, а в 2002-м стал лучшим в номинации «Иностранный студенческий фильм» на фестивале, посвященном культурам мира, в Хьюстоне, США. В 2005 году его последний фильм «Куктау» («Небесная гора») получил на российском кинофестивале «Кинотавр» приз Гильдии кинопродюсеров. Кроме того, лента удостоилась одной из наград на 45-м Международном кинофестивале для детей и юношества в городе Злин (Чехия).

Ильдар, расскажи, как после спортивного факультета в тебе созрело решение стать режиссером. Как ты поступил во ВГИК, институт со статусом недоступности для простых смертных?

Я очень быстро понял, что спорт не мое призвание. В молодости человек совершает много необдуманных вещей, пробует, выбирает — это нормально. Вот и я поступил в пединститут, потому что друзья туда поступали. Но с другой стороны — парашютный спорт тоже отражает мой характер. Я осознанную жизнь начал в 20 лет, когда пришел на телевидение и сразу стал очень активным. Поехал в Питер на курсы, потом в Москву. История на самом деле очень спонтанная. Я зашел во ВГИК с мыслью «чем черт не шутит», поговорил с мастером, который по счастливой случайности находился в этот момент в коридоре, написал в библиотеке автобиографию, эссе-зарисовку, и Александр Степанович Кочетков отобрал меня на конкурс, взял к себе. У меня был короткометражный фильм о том, как грустят разные люди. Работа его очень вдохновила, и он всячески меня поддерживал. Все произошло будто само собой. Правда, ректор сначала отказался взять меня на бюджетное отделение, полгода я ходил вольным слушателем и потом поступил официально, когда меня послали в числе лучших студентов на конкурс в Марсель. Там я познакомился с Александром Политковским, и мы начали вместе делать программу «Взгляд». Несколько лет мы ездили по стране и делали репортажи. Он был журналистом, я — режиссером.

Перед тобой были открыты все двери, почему ты не остался делать карьеру на центральном телевидении и вернулся в Казань?

Мне многие задавали этот вопрос и всё приговаривали: «просто ты не смог жить в Москве, испугался бытовых проблем, оказался слабее других», но почему я должен был остаться? Здесь мой дом, мои родители, моя девушка. Мне здесь все знакомо. У меня своя цель, которую я хочу реализовать здесь. И когда пришло время дипломной работы, мне захотелось сделать фильм очень национальный, татарский. Вообще я из очень традиционной татарской семьи, и благородные национальные традиции живут во мне с детства — мой отец был председателем татарского общественного центра. Мы с оператором Пашей Трубниковым сняли короткометражный художественный фильм «Бехеткэй» («Маленькое счастье»). Сюжет ее очень простой: маленький мальчик живет в деревне, он — сирота, и у него есть корова, которую зовут Бехеткэй. Однажды она не приходит домой — и мальчик с другом идут ее искать и попадают в разные интересные ситуации. Фильм очень образный, может быть, не совсем интересный сюжетно, но, на мой взгляд, глубоко татарский. Знаешь, по-хорошему национальный, но с внедрением в европейское кино. После такого удачного начала Зуфар Бухараев — председатель комитета по кинематографии республики Татарстан (теперь он заместитель министра по кинематографии) — взял меня к себе режиссером.

А во время учебы во ВГИКе ты снимал фильмы?

Я снял фильм «Простые слова» про то, как люди в переговорном пункте говорят с близкими людьми. Мы подключились на станцию в Москве и потом в Казани, сделали трехминутную постановку. Это свидание голосов, очень интимный фильм, который тоже хорошо прошел.

Вообще, при господстве наносного, модного и тенденциозного я стремлюсь к чему-то простому и общечеловеческому. Может быть, это даже соцрелизм старого советского кино. Это такая очень большая простота шукшинская. Такой, наверное, у меня стиль.

Моя национальность дает свой почерк, все сказки, которые я слушал в детстве, песни — все это аккумулируется в свою картинку, особенную, в мой киноязык.

Твоя последняя картина попала на престижный российский кинофестиваль «Кинотавр». Слышала, что тебе не предоставили возможность поехать на фестиваль, что вместо тебя поехали люди, которые не имели к фильму никакого отношения, и ты оказался там в последний момент по собственной инициативе…

История создания моей последней картины намного интереснее и сложнее, чем сама картина (смеется). Мы не знали многих юридических тонкостей. Когда к нам пришел оператор и принес договор на 35 страниц, в котором было абсолютно все оговорено, мы смеялись над ним, а теперь я понимаю, что это было правильно. Потому что сейчас у меня даже нет прав на эту картину, и, что самое смешное, даже самого фильма у меня нет. Кино — это коммерческий проект, который может принести серьезные деньги, и эмоциональная сторона тут не должна опережать рациональную.

В Казани помимо тебя есть свои режиссеры художественных фильмов?

