— Михаил Геннадьевич, что значит роскошь в государственном понятии и что, на Ваш взгляд, необходимо включить в список роскоши?

— С точки зрения государства роскошь — это предметы потребления не доступные большинству граждан. В разных странах в зависимости от уровня жизни это понятие сильно различается. К примеру, в Китае налогом на роскошь облагается вся косметика, а в некоторых странах Африки роскошью может быть и пустая пластиковая бутылка. В России роскошью, предположительно, должна считаться недвижимость от миллиона долларов, которая, разумеется, куплена после 1991 года, а не получена в наследство.

Все автомобили определенных марок — например, «Бентли», «Майбах», «Феррари», «Мазератти», «Ламборжини» — тоже, безусловно, роскошь. Но здесь границы пока не ясны, необходимо обсуждение.

С точки зрения закона роскошь — это то, что общество считает таковым. В конкретизации этого вопроса есть некоторые продвижения, но пока говорить о проработанности этой инициативы, конечно, преждевременно.

— На вашем сайте Вы пишете, что налог на роскошь — это сочетание повышенного транспортного налога на дорогие автомобили и налога на недвижимость. Достаточно ли, на Ваш взгляд, введения повышенного налога только на автомобили и недвижимое имущество?

— Транспорт и недвижимость — те предметы роскоши, наличие которых легко отследить уже сейчас — в ГИБДД или в органах государственной регистрации имущества, например. Те же самые ювелирные украшения тоже могут быть очень дорогими и относиться к роскоши, но если человек спрятал их, условно говоря, под подушкой — попробуйте найти.

— Что, на Ваш взгляд, даст введение этого налога в стране?

— Если его все же примут, он должен ослабить социальную рознь, снизить уровень показного сверхпотребления, а также изменить мотивацию богатейших людей. Непроизводительное сверхпотребление для них должно стать менее привлекательным, а инвестирование в производство — более выгодным. Правда, создание условий для инвестирования именно в российское производство требует коренного изменения всей экономической политики, а не введения одного налога.

— Какова вероятность того, что предвыборное обещание премьер-министра, а ныне кандидата в президенты Владимира Путина о введении налога на роскошь, претворится в жизнь после выборов?

— Налог на роскошь требует дискуссии, он еще не проработан, это пока просто идея. Ряд конкретных предложений по нему уже есть, и во всех дискуссиях всплывает вполне закономерный вопрос: что же мешало Путину оформить свое предложение о налоге в виде постановлений правительства, которое он возглавляет, а не в форме ни к чему не обязывающих газетных статей? Сказать однозначно, будет ли эта идея претворена в жизнь, я, разумеется, не могу.

Мир балансирует на грани депрессии уже несколько лет, и рано или поздно он в нее «свалится»

— В связи с повсеместным кризисом в европейских странах в России часто обсуждают тему прихода кризиса и в нашу страну. В начале февраля Вы как раз проводили в Москве пресс-конференцию на тему: «Глобальные кризисы ближайших трех лет: к чему не будет готова Россия?». К чему же, по Вашему мнению, не готова Россия?

— К глобальному кризису. Мир балансирует на грани депрессии уже несколько лет, и рано или поздно он в нее «свалится». Это связано с тем, что на глобальном рынке сложились глобальные же монополии — и вполне закономерно начали загнивать. Оздоровить их не получается, так как рынок глобален, и внешней конкуренции попросту нет. Из-за их загнивания сжимается коммерческий спрос, и единственный способ компенсировать это сжатие, чтобы экономика хотя бы существовала, — увеличение спроса со стороны государства. То есть вливание денег в экономику, что ведет к росту долгов, которые уже давно даже теоретически нельзя погасить. В США, Европе и Китае долговой кризис проявляется по-разному, но природа его едина.

Простейший путь решения проблемы — прямое списание безнадежных долгов. Однако это приведет к тому, что мир, как подкошенный, рухнет в глобальную депрессию, которая будет хуже, чем в 1929—1933 годах. Для нашей страны это катастрофа: ведь глобальная депрессия — это падение цен на нефть, которая приведет к падению доходов без соответствующего сокращения коррупции. В результате удар по экономике будет даже сильнее сокращения доходов страны.

