— Айдар Наилевич, разговор о Республиканской офтальмологической больнице хотелось бы начать с определения основных тенденций, наметившихся в обществе: как в последнее меняется количество пациентов, характер офтальмологических заболеваний?

-В последние годы очевидна тенденция к старению пациентов, причем в Татарстане она проявляется особенно интенсивно, так как у нас продолжительность жизни населения высокая и основная масса больных — это пенсионеры.

Количество пациентов офтальмологической больницы растет. И здесь крайне важно обозначить причины количественного увеличения. Прежде всего, возросло количество больных, у которых мы раньше констатировали бы факт слепоты, а сегодня имеем возможность их лечить, т.к. есть ряд процедур, исследований, позволяющих ставить более точные диагнозы. На их основании мы можем вести терапию с использованием опять же новейших препаратов, и, убедившись в эффективности лечения, принимать дальнейшие решения. Например, макулодистрофию еще 3 года назад мы не диагностировали, так как не было соответствующей аппаратуры.

Сейчас появились томографы, которые дают возможность выявить это заболевание и его стадию. На определенном этапе данное заболевание поддается лечению. Таким образом, с появлением новой аппаратуры мы получили серьезный сегмент пациентов: на республику это около 10 тыс. человек, и мы реально можем этим людям помочь. К сожалению, пока такое лечение не всем доступно материально, но сам факт возможности тоже немаловажен.

— Насколько остро сейчас стоит проблема нехватки квалифицированных кадров?

— Это, пожалуй, самая больная тема. Недавно прошел общенациональный офтальмологический форум, где главный офтальмолог России озвучил такие данные: по статистике, Татарстан на втором месте с конца списка по количеству офтальмологов, хуже нас только Чечня. При этом по уровню профессионализма мы одни из первых. Дело в том, что наши офтальмологи абсолютно все сертифицированы, а в России есть регионы, где этот показатель упал до 50%. Мы держим планку высокого профессионализма, потому что есть база университета, где имеем возможность обучать специалистов бесплатно, в том числе и врачей из районов республики — там тоже все офтальмологи сертифицированы. Но, к сожалению, специалистов мало: укомплектованность в настоящее время на уровне половины от необходимого количества.

— Почему не хватает офтальмологов?

— Основные причины такого положения следующие. Во-первых, это отсутствие заинтересованности врачей к работе в госсекторе. Естественно, это напрямую связано с зарплатой: молодой специалист, пришедший к нам после ВУЗа, получает 3,5 тыс. рублей, а ведь врачу предстоит принимать важные решения, брать на себя ответственность за судьбу людей. Для сравнения в салоне оптики врач зарабатывает в среднем 15 тыс. рублей, при этом ответственность ограничивается подбором очков.

Второй важный фактор — это отсутствие оборудования в поликлиниках. В частном центре есть аппаратура, ничего не нужно делать вручную, все автоматизировано, удобно, и у доктора при наличии оборудования гораздо больше возможностей правильно поставить диагноз и вылечить пациента, а значит, получить удовлетворение от работы, услышать благодарность больного. А ведь в нашей профессии фактор результата очень важен. В поликлинике врач, к сожалению, зачастую вынужден разводить руками и направлять человека куда-то дальше. Отсюда и отношение к работе: неинтересно, бесперспективно и т. д.

Кроме того, значительное количество хороших специалистов мы потеряли, так как они из офтальмологов перешли в категорию врачей общей практики. Существует нацпроект, по которому врачи общей практики получают надбавку в 10 тыс. рублей. Это стало серьезным стимулом для ухода врачей в эту сферу.

— Какие государственные программы поддержки офтальмологических медицинских учреждений действуют в настоящее время?

-В 2004 году нашей больницей была разработана первая программа, в 2006 году ее утвердили и начали реализовывать. В результате нам удалось достроить первую очередь нашей больницы и оснастить хотя бы минимальным количеством необходимого оборудования.

Сейчас есть поручение Президента Татарстана Рустама Минниханова, он дал его буквально в первый месяц работы на посту главы республики, о разработке новой программы развития. Мы это сделали. Сейчас программа проходит согласование, утверждение в разных структурах. Данный документ отражает практически все аспекты деятельности врача офтальмолога, надеемся, что если она заработает, мы сможем вывести нашу сферу на качественно новый уровень.

Количество пациентов-платников уменьшается

— Каков механизм оказания медицинской офтальмологической помощи в Республиканской больнице?