В начале 90-х было четыре режиссера, которые окончили высшие режиссерские курсы и тоже хотели очень многое сделать. Но тогда, наверное, было время другое, и они очень быстро разочаровались в том, что не смогут сделать это в том объеме, в каком им хотелось, или не смогут заработать денег. Есть еще татарский талантливый режиссер, который называет себя Эдгар Бартенев, настоящее его имя Ильдар, он работает в Питере.

Он работает с национальной темой?

К сожалению, нет. Он даже ее избегает, потому что считает, что это неправильно. Кино для него — искусство, построение сюжета — совсем другие вопросы. Я его хорошо понимаю. Тем не менее у меня другой взгляд. Я просто не смогу снять не национальное кино, даже если захочу.

Что значит для тебя «национальная» тема в кино? Она ведь может проявляться в совершенно разных контекстах… Что ты хочешь сказать?

Я хочу заявить о себе как первый татарский кинорежиссер, начать эту тему. Хочу перевести культурное татарское начало на киноязык. Что такое кинематограф — это же рождение национального героя. У татар должен быть свой национальный герой. Потому что на этих площадках строится национальность и культура. У татар сейчас на самом деле даже культуры современной нет, есть традиции. И эти традиции построены на деревенской культуре. У нас нет городской культуры, культуры татарской интеллигенции.

А ты в своих картинах больше затрагиваешь деревенскую тему или городскую?

О деревенской теме говорить проще. Она есть и всегда была, и нет проблемы с языком — я же стараюсь снимать на татарском. То есть, когда в деревне все говорят на татарском, — это естественно. А когда ты снимаешь сцену в троллейбусе, и все говорят на татарском — это смешно и надуманно. Когда я снимал «Куктау», я столкнулся с такой проблемой. Я снял его полностью на татарском, хотя сюжет был городской. Сейчас я хочу снять честное, правдивое кино про молодую интеллигенцию, про молодых людей, которые не знают языка, не говорят на нем, но в душе являются татарами. Это проблема, о которой надо говорить сейчас, потому что пора уже осознанно посмотреть на себя со стороны. Если мы не поймем этого сейчас, потом уже будет поздно, пройдет полная ассимиляция.

А как ты считаешь, молодое татарское поколение позиционирует себя как татарское с культурной точки зрения или нет?

Скорее нет. Они просто не задумываются об этом. Или они считают, что у татарского языка нет будущего, тогда зачем на нем говорить? А без знания языка как можно считать себя полноценным татарином. Я однажды обсуждал эту тему с другом, специалистом-международником, и он сказал, что если бы мы, татары, развивали нашу культуру и наши традиции, то были бы очень похожи на японцев в плане специфики, особенностей культурных и исторических. Мы действительно на них похожи. Просто надо сделать нашу культуру модной. В этом весь секрет. Модная музыка, модное кино. Народ — это те же дети. Они будут любить то, что модно.

Есть татарская музыка и татарский театр, не хватает адекватного уровня для того, чтобы это стало действительно модным на общероссийском уровне. Как решить эту проблему?

Проблема ассимиляции — корень этой проблемы, потому что как только татарин становится в высшей степени образованным, способным поднять свою татарскую культуру на более высокий уровень — он тут же «ассимилируется», уезжает в Москву или просто забывает о том, что он — татарин. И это больно. Об этом я и хочу рассказать в своей следующей картине. Это будет клубок проблем очень реальных и актуальных: и проблема смешанных браков, и просто истории разных людей. Моя история. Очень завуалированная, но моя, наболевшая, выстраданная. Поэтому я знаю, как я хочу ее рассказать. Национальная тема — очень серьезная и тонкая, и ее можно извратить и опошлить или, еще хуже, спровоцировать межнациональные конфликты. Этого ни в коем случае нельзя делать. Мы должны переходить в стадию современных отношений в условиях современного мира. Сейчас говорят о евроисламе например. В Европе просто идет процесс адаптации ислама под современный мир, потому что все должно развиваться.

А ты можешь рассказать, как в Татарстане работает комитет по кинематографии? Где у нас делают кино, взращивают своих режиссеров?

В 90-х годах было создано Госкино, выделена огромная территория под киностудию, которой до сих пор нет. По какой-то причине в эту структуру скидывали чиновников, которые в министерстве культуры или министерстве финансов ни на что не годились. У нас нет ни фильмов, ни режиссеров, ни культуры татарского кино. На то, что там происходило, просто стыдно было смотреть. В никуда было выкинуто очень много денег. Создали факультет режиссерский в Институте культуры. Но кто там может чему-то научить? Сейчас надо человек тридцать отправить учиться в Польшу или Германию. Да, вернутся из них в худшем случае двое-трое, но принципиальных, которые вернулись, чтобы поднимать здесь татарское кино, будучи профессионалами. Этого уже будет достаточно.

Ты говоришь очень здравые вещи, наверное, просто нужно довести их до сведения нужных, власть имущих людей. Ты обращался за поддержкой к чиновникам?