Другой способ решения проблемы долгов — размывание их высокой инфляцией. Однако меры по последующему подавлению ее, скорее всего, также обрушат нас в депрессию.

— Как же в таком случае расценивать заявление вице-премьера Игоря Шувалова, который в интервью одному из российских телеканалов в январе прошлого года сказал, что к 2012 или 2013 году наша страна выйдет из кризиса, а выходом из него будет считаться возвращение к прежним объемам экономики?

— После того, как в 2008 году нефть упала со 149 до 34 долларов, а потом вернулась с 30 до 110, российская экономика частично восстановила объемы производства лишь благодаря возвращению высокой цены на нефть, и потому говорить о завершении кризиса как минимум преждевременно. Мы по-прежнему беззащитны перед внешними шоками, так как наша экономика работает неправильно, демонстрируя не развитие и качественное улучшение, но лишь количественный рост.

Нам нужно строить хозяйственный организм, судьба которого не будет зависеть от внешних цен на нефть, в котором мы сможем жить как в крепком и устойчивом доме, а не как в брезентовой палатке, которую сдувает сильным ветром и пронизывает слабым.

Мы, вероятно, вернемся к прежним объемам экономики. Но в сегодняшней России при безумном произволе монополии, чудовищной коррупции и в ситуации, когда мировая цена на нефть в прошлом году выросла более чем на 40%, а экономический рост не ускорился, и реальные доходы населения падали, называть это позитивной динамикой, иллюстрирующей выход из кризиса, нельзя. Разве это не кризис, когда захлебывается от денег бизнес, захлебывается от денег бюджет, а люди живут все хуже? Ну и что с того, что Россия по экономическим показателям выйдет на уровень 2007 года, да хоть на уровень 90-го, все равно это кризис, так как российская экономика уже не работает, не развивается, не обеспечивает потребность общества в комфорте и безопасности.

— В том же интервью Игорь Шувалов заявил, что к обсуждению развития страны на период до 2020 года привлекут, в том числе, экспертов из-за рубежа. Какого плана привлекаются эксперты и есть ли у нас сейчас внятная стратегия посткризисного развития, о котором говорил в прошлом году Владимир Путин на заседании правительства?

Привлечение зарубежных экспертов может оказаться как полезным, так и вредным делом. В свое время Михаил Горбачев привлек в качестве экспертов группу лауреатов Нобелевской премии с В. Леонтьевым во главе. Когда они объяснили ему, что не нужно заниматься изменениями в политической системе, — она если и не демократична, то вполне работоспособна, — а нужно всего лишь немного поправить экономику, и даже показали, где именно это сделать, Горбачев их не услышал. Потому что ему нужно было другое.

А через несколько лет уже другие люди позвали других экспертов, которые сказали, что советская экономика никуда не годится, ее нужно ликвидировать, а то, что некоторые люди не впишутся в эту новую экономику и умрут, это уже их проблемы.

Что же касается стратегии развития страны до 2020 года, то этот документ был принят как раз в тот момент, когда он окончательно утратил актуальность: в разгар кризиса, в октябре 2008 года. До этого к нему были серьезнейшие претензии, в частности, из-за отсутствия обоснования и механизмов реализации провозглашаемых целей. Из-за критики объем программы был увеличен раз в восемь, чтобы уже точно никто не мог ее прочитать и предъявить какие бы то ни было претензии. Но, когда в ней приходилось читать о решении проблемы беспризорности лишь через 12 лет, как-то сразу вспоминалось, что после чудовищной гражданской войны, проблема была в целом решена за три года. До сих пор интересно знать, какую гражданскую войну планировали ее разработчики, если запрашивали на решение проблемы беспризорности вчетверо больше времени.

Здравствуй, 1998-ой!

— Какие перспективы, на Ваш взгляд, ожидают экономику страны в ближайшее время?

Если руководство откажется от либеральной экономической политики, начнет бороться с коррупцией и произволом монополий, введет умеренный протекционизм, забыв про присоединение к ВТО на кабальных условиях, если оно гарантирует нормальный прожиточный минимум, потому что это экономическое выражение права на жизнь, и при этом будет заниматься модернизацией экономической инфраструктуры, которая изменит весь деловой климат, — тогда все в порядке.

Если руководство этого не сделает или сделает плохо, тогда неизбежен системный кризис, и здравствуй то ли 1998, то ли 1991, а то ли и 1917 год, потому как системный кризис — это, прежде всего, потеря управляемости во всех сферах общества.

Системный кризис произойдет даже при самой дорогой нефти, так как рост коррупции все равно будет опережать рост доходов и отнимать у народа не только приятное, но и необходимое.

— Вы упомянули присоединение России к ВТО, охарактеризовав его как неграмотное. Как вы оцениваете сам факт вступления страны в ВТО?

— ВТО — это правила ведения споров по поводу конкуренции, в которых все участвуют на разных (это принципиально!) правах. Развитые страны, вступившие первыми, выговорили себе льготные условия и высокий уровень протекционизма, в которых остальным отказано.

Китай торговался с ВТО 17 лет и вступил на условиях худших, чем ему предлагалось изначально, но за это время он так модернизировал свою экономику, что его дискриминация, на которую он в итоге согласился, была уже приемлема для него. Российские же либералы 11 лет, начиная с 2000 года, занимаются, насколько можно судить, рекламной болтовней и систематической сдачей позиций. При этом в стране нет никакой модернизации, и сейчас Россия присоединяется к ВТО на условиях, которые не совместимы с существованием не то что российской экономики, но и России как таковой.

Люди, которые скоро будут подписывать соглашение о вступлении в ВТО, должны понимать, что они подписывают документ, превращающий Россию в Киргизию.

Уже через полгода после присоединения Киргизии к ВТО на кабальных условиях ее руководство попросилось обратно. Проблему решили предоставлением Киргизии огромной помощи по многим каналам, — но, когда помощь сократилась, страна просто рухнула: в ней было уже две революции, и не факт, что там вообще сохранится государственность как таковая.

Присоединение России в ВТО поведет нас по пути Киргизии. В первую очередь, это приведет к стагнации сферы сельского хозяйства. Объемы помощи сельскому хозяйству уже через пару лет будут снижены вдвое, с 9 млрд. в предвыборном 2011 году до 4,4 млрд. в 2014 году. Хотя и то, что было, ничтожно мало.

Особо пострадает свиноводство. После вступления России в ВТО пошлина на ввоз живых свиней рухнет в разы. А свиноводство — это не только крупный и средний бизнес, но и личные подсобные хозяйства, обеспечивающие нормальную жизнь сотен тысяч семей и, соответственно, социальную стабильность.

Химия, машиностроение — о значительной части этих отраслей российской экономики вообще можно будет благополучно забыть. Что касается автомобилестроения — сборка, вероятно, останется, хотя непонятно, как она будет бороться со сборкой из Южной Кореи или Китая. А вот «АвтоВАЗ», скорее всего, будет куплен под ликвидацию, и как при этом будет жить город Тольятти, в котором около 100 тыс. человек занято на автопроизводстве и готово защищать свои права, не знаю. Не хочу этого видеть, но, думаю, там будет на что посмотреть.

— С 1 января 2011 года в России увеличен единый социальный налог — с 26 до 34%. Как такое изменение отразилось на деловом климате страны? Получил ли бюджет деньги, на которые рассчитывал?

— Повышение и без того высоких ставок обязательных страховых взносов, усугубленное регрессивным характером, при котором бедные платят за богатых, привело к резкому уходу бизнеса в тень. Собираемость продолжила снижение, и бюджет не получил то, на что рассчитывали безграмотные бухгалтеры правительства. Сейчас пошли на попятную, сделали ставку 30%, но это как мертвому припарки. Считаю справедливой позицию «Деловой России»: плоская шкала в 15% и, добавлю от себя, увольнение авторов сегодняшней кошмарной конструкции. Пусть работают на наших конкурентов.

В течение первых трех месяцев 2024 года в бюджет республики поступило 4,9 млрд рублей от платных услуг, предоставленных государственными и муниципальными учреждениями. Это на 542,2 млн больше, чем за аналогичный период предыдущего года.

Доходы от государственных учреждений составили 3,27 млрд рублей, от муниципальных учреждений — 1,64 млрд рублей.

Напомним, за первые три месяца 2024 года доходы консолидированного бюджета Татарстана достигли 149 млрд рублей.