— Сегодня 90\% обратившихся к нам больных получают помощь здесь. В ряде случаев мы отправляем пациентов в Москву, но оговорюсь: если раньше мы направляли туда, потому что реально не могли сделать ту или иную операцию, то сейчас только по той причине, что у нас очень большой поток больных.

Единственный случай, когда пациенты ждут своей очереди — это лечение катаракты. Все остальные виды помощи оказываются неотложно. Очередность на операцию больных с катарактой обусловлена массовостью данной операции, при этом она не связана с риском потери зрения, то есть ожидание не вредит больному. Но если человек хочет прооперироваться быстрее, это можно сделать либо в частной клинике, либо у нас в платном отделении.

Очередь увеличивается еще и за счет льготников, которых сегодня много. Скажем, в этом году было вдвое больше участников войны, ветеранов, так как в преддверие годовщины Победы их направляли на операцию вне очереди, к счастью, мы справились и прооперировали всех обратившихся.

— В последнее время количество пациентов, выбирающих платное обслуживание, растет?

— Наоборот, уменьшается. Процесс сокращения начался примерно в октябре прошлого года и был инициирован кризисом, сейчас он продолжается. Мы связываем это, во-первых, с общим снижением уровня доходов населения, а также с конкуренцией частных клиник. Но лично я считаю, что конкуренция нужна и ничего плохого в этом нет.

— Как формируются цены на платные услуги в государственном учреждении?

— Цена складывается из себестоимости услуги и рыночной позиции: мы выбираем промежуточный вариант. Себестоимость у нас выше, чем у частников, мы не пользуемся правами малого бизнеса, да и никакой двойной бухгалтерии у нас быть не может, поэтому налоговая нагрузка гораздо выше. Второй аспект, который формирует достаточно высокую стоимость платных услуг, это государственные издержки, начиная от тендеров, заканчивая разными отчетными формами, например, содержанием штата и т. д.

Поэтому в государственной больнице услуги по определению будут дороже, но мы гарантируем опыт врачей, надежность на всех этапах лечения. Ведь только у нас созданы условия для тяжелых операций и работают исключительно врачи высокой квалификации. Они готовы к сложным случаям, лечат тяжелые патологии, которыми частный бизнес никогда не занимался, да и не надо. Скажем, ни в одной частной клинике нет общего наркоза — это нерентабельно, поэтому автоматически к нам попадают все сложные пациенты, и больные уверены, что ситуация здесь будет под контролем. Возможно, в чем-то мы и уступаем в плане сервиса, но хочу особо отметить, что сейчас, поступая к нам, пациент ничего не должен приносить с собой, он здесь полностью обеспечен всем необходимым для лечения. Мы закупаем самые лучшие расходные материалы и конкурируем с лучшими частными клиниками.

Очень важен такой показатель как количество операций: мы их делаем по 7−8 тысяч в год, оперирующих хирургов при этом 12 человек. А ведь чем больше врач оперирует, тем больше у него опыта, соответственно и уровень выше.

«Кафедра для клинического учреждения — вещь необходимая»

— Что дает больнице непрерывное взаимодействие с кафедрой?

— Во-первых, в сложных случаях врачи всегда могут там проконсультироваться.

Кафедральные сотрудники — это как раз те, кто занимается нестандартными операциями, а у нас они представлены в полном объеме. Эти врачи учат более высоким технологиям, заставляют лечить более современными препаратами, вносят предложения администрации о закупки тех или иных препаратов, аппаратуры, доказывают, что это приведет к повышению эффективности лечения.

Показателем нашей совместной работы являются успешные операции. В среднем продолжительность лечения больного уменьшилась в три раза. Если раньше пациенты лежали у нас в среднем 7−10 дней, то сегодня этот срок сократился до 2−3 дней. Мы усилили догоспитальный этап: до того, как больной лег на койку, мы делаем все необходимые обследования. Поэтому классическая схема у нас такая: пришел пациент, прооперировался, после обеда его отпустили домой, на следующий день он пришел на прием к врачу, потом еще 2−3 раза показался и все.

Госпитализации подлежат только более тяжелые больные, например, с тяжелыми соматическими заболеваниями или пациенты из отдаленных районов республики, тогда 2−3 дня больной находится здесь под наблюдением врачей, так и самому пациенту спокойнее. Но тот факт, что количество больных, которых мы сразу отпускаем домой, неуклонно растет, это показатель количества и качества работы хирургов.

— Какие возможности для профессионального роста есть у врачей государственной больницы?

— Каждому врачу мы даем возможность роста, особенно молодым специалистам. Отправляем на любые стажировки, но, естественно, я как руководитель потом спрашиваю, чтобы специалист затраченные деньги возвращал больнице в виде успешных операций. На сегодня каждый врач ежегодно посещает в среднем одну конференцию и один цикл усовершенствования.

Около 8 лет назад мы начали проводить конференции у себя. Постепенно эти мероприятия становились все более серьезными, подключились спонсоры, и появилась возможность приглашать лекторов из России. Сейчас наша ежегодная конференция имеет статус всероссийской, она собирает не менее 300−350 человек, попадает во все рейтинги. Последний раз к нам приезжал главный офтальмолог России — это уже высокая оценка конференции.

Госзаказ в медицине

— Как формируется и распределяется госзаказ?

— Госзаказ — это объем денег, который выделяется клинике на осуществление деятельности, определяется Министерством здравоохранения РТ. К нам поступает определенная сумма на содержание больницы, коммунальные услуги, питание больных и т. д. А дальше уже идет выделение средств на лечение. Естественно, в первую очередь закрываем вопросы неотложной помощи, а уже по остаточному принципу финансируются заболевания, которые можно лечить в плановом порядке или в частных клиниках.

Убежден, что государственная больница не должна заниматься бизнесом. Наша задача — лечить людей, прежде всего, социальную группу, оказывать неотложную помощь. Конкуренция с частными клиниками нам не мешает: они берут на себя часть операций и тем самым разгружают госсектор. Но и мы делаем и платные операции и благодаря этому имеем возможность развиваться, потому что финансирование госсектора низкое.

— Внедрение новых технологий, методов и препаратов легче осуществить в частной клинике или в государственном учреждении?

— Все новинки идут через нас, потому что пока новая методика не пройдет апробацию в госсекторе, ни одно частное лечебное учреждение не имеет возможности ее использовать. Начинается все с кафедры. На базе Республиканской больницы существуют две кафедры офтальмологии: это кафедра КГМА и КГМУ. У нас ежемесячно проходит заседания общества офтальмологов, именно там все новинки и появляются. Скажем, недавно приехала группа врачей из Парижа, где был европейский съезд по катаракте. Каждый раз после поездки специалисты знакомят нас с новинками, привозят списки новейшего оборудования, а мы решаем, что сможем закупить в следующем году, чтобы лечить лучше и качественнее.

— То есть, когда и какое оборудование закупать решает руководство больницы?

— Если средства на закупку выделяет Министерство здравоохранения, то и решение принимаем совместно с этим ведомством. Но уже три года мы не получаем финансирования на оборудование и тем не менее ежегодно тратим на его закупку не менее 10 млн.рублей. В последнее время мы закупаем оборудование в основном за счет платных услуг (это 35−40% нашего бюджета), и нам определено законодательством решать этот вопрос самостоятельно. В отличие от частных клиник, у нас сам процесс закупки идет дольше, но зато все, что приобретаем, это всерьез и надолго. Это стопроцентно рабочее оборудование, которое мы активно используем, и самое главное, долго: инерционность колоссальная. Ведь даже в условиях полного отсутствия финансирования государственные клиники как-то существовали — как раз за счет приобретенного ранее оборудования.

«Еще недавно мы таких больных не лечили»

— Расскажите о новых технологиях последнего времени, введенных в Республиканской больнице.

— Среди технологий прорывного характера стоит назвать витреоретинальную хирургию — это хирургия заднего отрезка глаза, раньше мы таких больных не лечили либо могли только поставить диагноз и направляли в Москву. Два года назад мы начали делать операции такого рода и в этом году сделали уже порядка 600 операций.

Совсем недавно начали новый вид операции — пересадка роговицы. Я лет пять обивал пороги кабинетов в Москве, чтобы получить лицензию на право пересадки роговицы. В этом году мы, наконец, начали и сделали таких операций уже более 10 — это настоящий прорыв.

Кстати, хочу заметить, ни тот, ни другой вид операции в частном секторе не делается, и никогда не будет делаться. Это запрещено законом. Ни одна частная клиника не имеет стационара, а операция заднего отрезка глаза возможна только в условиях стационара, потому что после ее проведения нельзя выпускать больного на улицу, независимо от его благосостояния и условий проживания, пациент должен оставаться в стационаре под контролем врачей.

В прошлом году у нас появился новый препарат «Люцентис», который позволяет лечить больных с макулодистрофией. Раньше мы констатировали факт слепоты, а сегодня можем помочь таким пациентам. Пока лечение с использованием данного препарата бесплатно только для участников ВОВ, для остальных — на платной основе.

Также серьезные изменения произошли в области диагностики, например, мы приобрели фундускамеру, которая позволяет вводить контрастное вещество внутривенно, потом делать снимок глазного дна и смотреть, какие новообразования есть. Это высокоточная аппаратура, позволяющая проводить разнообразные исследования.

— Какая профилактическая работа ведется в сфере офтальмологии?

— Профилактикой мы занимаемся серьезно. Примером может стать работа с глаукомными больными. Существует приказ, согласно которому любой пациент старше 40 лет, попадающий в нашу поликлиническую сеть, должен пройти измерение внутриглазного давления. Если выявляются отклонения, то он попадает под диспансерное наблюдение. Больных с глаукомой нельзя вылечить, но можно научить жить с этой болезнью и не запустить ее. Сейчас для многих людей это уже обычная процедура: достаточно ежедневно капать препарат, вполне доступный по цене. Главная задача — объяснить людям, что здоровье в их руках и необходимо внимательно относиться к нему, даже если ничего не болит.

Перспектива — международная конкуренция

— Каковы наиболее заметные достижения нашей республиканской офтальмологии в общероссийском контексте?

— Продолжая разговор о глаукоме, скажу, что наша республика — единственный в России регион, где ведется диспансерное наблюдение больных с глаукомой, а таких пациентов в Татарстане 28 тыс. человек. Никто этим так серьезно не занимается, потому что денег на этом не заработаешь, больного не вылечишь, можно только не дать ему ухудшить зрение, но ведь и это дорогого стоит.

Около 5 лет назад мы проводили соцопрос и 90% респондентов, отвечая на вопрос, где бы предпочли лечить заболевания глаз, выбирали Чебоксары. Сейчас ситуация кардинально меняется. По высокотехнологичной помощи мы являемся российским лидером и сегодня выходим на международный рынок. У нас есть пациенты из других стран, прежде всего, восточных, это связано с духовной составляющей: граждане из Кувейта, Катара комфортно чувствуют себя в нашем регионе. Сейчас актуализируется понятие медицинского туризма: мы в данном случае о наших пациентах говорим: человек приезжает к нам, чтобы в буквальном смысле взглянуть на красоту Казани новым взглядом, после офтальмологической операции или лечения.

Немаловажным аспектом нашей деятельности являются клинические испытания. К нам обращаются мировые компании с просьбой провести те или иные клинические испытания, так как у нас есть соответствующая аппаратура, лицензия и специалисты. И если в Москве это стоит гигантских денег, то мы готовы заниматься испытаниями ради науки, имиджа, продвижения нашей школы.

— Что необходимо для выхода на международный рынок в сфере медицинских услуг?

— Прежде всего, работать по европейскому стандарту. И Республиканская офтальмологическая клиника — одна из немногих в России, которая полностью соответствует этому критерию. В России по стандарту в госсекторе работают 2−3 крупных института и несколько крупных частных клиник в Москве. Недавно на общероссийском съезде офтальмологов Татарстан был особо отмечен как регион, полностью внедривший стандартизацию, что очень отрадно.

— Как отражается на развитии офтальмологии отношение общества, государственных ведомств?

— Обычно отношение к офтальмологии формируется исходя из того, что у наших больных нет риска потери жизни. Конечно, когда на разных чашах весов оказываются офтальмология и, скажем, онкология, то понятен выбор Минздрава при распределении денег. Но я готов парировать: а стоит ли жить, лишившись зрения?! Слепой человек теряет интерес к жизни. Необходимость ухода за ним отвлекает от основной деятельности и работоспособное население, ведь незрячие люди социально не адаптированы, они даже более беспомощны, чем другие инвалиды.

Ситуация, которая сложилась сегодня в нашей сфере в Татарстане, стала возможна во многом благодаря руководству республики, которое внимательно относится к нашим проблемам, способствует развитию данной сферы, должным образом оценивает значение офтальмологии.

Поэтому в регионе возможна здоровая конкуренция государственного сектора с частным в плане платных услуг, а главное, мы имеем возможность развиваться и на все более высоком уровне выполнять свое предназначение — лечить пациентов. Я сам работал и в частной клинике, и в государственной и попытался найти баланс между необходимостью лечить и потребностью зарабатывать. Думаю, в определенной мере у меня получилось: для нас не важно, платит деньги пациент или не платит, мы лечим одинаково. Я считаю, что врач обязан лечить не в зависимости от кошелька пациента, а с точки зрения законов медицины и своего врачебного долга помочь больному.