«Бехеткэй» мне материально помогли сделать в Татарстане, потому что на те 25 000 рублей, которые дает ВГИК, ничего сделать невозможно. И когда на центральном телевидении мы с Александром Политковским делали две национальные передачи с участием нашего президента, я подготовил специальное письмо, передал ему, и наша мэрия выделила мне какие-то деньги, чтобы я мог свою картину доделать. И эта работа сразу выстрелила и здесь и за рубежом. Здесь прошла премьера, потом картина ездила в Турцию, Германию, США и везде была хорошо принята. Сейчас я везу письмо президенту, положу в почтовый ящик в Кремле. Конечно, нужно что-то делать, чтобы тебя услышали.

А какие по-твоему нужно внести практические изменения, чтобы можно было снимать кино в Татарстане?

Конечно, все государственные структуры по кинематографии убыточные по определению. Их давно уже везде убрали. Есть частные студии с профессиональными продюсерами и есть министерство культуры, которое решает, где и какой режиссер работает и кому и что дать снимать. Такой механизм работает сейчас в Уфе. У нас промежуточная организация — комитет Госкино — сейчас является посредником между министерством культуры и студиями, и как посредник она функцию свою не выполняет. А деньги тратятся огромные. Вот так все и не работает.

У тебя есть любимые режиссеры, стиль которых тебе близок? Что ты любишь в кино?

У меня нет никаких кумиров. Из американских, может быть, Оливер Стоун. Он мне вообще нравится как человек. На татарина похож (смеется). В кино я люблю простую историю обычного человека без фантастики. Когда очень простая история рассказывается эмоционально и честно. И это больше всего берет за душу и запоминается. А не когда все летит и взрывается. Это тоже должно быть, потому что кино — это аттракцион, но когда кино состоит из одной компьютерной графики — это уже не кино, а мультфильм.

Расскажи о своем новом проекте, если это, конечно, не секрет.

Рабочее название картины «Жить хочу». Мне 34 года и мне уже хочется снять фильм о том, что я знаю, а не выдумывать несуществующие сюжеты. Я пишу сейчас сценарий, и передо мной, как карточный домик, истории моих друзей, и моя история. Фабула такова: есть герой, перед которым куча соблазнов, он живет в своем городе, любит его и делает свою жизнь сам. Картина будет очень национальная, по-хорошему национальная, но в ночном клубе в этом фильме на татарском говорить никто не будет, потому что это глупо. И я буду говорить о том, как мой герой, интеллигентный, образованный человек подводит тех людей, которые сохранили эти традиции. Если этот народ дал тебе эти традиции, так не растрачивай это. Иди дальше, переходи на другую ступень развития, но с этими традициями, и тогда, может быть, мы станем англичанами, французами и японцами.

А говорить оголтело «делайте все только на татарском», и этим частенько страдают сейчас наши писатели, это все наносное. Кино должно быть честным, тогда люди поверят режиссеру.

Ты будешь снимать в Казани?

Да, я хочу снимать здесь. Понимаешь, когда люди увидят свой город в стереозвуке, на широком формате — это же такой балдеж. И я хочу подарить им это удовольствие. Кино сейчас так популярно. Я буду работать с приглашенными звездами российского уровня и привлекать просто фактурных людей, не профессионалов.

Ты сказал, что процесс создания «Куктау» был очень сложным. Ты извлек какие-то уроки из этого опыта? Что ты теперь будешь делать по-другому?

Мне не хватало опыта в чем-то. Я не умел давить на актеров, шел на поводу иногда и потом видел, что сцена не удалась. Сейчас это во мне есть, я буду настаивать на своем, кричать на актеров, если нужно, пусть весь мир будет против. Мне кажется, уметь стоять на своем — это одно из главных качеств режиссера, потому что картинку, конечный результат видит только он. Было много тонкостей экономических и юридических, за которыми я не уследил. В какой-то момент Госкино решило, что режиссер — они, а не я. Этого нельзя было допускать.

У тебя есть заветная творческая мечта?

Я хочу сделать картину-легенду, к чему казаться скромным… Это мечта каждого режиссера. Сделать свою визитную карточку, узнаваемую. А в моем случае это может быть визитная карточка татарского кино. Знаешь, бывают такие картины, после которых зрители уходят молча. Они настоящие. Это как момент откровения. Я хочу снять такую картину.

Новости
28 Марта 2024, 15:17

Из реестра улиц Казани исключат Архитектурный проезд

Он расположен в Вахитовском районе города.

Архитектурный проезд, расположенный в Вахитовском районе Казани, исключат из реестра улиц города. Соответствующее постановление опубликовано в Сборнике документов и правовых актов МО города Казани. Решение об отмене названия проезда было принято из-за отсутствия на нем объектов недвижимости, оно также будет удалено из адресного плана города.

Ранее TatCenter писал, что в реестр названий улиц Казани включили Вознесенский тракт.

Lorem ipsum dolor sit amet.

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: